Он передал мне карточку.
– Как насчет денег? – спросил я.
– Ты думаешь только об одном, – со злобой проговорил он.
Вот здесь он ошибался, но это был не тот момент и не то место, чтобы рассказывать ему о Веде Ракс.
– Вот, забирай, и подумай лучше о том, что тебе предстоит сделать.
Он протянул мне две стодолларовые бумажки. Я сложил их и поместил в свой портсигар. После этого мне следовало бы дать ему в челюсть, выбросить из машины и смотаться оттуда, но беда была в том, что я хотел снова увидеть Веду Ракс. Я все еще чувствовал ее губы.
– Когда ты откроешь сейф, пудреница будет на второй полке. Ты не сможешь не заметить ее. Маленькая золотая коробочка в полдюйма толщиной. Сотни женщин пользуются такими. Положишь клинок на ее место.
– Многих неприятностей еще можно избежать, если на ночь эту крошку заковывать в кандалы, – заметил я. – Подумай над этим.
Он открыл дверь и выскользнул в темноту. Я последовал за ним. Оставалось только догадываться, где же в действительности заканчивается стена. Некоторое время мы прислушивались. Вокруг не было ни звука. Мне пришло в голову, что собака в это время спокойно может валяться как раз по другую сторону забора; от одной мысли о ней меня бросало в дрожь.
– Готов? – нетерпеливо спросил Паркер. – Закончить нужно до того, как поднимется луна.
– Да, – ответил я и геройски помахал тростью, воображая перед собой волкодава. Теперь я жалел, что не взял с собой оружия.
Он размотал веревку и подал мне крюк. С третьей попытки крюк наконец зацепился за проволоку и остался на ней.
– Ну, давай, – сказал я. – Слушай хорошенько. Сваливать оттуда я могу в немного другом темпе.
– Не сделай ошибки, Джексон, – предостерег он. Я не мог видеть его лица, но говорил он сквозь зубы. – Денег ты больше не получишь, пока не принесешь пудреницу.
– Как будто я не знаю, – ответил я и взялся за конец веревки. – Я получу клинок?
– Я подам тебе его наверх. Поосторожнее с ним. Не задень им обо что-нибудь. Может остаться отметина.
Я вскарабкался по веревке до самой проволоки. Укрепившись ногами на одном из узлов, я взялся за ножницы. Проволока была смотана очень туго, и потребовалось приложить немало усилий, чтобы она не хлестнула меня по лицу. Через какое-то время я победил ее.
– О'кей, – сказал я в темноту, подтянулся и сел на стену верхом. Я смотрел прямо на дом, но с точно таким же успехом можно было смотреть и в яму глубиной с милю.
– Вот футляр, – шепнул Паркер. – Осторожнее.
Я наклонился и прочно обхватил его всеми пальцами.
– Взял, – сказал я и поднял коробку. Запихивая ее в карман плаща, я продолжал: – Здесь ни зги не видно. Надо подумать еще, куда идти.
– Да нет же, – нервно перебил Паркер. – Там проход в нескольких ярдах от стены. Он приведет тебя к черному ходу. Возьми правее. Там его не миновать.
– Вы действительно неплохо подготовились, а? – сказал я, отпуская веревку и соскальзывая в сад.
Я замер в темноте, держась одной рукой за стену, по колено в мягкой траве, и прислушался. Только мое дыхание да стук сердца, выпрыгивавшего из груди. До сих пор я, как мог, до последнего оттягивал принятие решения о том, что же мне все-таки делать. Теперь же деваться было некуда. Собственно, выбор был небогат: либо я мог прождать некоторое время прямо здесь, перелезть обратно через стену и сказать Паркеру, что не смог открыть сейф, или что подле него сидит охранник, или еще что угодно, либо я мог действительно пойти туда с приличными шансами нарваться на охранников или на собаку.
Если я достану пудреницу и охрана схватит меня, ничто не спасет меня от Редферна. Но меня действительно разбирало любопытство. Я был абсолютно уверен, что вся предыстория – полная чушь. Такой гад, как Гормэн, никогда не выбросит пятьсот баксов только ради того, чтобы помочь женщине выбраться из неразберихи, в которую она благополучно и самостоятельно влипла. Не такой это человек. Пудреница, или черт знает что там еще, что он непременно желал достать из Бреттова сейфа, похоже, значило для него несколько больше, чем он давал мне понять. Это наверняка. А если он может поиметь с этого что-то, то, судя по всему, могу и я. Мне осточертело ошиваться в Сан-Луис-Бич; осточертело, что меня здесь повсюду трясут; осточертело, что у меня никогда нет денег. Если же взяться за дело с головой, можно одним махом решить все проблемы. Похоже, я мог заработать теперь такую сумму, что мне после этого не пришлось бы задумываться о деньгах еще не один год. В общем, хуже, чем лотерея. И я решил пойти туда.
Все эти мысли заняли у меня не более пяти секунд; спустя еще секунду я уже выбрался на тропинку и направился к дому. Благодаря ботинкам на резиновой подошве при ходьбе я издавал шума не больше, чем настоящее привидение, сам же постоянно слушал, что происходит вокруг. Так я и крался, не торопясь, с фонариком в одной руке и с тростью наготове – в другой. Вскоре деревья закончились. Слева, через газон от меня, проступили очертания дома: просто черная каменная глыба на фоне неба. Огней не было.
По тропинке, огибавшей газон, я пошел дальше, думая только о волкодаве. Невесело пробираться через такую тьму: полицейские собаки не лают. Они просто молниеносно, бесшумно бросаются на вас, так что вы в первый и в последний раз узнаете, где гигантские клыки вонзятся в вашу глотку. К тому времени, как я добрался до конца тропинки, рубашка уже приклеилась к моей спине, а нервы едва не выскакивали из кожи. Теперь я был совсем рядом с домом. Дальше маленькая лестница вела на террасу. Из плана я помнил, что, для того чтобы добраться до черного хода, надо пройти эту террасу, еще подняться по ступенькам, пройти еще одну террасу с французскими окнами, завернуть за угол, и тогда вы на месте. А пока вы находитесь на террасе, вы представляете собой отличную мишень.
Я стоял за последним деревом у тропинки и высматривал проход перед собой и лестницу до тех пор, пока у меня не заболели глаза. Поначалу я не видел вообще ничего, затем проступили широкие белые ступеньки и балюстрада террасы. Я продолжал всматриваться и вслушиваться, напрягаясь изо всех сил и все не решаясь покинуть свое укрытие, поскольку стоило лишь мне выйти на террасу, и обратной дороги уже не будет. Я должен был увериться в том, что там никого нет. Я должен был вдвойне увериться в том, что там меня не поджидает собака.
Теперь, находясь рядом с домом, я мог разглядеть полоску света в одном из занавешенных окон. Слышалась приглушенная танцевальная мелодия. Звуки чужого веселья, такие далекие, давали мне понять, насколько одинок я здесь, в темном и опасном саду.
Я все еще не мог заставить себя выйти из тени деревьев. Кроме того, мне пришло в голову, что это место на самом деле может быть вовсе не так безопасно, как кажется. Но я продолжал всматриваться и вслушиваться, и тогда я заметил его. Мои глаза наконец совершенно освоились в темноте, и, плюс к этому, за домом начала подниматься луна. Охранник стоял рядом с чем-то, что при свете дня могло оказаться большой каменной птицей на пьедестале у верхней ступеньки. Его силуэт почти сливался с силуэтом птицы, и я только сейчас увидел его, хотя он был там все время. Тут он отошел от статуи, и я четко увидел очертания его фуражки на фоне белой стены террасы. Я чуть не поперхнулся. Некоторое время он оглядывал сад, затем неторопливо направился вдоль по террасе, в другую сторону от двери.
Это был шанс. Конечно, в любой момент он мог вернуться, но я чувствовал, что он не пойдет назад. Я бросился к ступенькам. Бежал я на цыпочках и достиг лестницы, не дав ему ни малейшего повода подумать, что он здесь не один. Присев за балюстрадой, я все еще мог видеть его. Он дошел до конца террасы и теперь стоял там спиной ко мне, обозревая окрестности с видом капитана на мостике своего корабля. Я не стал ждать, пока он обернется, пригнулся, пробежал несколько шагов и оказался на другой террасе над ним. Теперь я отчетливо слышал радио. Эрни Касерес опять выплакивал на саксофоне свой «Персидский ковер». Но у меня было слишком много дел, чтобы слушать сейчас старика Эрни, и, миновав ряд французских окон, я завернул за угол, точно так, как было изображено на плане. До двери оставалось всего несколько ярдов, когда я услышал шаги. Сердце мое забилось где-то под шляпой, и я прижался к стене. Шаги не стихали – прямо по направлению ко мне.