Через час окончится 1914 г.

Печать изгнания…

С тех пор, как эта война потрясла мир, события уже столько раз противоречили самым разумным расчетам и опровергали самые мудрые предвидения, что никто больше не осмеливается выступать в роли пророка иначе, как в границах близких горизонтов и непосредственных возможностей.

Однако же, сегодня днем я имел долгий и откровенный разговор со швейцарским посланником, во время которого обмен нашими сведениями, встреча наших мыслей, разница в наших точках зрения немного расширили мои перспективы. У него ясный, точный ум, соединяющийся с большим опытом, и острое чувство действительности. Наше заключение было таково, что Германия впала в тяжелое заблуждение, думая, что война кончится быстро; что борьба будет очень долгой, очень длительной и что окончательная победа достанется наиболее упорному. Война становится войной на истощение и, увы, неизбежно, — на истощение полное: истощение пищевых запасов, истощение орудий и инструментов для промышленного производства, истощение человеческого материала, истощение моральных сил. И ясно, что именно эти последние получют решающее значение в последний час.

Русские нанесли поражение туркам вблизи Сары-Камыша, на дороге из Карса в Эрзерум. Этот успех тем более похвален, что наступление наших союзников началось в гористой стране, такой же возвышенной, как Альпы, изрезанной пропастями и перевалами, которые часто превышают 2500 метров высоты; теперь там ужасный холод и постоянные снежные бури. К тому же — никаких дорог, и весь край опустошен. Кавказская армия совершает там каждый день изумительные подвиги.

В течение девяти дней продолжается упорное сражение на левом берегу Вислы, в секторе, заключающемся между Бзурой и Равкой.

2 января германцам удалось овладеть важной позицией Боржимова, фронт их наступления находится только в 60 километрах от Варшавы.

Это положение оценивается в Москве с крайней суровостью, если верить впечатлениям, привезенным мне английским журналистом, который хорошо знает русское общество и вчера еще обедал в Славянском Базаре: «Во всех московских салонах и кружках, — говорит он, — мне высказываются очень раздраженно по поводу оборота, который принимают военные события. Не могут себе объяснить эту приостановку наступления и эти безпрерывные отходы, которые, как кажется, никогда не кончатся».

Однако, обвиняют не великого князя Николая Николаевича, а императора и еще более императрицу. Об Александре Федоровне распускают самые нелепые рассказы, обвиняют Распутина в том, что он продался Германии, а царицу называют не иначе, как немка …

Вот уже несколько раз я слышу, как упрекают императрицу в том, что она сохранила на троне симпатию, предпочтение, глубокую нежность к Германии. Несчастная женщина никаким образом не заслуживает этого обвинения, которое она знает, и которое приводит ее в отчаяние.

Александра Федоровна, родившаяся немкой, никогда не была ею ни умом, ни сердцем. Конечно, она немка по рождению, по крайней мере со стороны отца, так как ее отцом был Людвиг IV, великий герцог гессенский и рейнский, но она — англичанка по матери, принцессе Алисе, дочери королевы Виктории. В 1878 г., будучи шести лет, она потеряла свою мать, и с тех пор обычно жила при английском дворе. Ее воспитание, ее обучение, ее умственное и моральное образование также были вполне английскими. И теперь еще она — англичанка по своей внешности, по своей осанке, по некоторой непреклонности и пуританизму, по непримиримой и воинствующей строгости ее совести, наконец, по многим своим интимным привычкам. Этим, впрочем, ограничивается все, что проистекает из ее западного происхождения.

Основа ее натуры стала вполне русской. Прежде всего и несмотря на враждебную легенду, которая, как я вижу, возникает вокруг нее, я не сомневаюсь в ее патриотизме. Она любит Россию горячей любовью. И как не быть ей привязанной к этой усыновившей ее родине, которая для нее резюмирует и олицетворяет все ее интересы женщины, супруги, государыни, матери?

Когда она в 1894 г. вступила на трон, было уже известно, что она не любит Германии и особенно Пруссии.

В течение последних лет она возненавидела лично императора Вильгельма, и на него она перекладывает всю тяжесть ответственности за войну, «эту ужасную войну, которая каждый день заставляет обливаться кровью сердце Христа». Когда она узнала о пожаре Лувена, она воскликнула: «Я краснею оттого, что была немкой!» Но ее моральное обрусение еще гораздо глубже. По странному действию умственной заразы, она понемногу усвоила самые древние, самые характерные специфические элементы руссизма, которые имеют своим высшим выражением мистическую религиозность.

Я уже отметил в этом дневнике болезненные наклонности, которые Александра Федоровна получила по наследству от матери и которые проявляются у ее сестры, Елизаветы Федоровны, в благотворительной экзальтации, у ее брата, великого герцога гессенского, в странных вкусах. Эти наследственные наклонности, которые были бы незаметны, если бы она продолжала жить в положительной и уравновешенной среде Запада, нашли в России самые благоприятные условия для своего полного развития. Душевное беспокойство, постоянная грусть, неясная тоска, смены возбуждения и уныния, навязчивая мысль о невидимом и о потустороннем, суеверное легковерие — все эти симптомы, которые кладут такой поразительный отпечаток на личность императрицы, разве они не укоренились и не стали повальными в русском народе? Покорность, с которою Александра Федоровна подчиняется влиянию Распутина, не менее знаменательна. Когда она видит в нем «Божьего человека, святого, преследуемого, как Христос фарисеями», когда она признает за ним дар предвидения, чудотворения и заклинания бесов, когда она испрашивает у него благословения для успеха какого-нибудь политического акта или военной операции, она поступает, как поступала некогда московская царица, она возвращает нас к временам Ивана Грозного, Бориса Годунова, Михаила Федоровича, она окружает себя, так сказать, византийской декорацией архаической России.

Сегодня, согласно православному календарю, начинается 1915 г. В два часа, при бледном солнечном свете и матовом небе, которые здесь и там бросают на снег отблески цвета ртути, дипломатический корпус отправляется в Царское Село принести свои поздравления императору.

Как обычно, выказана пышность больших церемоний, богатство убранства, великолепие могущества и блеска, в чем русский Двор не имеет себе равных.

Экипажи останавливаются у подъезда громадного дворца, который был выстроен императрицей Елизаветой, желавшей затмить двор Людовика XV.

Нас провели в зеркальную галерею, сверкающую позолотой, хрусталем и огнями. Миссии выстраиваются в порядке старшинства, каждый посол или посланник имеет за собой членов своей миссии.

Почти тотчас же входит император в сопровождении блестящей свиты. У него здоровый вид, открытый и спокойный взгляд.

Перед каждой миссией он останавливается на несколько минут.

Когда он подходит ко мне, я приношу ему мои поздравления, подкрепляя их утешительными уверениями, которые генерал Жоффр просил меня передать великому князю Николаю. Я прибавляю, что в своем недавнем заявлении в палатах, правительство Республики торжественно провозгласило о своем решении продолжать войну до крайности и что это решение гарантирует нам окончательную победу. Император мне отвечает:

— Я читал это заявление вашего правительства и приветствовал его от всего сердца. Мое решение не менее твердо. Я буду продолжать войну так долго, как только будет нужно, чтобы обеспечить нам полную победу… Вы знаете, что я посетил мою армию: я нашел ее превосходной, полной рвения и пыла; она только и хочет, что сражаться, она уверена в победе. К несчастью, недостаток в боевых припасах задерживает наши действия. Необходимо обождать некоторое время. Но это — только кратковременная задержка, и общий план великого князя Николая Николаевича никоим образом от этого не будет изменен. Как только будет возможно, моя армия вновь перейдет в наступление, и до тех пор, пока наши враги не попросят пощады, она будет продолжать борьбу… Путешествие, которое я только что совершил через всю Россию, показало мне, что я нахожусь в душевном согласии с моим народом.