В соответствии с обстановкой, как мы ее себе представляли, необходимо было выяснить характер действий противника. Пока приводились в оборонительное состояние острова Северного моря и устья рек, эскадры линейных кораблей и линейных крейсеров, находясь на своих якорных стоянках, использовали эти первые дни для приведения кораблей в полную боевую готовность. В особенности это касалось кораблей [61] II эскадры, при постройке которых применению огнестойких материалов не было придано такого большого значения, как это имело место на более новых кораблях, и теперь предстояло убрать все вредное в этом отношении. Все это создало много труда, шума и беспокойства. Казалось, что уже в мирное время детально было продумано все, что могло быть полезным и необходимым в бою; однако теперь всплывали все новые и новые возможности использования гамаков, стальных сетей, якорных канатов, спасательных поясов и множества иных разнообразных предметов. Обо всем, что было изобретено и признано полезным на одном корабле, командующий эскадрой сообщал на другие корабли, которые он обходил, чтобы быть в курсе произведенного переустройства и вызывать на местах инициативу.
Наряду с этим производился прием вновь назначенной команды, состоявшей в большинстве из запасных, которые еще сравнительно недавно служили на тех же кораблях и среди которых я встретил много старых, знакомых, так как с 1907 года я сам, с перерывом всего в один год, все время плавал во флоте.
Всякого рода новости, поступающие с возвращавшихся из-за границы пароходов или от наших сторожевых кораблей, частые ложные тревоги по поводу мнимого появления самолетов или подводных лодок, ночная стрельба или появление огней и света прожекторов в неправдоподобных направлениях, взрывы мин на мелководном фарватере Эльбы (впоследствии этому было найдено естественное объяснение, но первоначально причину старались приписать действиям неприятеля), прекращение всякого сообщения с берегом, введение боевой вахты — все это придавало первым дням войны своеобразную прелесть. В окружавшем нас мире не произошло никаких изменений против обычной картины мирного времени, потому что даже движение судов на Эльбе было таким же оживленным.
Радостно приветствовался каждый приходивший с моря германский пароход, которому удалось возвратиться на родину; [62] но в каждой из радиотелеграмм в любую минуту можно было прочитать о призыве выйти навстречу неприятелю.
В течение тех дней, когда должна была определиться позиция Англии, мы не пренебрегали подготовкой к активным операциям, и, одновременно с поступившим 4 августа в 19 ч. 47 мин. сообщением об объявленном «состоянии войны с Англией», мы приняли (по радио) приказ вспомогательному крейсеру «Кронпринц Фридрих Вильгельм»[14] о немедленном выходе в море. Вслед за тем вспомогательный пароход-заградитель «Кенигин Луиза» в 21 ч. 30 мин. вышел из Эмса к устью Темзы.
Так начались первые операции, связанные с ведением крейсерской войны и малой войны у берегов Англии. С напряженным вниманием мы следили в радиорубке флагманского корабля за развитием этих первых двух операций. Помешают ли большому быстроходному пароходу или же ему удастся беспрепятственно прорваться в океан?
Радиограмма, переданная на «Кенигин Луизу», гласила: «Идти полным ходом к Темзе. Поставить мины как можно ближе к английскому берегу, не ставить их вблизи нейтрального берега и севернее параллели 53°». Пароходу, который еще недавно поддерживал в летнее время сообщение с купальными курортами, расположенными на островах Северного моря, на следующий день (5 августа) около И ч. пришлось вступить в бой с неприятельскими крейсерами и истребителями. Пароход был потоплен торпедой. Перед боем он успел поставить свои мины, и жертвой их стал преследовавший его крейсер «Эмфион» (3500 тонн, спущен на воду в 1911 г.), который также пошел на дно, потеряв 131 человека. Таким образом, первый же день войны принес потери обеим сторонам, причем первое нападение последовало с нашей стороны. [63]
Жертвы с нашей стороны не были напрасными. Прежде всего они стоили неприятелю потери нового крейсера, но еще важнее было впечатление, произведенное как у нас, так и у неприятеля. Так с самого начала определилось положение, при котором противник, ища укрытия от наших агрессивных методов ведения войны, предпочел уйти в северные воды, а не избрал иной путь — закупорку наших выходов в море. В течение всей войны в устьях наших рек не было поставлено ни одной английской мины, между тем как в открытом Северном море было поставлено несколько тысяч мин.
Следующие дни не были отмечены какими-либо происшествиями, самолеты и дирижабли ничего не обнаружили, а вернувшиеся с моря рыболовные суда сообщили о замеченных ими английских военных кораблях лишь на далеком расстоянии от Германской бухты (у Абердина). Нам самим необходимо было позаботиться об обнаружении местонахождения неприятеля и направиться туда, чтобы добиться требуемого уравнивания сил. Возникло намерение использовать для этой цели миноносцы и подводные лодки, без которых можно было обойтись при несении охраны Гельголандской бухты.
У начальника подводных лодок, капитана 3 ранга Бауэра, сложилось впечатление о бесполезности применения подводных лодок для чисто оборонительных целей у Гельголанда; казалось маловероятным, что противник подойдет так близко, и если бы он и подошел, то возможность атаки все же оставалась под сомнением. Частые выходы и возвращения лодок, как того требовали практиковавшиеся методы несения сторожевой службы, да еще при наличии навигационных опасностей в районе Гельголандской гавани, должны были повлечь за собой напрасное изнашивание механизмов и аварии лодок. Поэтому Бауэр старался убедить командование флота в том, что положение может измениться только в результате применения подводных лодок для активных действий. Риск был, конечно, велик, но надежды на успех были еще больше. [64]
Эта точка зрения была одобрена, и было принято крайне важное решение для дальнейшего хода войны. Командование не стало медлить с выполнением этого решения, и 6 августа подводным лодкам было приказано выйти в море для проведения операции против английских главных сил, предположительно находившихся в Северном море. Допускалось, что они могли держаться примерно в 200 милях от Гельголанда с целью перехватить наши дредноуты, которым пришлось бы идти в Северное море вокруг Скагена в том случае, если бы проход Кильским каналом оказался затруднительным. Для выполнения операции было предназначено 10 подводных лодок, а продолжительность операции была определена в 6 дней.
Поисками надлежало охватить все Северное море до параллели Оркнейских островов. Подводным лодкам оставалось при этом надеяться на свои собственные силы, так как конвоировавшие их крейсера «Гамбург» и «Штеттин», причисленные к флотилии подводных лодок, естественно, не могли их сопровождать на всем протяжении похода. Они должны были прикрывать выход лодок лишь на протяжении первых 100 миль с тем, чтобы в случае встречи с легкими силами противника оттянуть их от лодок по направлению к Гельголанду; сами же лодки не должны были в это дело ввязываться, так как их целью являлась атака неприятельских линейных кораблей. Свобода действия предоставлялась лодкам только на обратном пути, когда им надлежало использовать любой случай, позволявший нанести неприятелю потери. Погода для проведения операции была неблагоприятная, пасмурная, дождливая, видимость плохая.
Ожидалось дальнейшее ухудшение погоды, но так как этого не последовало, то начальник лодок приказал начать операцию; трудно предсказывать погоду для такого обширного морского района и особенно при существующих в Северном море быстро меняющихся метеорологических условиях.
Принятое решение являлось блестящим доказательством нетерпеливой жажды подвигов со стороны нового оружия, [65] которое в мирное время, на маневрах, еще никогда не получало столь сложного задания.
Поход нужно было выполнить с таким расчетом, чтобы лодки, выстроившись в одну линию с интервалами в 7 миль, прошли сперва 300 миль по направлению на NNW, затем повернули обратно и, дойдя до линии Скапа-Флоу — Ставангер (куда они должны были прийти примерно через 72 часа после начала операции), оставались на этой линии до 18 ч. следующего дня, после чего им надлежало возвратиться к Гельголанду.
