Главной целью каждого налета должна была считаться бомбардировка Лондона, так как здесь находилось Адмиралтейство, откуда велось все руководство войной на море, а в лондонских доках и в устье Темзы могло встретиться много других, не менее важных объектов, уничтожение которых имело бы величайшее значение для хода войны. Однако из-за ветровых условий не всегда удавалось достигнуть этой цели. Еще во время самого перелета всегда могли произойти те или иные отклонения от намеченного плана, так как условия ветра и погоды, вопреки ожиданиям, могли оказаться совсем иными. Поэтому перед вылетом воздушных кораблей им давались лишь общие указания — атаковать южную, центральную или северную Англию. Под южной Англией подразумевался район Темзы, под центральной — район Хамбера и под северной Англией — район [168] Ферт-оф-Форта. Устья этих трех рек являлись главными опорными базами английского флота, и здесь же находилось множество всякого рода заводов, предназначенных для военного и торгового судостроения. Выбор объекта атаки (на юге, в центре или на севере) находился в зависимости от направления ветра, потому что в большинстве случаев налеты планировались с таким расчетом, чтобы на пути в Англию воздушные корабли шли против ветра; благодаря этому на обратном пути перелет совершался по ветру, а это могло иметь значение в том случае, если бы воздушные корабли получили повреждения или часть моторов вышла из действия.
Из произведенного в ночь с 31 января на 1 февраля налета не вернулся воздушный корабль L-19. Пролетая на обратном пути на небольшой высоте над Голландией, дирижабль попал в полосу мглистой погоды и был обстрелян голландской артиллерией. Повернув опять в море, дирижабль из-за полученных повреждений не смог больше бороться с сильным северным ветром и вынужден был сесть на воду примерно в 100 милях от английского берега, на параллели Гримсби. Там его встретил траулер «Кинг Стефен», который подошел к тонувшему дирижаблю на расстояние оклика, но отказал в помощи беззащитному экипажу и предоставил ему погибать в волнах. Англичане считали, что было вполне в порядке вещей поставить в Северном море систему заграждений, благодаря которым флот обеспечивал себе максимум безопасности, и не обращать при этом никакого внимания на общепризнанные права нейтральных стран. Что последствием этого должна явиться голодовка всего германского населения, вызванная всей совокупностью мероприятий, которые проводились с заранее обдуманным намерением, — все это было для англичан безразлично, и их чувство гуманности ни в какой степени от этого не страдало. Англичане использовали средство, которое служило их военным целям, и против этого нельзя было бы ничего возразить, если бы они признавали подобное же право и за противником. [169] Но на самом деле, уж не берусь судить — сознательно или по свойственному им бессознательному лицемерию, англичане всегда считали долгом возмущаться, если их противник применял контрмеры. От наших воздушных налетов страдало также и гражданское население. Это было неизбежно, поскольку военные объекты, быть может, именно с целью предохранить их от нападения, располагались рядом с жилищами населения. Для англичан было совершенно безразлично, что экипажи воздушных кораблей, сражаясь за свою притесняемую родину, сами подвергались величайшей личной опасности. Англичане привыкли воевать главным образом на чужой территории и руками своих наемников, поэтому они рассматривают всякий ущерб, причиненный их личному благополучию, как нарушение принципов гуманности, и поднимали страшный шум, чтобы привлечь на свою сторону общественное мнение. Примером в этом отношении служит также образ действий англичан в вопросе о минной войне.
На второй Гаагской конференции английский делегат Сэтоу горячо возражал против принятия постановления, согласно которому разрешалась постановка мин в открытом море, и ссылался при этом на опасности, которые возникли бы в результате этого постановления для нейтрального судоходства. Несмотря на это англичане забросали минами обширный район моря перед восточным выходом из Английского канала, потому что здесь они ставили свои военные цели выше, чем прежние свои принципиальные взгляды и уважение к правам нейтральных стран. Наша минная война у английских берегов поносилась, как величайшее преступление, хотя она допускалась даже по смыслу вынесенных в Гааге постановлений. Подобное же лицемерие в вопросе об одобрении или порицании действий, продиктованных военными соображениями, мы находим, к сожалению, и в английской специальной литературе. Если английский флот, несмотря на свое несомненное численное превосходство, не считал нужным приближаться к германским берегам, то, [170] по английским понятиям, это было очень хорошо и совершенно правильно; но если слабейший германский флот отказывался совершить явную военную ошибку, то это — недостаток мужества. Если английский флот, как мы это увидим далее, несмотря на свое двойное превосходство в силах, понес в бою вдвое большие потери, нежели его более слабый противник, то все же это объявляется английской победой. Так где же в конце концов здравый смысл?
Сделав это отступление, возвращаюсь к описанию событий. Одна из первых операций, предпринятых в соответствии со вновь выработанным оперативным планом, привела в ночь с 10 на 11 февраля к столкновению с английскими сторожевыми кораблями у Доггер-банки. Присутствие там этих кораблей находилось, конечно, в связи с нашими воздушными налетами: либо имелось в виду получить предупреждение о приближении наших воздушных кораблей, либо — преследовать их при их возвращении[58]. II, VI и IX флотилии миноносцев во время ночного поиска наткнулись на английский корабль, который сперва был принят за крейсер, но затем было установлено, что это был корабль нового типа «Эребис». После короткого артиллерийского боя «Эребис» был потоплен торпедой, командир, несколько офицеров и 28 матросов были спасены и взяты в плен. Еще один корабль был взорван торпедой, после чего наблюдалось его потопление[59]. Эти корабли были построены совсем недавно, имели 1600 тонн водоизмещения, 78 человек экипажа, незначительную осадку и 16-узловую скорость хода.
11 февраля командованием флота было получено от начальника Адмирал-штаба распоряжение, касавшееся действий [171] против неприятельских вооруженных торговых судов. Одновременно в печати был опубликован «Меморандум германского правительства относительно обращения с вооруженными торговыми судами». В этом меморандуме, на основании изданных английским правительством инструкций и на основе многочисленных фактов, приводились неопровержимые доказательства того, что английские вооруженные суда имели официальное задание обманным путем нападать на германские подводные лодки повсюду, где бы они ни встретились, и вести против них беспощадную войну. Меморандум заканчивался следующим оповещением:
Берлин, 8 февраля 1916 г.
1. При наличии изложенных выше обстоятельств нет никаких юридических оснований рассматривать вооруженные артиллерией неприятельские торговые суда как неприятельские торговые суда. Поэтому германские морские силы по истечении краткого срока, необходимого для обеспечения интересов нейтральных стран, будут поступать с подобными судами как с военными кораблями.
2. Германское правительство ставит об этом в известность нейтральные страны, чтобы они могли предупредить своих граждан, а те не вверяли впредь свою жизнь и свое имущество вооруженным торговым судам, которые принадлежат государствам, находящимся в состоянии войны с Германией.
Приказ морским силам, который из уважения к интересам нейтральных стран должен был вступить в силу только 29 февраля, гласил:
«Неприятельские торговые суда, вооруженные артиллерией, должны приравниваться к военным кораблям и [172] уничтожаться всеми способами. Командиры должны иметь в виду, что ошибка в определении национальности судна поведет к разрыву с нейтральными державами, поэтому приступать к уничтожению торгового судна на том основании, что оно вооружено, можно только в том случае, если это вооружение опознано».
