— Надеюсь, — он пожал плечами. — Возможно, твоя императрица не сможет остановить эту войну. Возможно, маги и храмовники уничтожат друг друга, и когда наступит эта глупая и неизбежная война, шемлены слишком ослабнут и эльфы смогут вернуть себе Долы. Когда-нибудь мы узнаем наверняка. А сегодня ты помогаешь эльфам, живущим под гнётом этой империи. Пусть этого будет достаточно.

— Я беспокоюсь за защитника Селины, — Бриала поднялась. — Он исчез, и я не могу найти его, — она огляделась и понизила голос. — Ты можешь помочь мне?

— Да, я знаю пару трюков, — засмеялся Фелассан. — У тебя есть что-нибудь, что принадлежит ему? Что-нибудь, что он держал в руках или носил?

Улыбаясь, Бриала протянула ему длинное жёлтое перо.

Мишель очнулся от режущей боли в глазах. Пытаясь сморгнуть слезы, он закашлялся, попробовал было сесть, но в голове отдало болью в знак протеста, и он охнул.

Он закрыл глаза и сосредоточился на дыхании. Это было первое, чему учатся шевалье. Чтобы совладать с внешним миром, сначала нужно овладеть миром внутренним. Он почувствовал, как воздух входит в легкие, как сердце гонит кровь к мышцам, которые, несмотря на боль, были готовы выполнять его команды.

Его руки и ноги были связаны веревкой, а не закованы в кандалы. Царапину на боку — он отказывался называть что-то настолько маленькое раной — жгло болью, но сама она не была опасной и лишь раздражала. Мишель размял мышцы, восстанавливая кровообращение и проверяя, насколько крепко он связан. Еще два глубоких вдоха очистили легкие от остатков удушливой пыли, которую бард Гаспара бросила ему в лицо.

Когда Мишель совладал с собой, он открыл глаза.

Он был привязан к столбу на каком-то складе и окружен ящиками так, что они сформировали собой комнату. В лучах света, что падали в комнату через решетки на маленьких окнах, можно было разглядеть пылинки, которые словно застыли в воздухе. Роль пола выполняла голая земля, а ящики воняли гниющими фруктами и старыми тряпками. Снаружи доносился грохот тележных колес и отдаленные крики, что говорило о том, что он все еще был в Вал Руайо. Но ни один склад в торговом районе не был в таком жалком состоянии.

Значит, он был в трущобах.

Бард забрала его меч с кинжалами и сняла с него куртку, оставив его в простой льняной рубашке. Сбоку вдоль ребер она была порвана и испачкана кровью. Спрятанного оружия у Мишеля не было — шевалье обучали как воинов, а не как убийц.

Услышав шаги, Мишель выпрямился. Кодекс шевалье допускал использование элемента неожиданности вроде засад и притворства вопреки тому, что крестьяне видели в пьесах. Если бы только он мог освободиться, то тогда можно было бы притвориться спящим, а потом бесстыдно атаковать. Но такой возможности не было, и он решил просто не показывать свою слабость перед врагом.

Мельсендре вышла из-за угла, зайдя в маленький закуток из ящиков.

— Уже очнулся? — она присела на одно колено на безопасном расстоянии от него на тот случай, если он попробует её пнуть. — Впечатляет. Мои люди, что были в таверне, всё ещё без сознания. Конечно, те из них, кто остался жив.

— Что тебе нужно? — горло Мишеля все еще горело от пыли из того мешочка, но он сумел задать вопрос ровным голосом.

— Возможно, я просто хочу узнать тебя поближе, — Мельсендре сладко улыбнулась, отбросив свои темные кудри назад. — У нас не было времени познакомиться на банкете Селины, и потом, в таверне, ты тоже был занят.

Она встала и провела ухоженной рукой по поверхности одного из ящиков, а потом потерла пальцы друг о друга.

— Приношу извинения за помещение. Мы в эльфийском районе, недалеко от большого дерева на рыночной площади. Ты чересчур знаменит даже без маски. Поэтому мы не можем прятать тебя там, где есть шанс, что кто-нибудь тебя увидит, — она посмотрела на него и улыбнулась. — Но ведь на самом деле ты не настолько известен, правда?

— Что тебе нужно? — снова спросил Мишель. Мельсендре вздохнула.

— В сердце шевалье нет места для вежливости? Хотя не думаю, что семье, из которой ты родом, свойственна вежливость.

 Он не ответил и она снова улыбнулась.

 — Ты знал, что твой покровитель, граф Бревин де Шалон, перед смертью пожертвовал свою библиотеку Университету Орлея?

— Граф Бревин был ученым, — ответил Мишель. Мельсендре улыбнулась — очевидно, ей нравилась их беседа.

— Да, был. Однако проблема в том, что слуги иногда небрежно относятся к книгам. Так легко вложить список финансовых операций в исследование о кунари или о лечебных свойствах измельчённого драконьего рога, — Мельсендре игриво приложила палец к щеке, будто бы задумавшись. — Он довольно много потратил на твоё обучение, сэр Мишель.

— Моя семья погибла, когда я был еще ребенком, — ответил Мишель ровным голосом, — и граф Бревин взял меня к себе. Он также заплатил, чтобы меня приняли в Академию Шевалье.

Мельсендре покачала головой.

—  В Монтфорте есть один человек, которого называют Магом Крови, — Мишель непонимающе смотрел на нее. Она склонила голову на бок, задумавшись. — Значит, тебе никогда не рассказывали. Твой покровитель, граф Бревин, заплатил этому человеку кругленькую сумму, чтобы сделать тебе имя.

Мишель сжал зубы.

— Маг крови? Ты лжешь, бард. Граф Бревин был хорошим человеком, — достаточно хорошим, чтобы, увидев мальчика десяти лет, отбивающегося от трех старших мальчишек в переулке, приказать своим подчиненным остановиться и помочь. Достаточно хорошим, чтобы взять этого мальчика к себе и предложить еду и шанс, как он сам выразился, направить данную ему силу в правильное русло, а не использовать в драках за объедки. — Он бы никогда не заключил сделку с магом крови.

— О, но это всего лишь имя, — ответила Мельсендре, снова даря ему свою игривую улыбку. — Видишь ли, Маг Крови на самом деле писарь и эксперт по геральдике и юридическим документам. Он получил свое имя за способность из ничего создавать благородную кровь.

Мишель уже три года жил у графа Бревина, когда однажды лорд тихо вошел в его комнату и, разбудив его, показал бумагу, которая изменила жизнь Мишеля. Бревин сказал, что умение Мишеля обращаться с мечом будет потрачено впустую, если он станет стражником или пойдет в наемники. Он сказал, что у Мишеля редкий дар, а дары нужно взращивать во благо империи. Наконец он сказал, что если Академия Шевалье принимает только людей благородных и знатных кровей, то, в общем-то, есть знатные люди, что уже давно почили и которым больше ни к чему их имена. А души этих людей почтут за честь одолжить свой титул ради благой цели.

Мельсендре, казалось, печально смотрела на него, и Мишель понял, что она догадалась о чем-то по его молчанию.

— Он внес в список сумму — и по настоящему крупную сумму, нужно сказать. Должно быть, он был достаточно высокого мнения о тебе, — она вздохнула. — И он был прав. Ты стал защитником Селины.

— Да. Я — защитник императрицы, — сказал Мишель. — А ты служишь Гаспару. Интересно, почему же я до сих пор жив?

— Потому что после смерти тебя бы признали мучеником, убитым великим герцогом. А это было бы расценено как злодейское предательство, — ответила Мельсендре, снова приседая около него. — Но ты жив, и когда всем станет известна правда о твоём происхождении, императрица будет опозорена. Только представь: суд, публичная казнь, скандал. Вот почему ты все еще жив, Мишель.

Несмотря на свою победу, она не выглядела радостной. Наоборот, её улыбка слегка ослабла, когда она отвела взгляд от его глаз.

— Я скорее умру, — отозвался он.

— Я знаю, — кивнула она и глубоко вздохнула. — И, так или иначе, это была бы большая потеря. В моей жизни было немало боёв, и я совершенно точно могу сказать, что ты был рожден для владения мечом. Какая разница, аристократ ты или нет?

 Она горько покачала головой.

— Я веду Игру лучше большинства придворных, и я же — ублюдок доярки и солдата, что был в увольнении. Всё что нам говорят — ложь. А лгут нам, чтоб мы знали своё место.