— А как же Эггер-Линц и Лунден? — Егор сел на кровати, комкая одной рукой одеяло.

— Альбин с Олафом согласны, им тоже этот недоучка встал поперек горла, так что бери такси и давай к нам. Записывай адрес.

Пребывая в некотором шоке от того, что Горелов начал называть своих партнеров по именам, Егор автоматически записал адрес и пошел в душ. Уже через сорок минут он был в офисе у Эггер-Линца. Переводчик бросил на него недовольный взгляд и гордо удалился прочь.

— Иди сюда, — махнул ему Горелов, отпивая из чашки. — Ты завтракал?

Егор отрицательно покачал головой.

— Тогда пей кофе и вот печенье.

Егор в шоке обвел взглядом всех троих мужчин. Они сняли галстуки и пиджаки, закатали рукава на рубашках и выглядели скорее на пикнике, чем как на серьезной деловой встрече.

— Что я пропустил? — тихо спросил он у Горя.

— Ничего, — отмахнулся тот, — просто оказывается у нас много общего и даже языковой барьер тут не при чем. Знал бы я, что в бизнесе так выгодно быть голубым, подался бы в геи раньше.

Егор закатил глаза.

— То есть у вас тут международная гей-дружба?

— Ага, — Горелов потер руки и отпил еще кофе, — переговоры идут как по маслу. А этот олух царя небесного всю малину портит. И где они такого нашли? Кстати, спроси у Альбина.

Егор прожевал печенье и задал вопрос.

Эггер-Линц слегка покраснел и ответил, что предыдущий переводчик непомерно поднял цены, и он взял на это место племянника мужа своей сестры, который утверждал, что знает русский в совершенстве.

— Австрийская прижимистость, — неожиданно одобрил Горелов, — ценю.

Остаток дня, с перерывом на обед, они провели в офисе. Переговоры, и правда, стали в разы легче, обе стороны с готовностью шли на уступки. Такими темпами договор можно было бы подписывать уже завтра, максимум послезавтра.

Вечером Лунден пригласил их на ужин, и они согласились. Умаявшийся Егор, говоривший в этот день в три раза больше, чем все остальные, чувствовал себя вымотанным до невозможности.

— Я сейчас сдохну, — пообещал он Горелову и рухнул на кровать.

— Это вряд ли, — Горе бодренько разделся и принялся раздевать его, — сейчас контрастный душик, одеваемся и идем ужинать. Утром ты почувствуешь себя значительно лучше.

— Я так город вообще не посмотрю, — тихо пожаловался Егор, когда с него стаскивали брюки.

— Посмотришь, закончим переговоры и вместе будем по городу гулять, командировка все равно оформлена на неделю.

Егор издал страдальческий стон, когда его повели в ванну. А потом и страдальческий крик, когда выяснилось, что контрастный душ в исполнении Горелова, ну очень контрастный.

На ужине Егор откровенно клевал носом, Горелов только и успевал отодвигать его бокал с вином, да подхватывать вилку.

— А вот и отец Йонаса, — Альбин, они с норвежцем сумели настоять, чтобы Егор тоже называл их по имени, приветливо махнул рукой. — Это ресторан его жены, я рассказал им о том, как меня подвел их сын, так что этот ужин за счет заведения, в качестве извинения.

— Австрийская прижимистость, — вспомнил Егор то, что днем сказал Горе.

— А я его знаю, — удивился Горелов, — это же тот врач, который меня лечил, ну после…

Мужчина подошел к ним, пожал всем руки, спросил все ли в порядке. Извинился за сына. И что-то спросил у Егора. Тот вздрогнул, отрицательно покачал головой. В ответ австриец рассмеялся, добавил несколько слов и пошел дальше.

— Что он сказал? — с любопытством уточнил Горелов.

— Спросил, собираемся ли мы кататься на лыжах. Обрадовался, когда узнал, что нет, сказал, что в прошлый раз ты из-за лыж чуть не перестал быть мужчиной.

— Чуть? — нахмурился Горелов.

— Чуть, — подтвердил Егор.

— Ты уверен, что правильно все понял? — Виктор встал из-за стола, не обращая внимания на удивленные взгляды партнеров по бизнесу.

— Правильно, — ответил Егор совсем убитым голосом.

— Тогда пойдем-ка его догоним, разговор есть.

Поймать доктора удалось рядом с кухней. Отведя его в тихое место, Егор перевел ему несколько вопросов Горелова. Оказалось, что его утренние догадки были верны. Ни о какой импотенции и речи ни шло. Врач припомнил, что сказал русскому никогда не брать на трассу неопытных лыжников, и добавил, что ему еще повезло, еще немного и он мог бы повредить член настолько, что его ждала неминуемая импотенция.

На Горелова было жалко смотреть, он был в шоке. Когда Егор спросил, с чем могла быть связана потеря эрекции, доктор объяснил, что это скорее всего смесь страха и сила самовнушения, и посоветовал сходить к психиатру, но сначала все же пройти полное обследование в России или здесь в его клинике. После этих слов Горелов пробормотал что-то про то, что он, оказывается, нормальный, и ушел не прощаясь. Егор извинился и бросился вслед за любовником, но того и след простыл.

Прощаться с Эггер-Линцем и Лунденом ему тоже пришлось за двоих. В номере Горелов также не обнаружился.

— Ну где же он? — Егор схватился за мобильник, но телефон сначала никто не брал, а потом и вовсе оказался выключен. Это была катастрофа.

Егор сел на кровать. Похоже, что его странному роману пришел конец. Сейчас Горе придет в себя и осознает, что он натуральнее некуда и вся эта пидорасятина ему нафиг не сдалась. Потом он поднимется в номер и скажет ему съезжать на все четыре стороны. Или еще хуже, приведет с собой женщину, чтобы отпраздновать возвращение в стан натуралов.

На глаза навернулись злые слезы. Почему сейчас? Когда у них все начало налаживаться? Егор прождал любовника в номере почти два часа. Стало ясно, что Горелов ночевать не придет. Ждать дальше было бессмысленно. Все, что он мог сделать — это спасти свою гордость. Егор собрал вещи, написал короткую записку, что уезжает обратно в Россию, вызвал такси и поехал в аэропорт, надеясь, что имеющихся у него денег хватит, чтобы поменять тот билет, что у него был на вылет на ближайшее время.

Сердце разрывалось от тоски. Потерять все, когда счастье было так близко. Он и сам не помнил, как оказался в Москве, как забрал свои вещи из гореловской квартиры и переехал к Леше, как писал заявление на увольнение в кадрах. Эти два дня слились для него воедино. Сплошная серая масса бессмысленных действий. Лешка со Стасом не отходили от него ни на шаг, боясь, что он может что-то с собой сделать. Глупые, самое страшное с ним уже произошло. Он влюбился в натурала и разбил свое глупое сердце. Жить, и правда, не хотелось.

Горелов же совершенно не думал о том, чтобы тащить в номер какую-то бабу или еще чего-то подобного. Он вообще о бабах не думал.

Виктор просто брел по улицам красивого города и никак не мог понять, как же он мог так лопухнуться. Кто ж знал, что он внушаемый как собака Павлова? Сам себя импотентом сделал силой мысли. Но особо расстраиваться по этому поводу у него не получалось, в голове раз за разом вспыхивало одно единственное слово: «Могу!». Он не импотент! Его член стоит и ничего с ним не случилось!

Вначале это просто был шок, когда Горелов не мог вымолвить и слова. Он ушел, чтобы подумать об этом самому. Без партнеров, которым совсем не обязательно знать о нем такие подробности. Без Егора, который будет пытаться его утешить. Нет, потом. Сейчас Горю совсем не хотелось всех этих разговоров. Нужно было все переосмыслить, решить, как быть дальше.

Он не импотент!

Когда мозги хоть немного прочистились, Горелов обнаружил себя на лавочке в каком-то сквере. На улице уже стояла ночь, и неизвестно, сколько он вот так вот сидел. Задница так точно затекла и по форме теперь идеально подходила лавке из неплотно сбитых трех досок.

Виктор встал, потер пятую точку и огляделся.

Местности он не знал совершенно. И как угораздило сюда забрести?

А потом мысли вновь резко перекинулись на то, что терзало его до сих пор. Он не импотент! Он может полноценно трахаться, то есть трахать сам!