– Зуб, говоришь?.. Давай, – потребовал Боров.

Бедный усопший совершил ритуальный блатной жест, щелкнув ногтем по краешку своего верхнего резца. В свете прожектора Молли четко увидела, как зуб не выдержал: вылетел из десны клянущегося и поскакал по столу к толстому.

Тот неуклюже прихлопнул его ладонью и, брезгливо взяв двумя пальцами, поглядел на заклад.

– Гнилой ты человечишка, Лисапед, – сказал Боров тощему, кладя зуб в карман. – Смекай, если развел, мочкану повторно...

– Боров, ну, ты че?.. Ну, я же за тебя в огонь! – залебезил Лисапед, энергично жестикулируя.

Он увлекся и с размаху задел столешницу пальцами. Пальцы неестественно вывернулись. Молли почудилось, что она слышала хруст, однако в непрекращающемся «бумс-бумс-бумс!» это было невозможно.

А Лисапед даже не заметил нанесенного себе ущерба!

Крепившаяся до сих пор Молли не выдержала и закричала от ужаса и непереносимого ощущения тотальной гадостности происходящего.

– Живая! – завопил Лисапед, показывая на девочку.

– Стопудняк! – взревел удивленно Боров.

Музыка стихла, осветитель направил неоновый луч в темный угол, и толпа уставилась на замолчавшую Молли.

– Деликатес! – провозгласил Боров, и мертвяки взвыли от радости.

Лисапед подскочил к девочке, хватая ее за запястье выбитой руки. Волшебница завопила от боли.

Толстый Боров тоже приблизился и взял ее за левый локоть.

Тут дверь дискотечного туалета открылась, из нее вышел злой Харри Проглоттер и как следует шибанул ею, захлопывая.

– Архитектор, блин! – сплюнул мальчик, разворачиваясь к мертвякам и плененной Козазель.

– Молли?! – обрадовался маг. – Ты жива!

– Не пори сантиментов, мы в западне! Это мертвяки! Колдуй, идиот! – зашипела девочка.

Проглоттер принялся выуживать палочку. Толпа опешила, не веря накатившему счастью: два блюда за один вечер, а второе еще и с жирком!

– Каким бы заклинанием их достать? Не помню, не учил... – Харри дрожащей пятерней сжимал магический инструмент.

– Неуч и прогульщик! – закатила глаза Молли. – Они страшно стесняются своей наготы!

– Точно! Эксгибиционика вуайеристикум! – прокричал Проглоттер, направляя волшебную палочку на пленителей Молли Козазель.

Но палочка была уродливо кривой, поэтому заклинание попало в саму Молли.

Ее одежда исчезла.

Юный маг вылупился на голую Козазель.

– Фиг ли пялишься? – нахмурилась девочка.

– Гх-мык... Кхе... Извини, Молли, – выдавил смущенный Проглоттер.

Он сделал вид, что его очки запотели, и принялся протирать их платком.

– Колдуй в толпу, дубина!!! Не промажешь! – заорала на Харри Молли. Мальчик исправился, открыв беглую стрельбу «эксгибиционистикой».

Теперь в стане мертвого врага начался переполох. Умруны болезненно относились к отсутствию одежды на себе и окружающих. Толпу охватила паника. У выходов образовалась давка.

Под шумок Харри и Молли юркнули в туалет. Из одежды у Козазель осталась лишь волшебная палочка. Девочка быстро наворожила себе обычный наряд и облегченно вздохнула.

– Куда дальше? – спросил ее Харри.

– Ясное дело, в пролом, через который я сюда попала, – похоже, Молли окончательно пришла в порядок. – Не через твой унитаз же, правильно?

Проглоттер хотел рассказать об Архитекторе, но, подумав, счел это излишним.

Приоткрыв дверь и убедившись, что трупы разбежались, ребята бросились к дыре в стене и очутились В комнате с видом на задницу Сфинкса. Зверь снова лежал. Скорее всего, сумасшедший хренблин пробедокурил мимо.

Миновав несколько огромных анфилад, лестниц и полупещерных коридоров, совершенно уставшие дети сели отдохнуть.

– Наверняка сейчас уже ночь, – Козазель зевнула.

– Да, шестая ночь с того момента, когда я слопал эту чертову Шаурму, – согласился Проглоттер. – Пургений у меня. Теперь бы найти Глотожралище...

В его животе ухнуло и стихло.

– Ничего, завтра разыщем, – продемонстрировала уверенность Молли. – А сейчас предлагаю смежить веки и отдаться Морфею. По-любому.

Девочка закрыла глаза и тут же засопела. Харри выгреб из рюкзака спальный мешок, раскатал его и осторожно подтолкнул на него сидящую Молли. Она съехала и уютно свернулась калачиком на мягком.

Проглоттер поглядел на стену и присвистнул.Здесь была галерея надписей.

«Мы выжжем слово „мир“ на пятках милитаристов! Партия ортодоксального пацифизма», – обещала самая большая.

– Ба! Да тут стихи Железного Дровосека! – вскрикнул Харри, рискуя разбудить спутницу. «Не ржавею, не скриплю, не плачу...» Вот реальный поэт...

Потом Харри восхитился хокку древнего японского поэта Чу Ковскидзуки:

Храбр и напорист

мелкий самец комара:

фонарик в руке!

Рядом красовалось творение другого блистательного японца – Шекспирачи:

Эту улыбку узнаю я даже без кожи.

Бедный любимец – комичный герой

театра Кабуки, Йорик-сан!

Порадовало двустишье:

Скажи-ка дядя! А не много ль

Я взял яиц на гоголь-моголь?..

И ниже: «Здесь был Миша Л.»

Стена пестрела всякими «Киса и Ося здесь были», «Проверено – мин нет» и просто классическими краткими триграмматонами. Мальчик удивился, сколь странными дорогами идут разные люди, неизменно приходя к одному и тому же.

Потом устроился рядом с Молли и задремал...

Харри положил еле живую Молли Козазель на каменный пол подземелья. Джеймс и Йода топтались рядом, держа какие-то каменные чурки, называемые ключами стихий.

В подземелье, образуя квадрат, торчали четыре гранитные тумбы, на которые нужно было установить чурки, чтобы пробудить элементы-стихии, чтобы активизировать пятый элемент, которым являлась Молли, чтобы ожило Оружие Мира и Добра, чтобы навалять по первое число Мировому Злу в форме живой черной планеты, приближающейся к Земле-матушке.

Всё это было слишком сложно для Харри Проглоттера. Но времени оставалось мало. Он выхватил одну чурку из рук Джеймса и кинулся к ближайшей тумбе. Символ, выбитый на чурке (три волны), совпал с высеченным на лафете. Харри вставил ключ в паз. Его примеру последовали Барахлоу и Йода.

Четыре чурки стояли на местах, но ничего не происходило. Харри подбежал к девочке:

– Молли, как пробудить стихии?

– Отлезь, противный, – простонала Козазель. – Я в печали.

Проглоттер беспомощно заозирался.

– Мы пропадем, нам капец! – заверещал эльф, мотая в истерике головой.

– Киса, не хлопайте себя ушами по щекам, – произнес Харри, но из чурки, покоившейся рядом с Йодой, вылезли маленькие фигнюшечки. – А нет, хлопайте-хлопайте!

Сквозняк от ушей Йоды попадал на ключ, отпирая стихию воздуха.

Дальше пошло легче: вода, огонь, земля... Вскоре над всеми чурками бушевало по маленькому фейерверку. Настал черед пятого элемента.

– Действуй, Молли! – воззвал Харри, тормоша подругу.

– А на кой? – вяло повела бровью Козазель. – Тут у вас туманы и дожди, тут у вас холодные рассветы... Война вот тоже... Мир, каким мы его знали, пришел к концу. И черт с ним, Харри. А ну всё в кочерыгу!

– Молли, как ты можешь такое говорить? – Харри почти заплакал. – Как прекрасен этот мир, посмотри!.. И вообще недавно узнал, что у меня есть огромная семья: и травинка, и лесок, в поле каждый колосок, речка, небо голубое... Молли, это всё мое! Родное, Молли!.. Это Родина моя, слышишь?.. Всех люблю на свете я!..

– Душевно сказал, Харри, только поздно уже. И, словно бабочка, к огню летела так неосторожно, эх!.. Как холодно... Живите, живите все! Вам надо жить, а мне надо... умереть... И ни на кого не жалуюсь, ни на кого не обижаюсь... Вы все очень хорошие люди... я вас всех... всех люблю.