Капитан–лейтенант Райнер поднялся наверх первым и тут же, вдохнув полной грудью опьяняюще–свежий воздух, достал из кармана кителя хоть и потрепанную, но вожделенную сигару. Его старый друг Курт Шепке, военный кинооператор из ведомства доктора Геббельса, услужливо поднес зажигалку. Перед самым походом Курта буквально навязали морякам по приказу самого командующего подводными силами рейха — адмирала Деница. Отснятый оператором материал должен был уйти в Берлин, в Министерство пропаганды Германии. Шел ноябрь 1944 года, и подвиги германских подводных «ангелов смерти» превращались в легенду. Кровавая кульминация битвы за Атлантику пришлась на конец 1942 года, после чего германские потери резко возросли. Англичане, потерявшие тысячи торговых судов, стали активно применять дальнюю авиацию и патрульные суда, оснащенные гидролокаторами и эхолотами, позволяющими обнаруживать субмарины врага и «отстреливать» без особых проблем Те беззаботные первые годы войны, когда беззащитные транспорты союзников можно было топить десятками, теперь ушли навсегда и казались красивой старой сказкой. Однако в Берлине требовали побед; снимать их отправили десяток кинооператоров, среди которых оказался и Курт Шепке. Вчера он с ужасом пережил свою первую в жизни подводную бомбардировку, но сегодня, глотнув свежего воздуха, был готов к кинематографическим подвигам.
Райнер не выкурил и четверти сигары, как далеко на востоке, в свете уходящего солнца, мелькнули едва различимые тени. Двое моряков торопливо пытались выровнять изогнутое ограждение рубки, а стоящий рядом недремлющий сигнальщик мгновенно доложил, опустив бинокль:
— Господин капитан, цель воздушная, предполагаю — «Каталина», курс 240, расстояние около 45 кабельтовых, идет параллельно нам!
Райнер напрягся — летающая лодка «Каталина» американской фирмы «Консолидейтед» была сущим бедствием для немецких подводников. Эта «черная ведьма» имела нескончаемые запасы топлива и могла сутками висеть над океаном, наводя на субмарины морских и воздушных убийц, а при случае атаковала и сама. Самолет вооружался обычными и глубинными бомбами.
— Гюнтер, это правда, что эти проклятые гидропланы оснащены кухней и туалетом? — вопрос Шепке застал капитана врасплох, но тут вновь отозвался сигнальщик:
— Семь самолетов типа «Спитфайр», курс прежний, 45 кабельтовых, идут параллельно нам!
Британские истребители были едва заметны на таком расстоянии в бинокль и выписывали странные круги.
— Погружаемся! Курт, ребята, быстрее! — бросил Райнер и с сожалением посмотрел на сигару.
— Я докурю ее потом, — сказал он сам себе и протиснулся в люк. Через минуту лодка с шипением провалилась в свинцовую глубину моря.
Прошли долгие 26 минут после погружения, когда акустик доложил о шуме винтов приближающихся кораблей. Вскоре звук, напоминающий визг циркулярной пилы, стал слышен всем Моряки замерли в тревожном ожидании, подняв головы. Тишина в лодке стояла такая, что была слышна дробь падающих капель конденсата с труб подачи воды к дизелям Сомнений не было — над субмариной шли эскадренные миноносцы. Затем до застывших в изумлении и тревожном ожидании подводников дошел глубокий, монотонный гул. Казалось, там, наверху, проходит гигантский железнодорожный состав.
— Вот это звук! — прошептал Райнер. — Хотел бы я знать, что прошло над нами?
— Гюнтер, самолеты тоже крутились не случайно, и «Каталина», — буквально в ухо капитану прошептал старший помощник Венцель.
— Похоже, сам Толстяк (так немцы часто именовали премьер–министра Черчилля) вновь отправился в гости к американскому президенту, не иначе. Над нами либо «Родни», либо кто‑то из «Кингов», — добавил помощник, имея в виду британские линейные корабли. Шум удалялся. Моряки молча переглянулись.
— Я никогда не прощу себе, если не увижу, кто прошел над нами! Это не винты линкора, это что‑то более огромное! — Райнер взялся за отполированные ручки перископа.
— Поднимаемся!
Лодка пошла на всплытие, и вскоре ее одинокий всевидящий глаз показался над поверхностью моря. Глубиномер остановился на отметке 10 метров, и перископ ушел вверх почти на всю длину. Океан казался темным и угрюмым — солнце почти село. В западном направлении мелькнули серо–бурые, неясные силуэты, а затем в чечевицу оптики «влезла» корма уходящего корабля. Он был уже далеко, но даже при таком расстоянии задняя часть его туши заполнила весь окуляр перископа. Прошедший колосс был полностью затемнен, и лишь отблески уходящего солнца поигрывали на его серой, контрастирующей с горизонтом обшивке. Райнер нервно сдвинул фуражку на затылок и машинально достал свою недокуренную сигару. Все молчали, вопросительно глядя на капитана, Шепке, по привычке, поднес зажигалку.
— Парни, это сама «Шварцкёнигин»! Нам безумно повезло.
Капитан жадно затянулся и вытер внезапно вспотевший лоб.
— Не может быть! — пролепетал Венцель и открыл рот от изумления.
— Гюнтер, мы торпедируем ее?! Я могу заснять атаку века! Гюнтер, это невероятная удача! Я слышал, за потопление «Шварцкёниген» всему экипажу наш фюрер обещал кресты и пожизненный пенсион.
— Ты кретин, Курт! Атаковать «королеву» может только безумец! Этот плавучий дворец носится по океану со скоростью более 30 узлов, и свора эсминцев скоро отстанет от него, как отстали и самолеты. Нам действительно повезло, что нас чудом не заметили и не завернули перископ вокруг шеи. Я не Отто Кречмер и тебе советую не гнаться за лаврами Лени Рифеншталь (известная документалистка Германии). Мы идем в Лориан, ребята. Фюрер пусть оставит кресты другим, а папе Деницу (командующему подводными силами кригсмарине) я доложу все сам Мы не могли атаковать прошедший над нами корабль, даже если бы он шел без охранения. Попасть в этот плавучий город — один шанс на миллион! — Капитан опустил руку с дымящейся сигарой и обвел всех собравшихся в отсеке моряков испытывающим взглядом
— Запомните, ребята, этот вечер! Над нами только что прошел самый большой и быстроходный трансатлантик в мире — лайнер «Куин Элизабет»!..
Конец 20–х, начало 30–х годов XX века знаменовались небывалым рассветом трансатлантических перевозок. После долгой и страшной Первой мировой войны европейцы стали уделять много времени туризму и морским путешествиям Люди жаждали удовольствий и готовы были платить. В карманы судовладельцев широкой рекой потекли деньги, дающие возможность модернизации старых судов и постройки новых. Просторы Атлантики бороздили германские лайнеры «Бремен» и «Европа», удерживающие скипетр победителей, пока он не перешел в другие, не менее надежные руки, — мир удивили итальянцы своими «Рекс и «Конте ди Савойя».
«Рекс» сразу показал свои беговые качества и гордо вздел Голубую ленту на грот–мачте! Правда, к некоторому огорчению диктатора Италии Муссолини, пароходы страдали «зубной болью» от бесконечных недоделок и дефектов. Так, на том же «Рексе» уже в первом рейсе перестали работать десять лифтов, а в каютах первого класса регулярно пропадала горячая вода. Многие пассажиры сдали билеты, не добравшись до Америки.
Спущенный на воду с не меньшей помпезностью «Конте ди Савойя» отправился в свой первый рейс 30 ноября 1932 года. Корабль впервые в истории гражданского судостроения был снабжен гидростабилизаторами — устройствами, снижающими качку. Как и с «Рексом», с этим пароходом случилась неприятность: когда до берегов Америки оставалась пара сотен миль, лопнул клапан одного из кингстонов, принимающих забортную воду. Холодная вода океана хлынула в помещение динамо–машин. «Савойя» сбавил ход, и экипаж в немалом волнении принялся ликвидировать последствия аварии. В этом случае о хорошем настроении пассажиров, пребывавших на борту, говорить не приходилось. Сказывались невероятная скорость постройки и низкое качество работ. И все же оба лайнера стали любимцами по обе стороны океана.
В порт английского Саутгемптона раз в месяц заходил величественный трехтрубный пароход «Иль де Франс». Французский лайнер сразу покорил сердца желающих пересечь Атлантику своим комфортом и уровнем сервиса на борту. В начале 30–х годов из Франции стали просачиваться еще более сенсационные слухи — в Сен–Назере фирма «Пено» готовит к строительству самый большой в мире трансатлантик. Уровень комфорта запредельный. В «Пено» не скрывали, что их детище будет турбоэлектроходом Проект готовит некий русский эмигрант, никому не известный Юркевич.
