— По крайней мере не жалуюсь.

Амелия чуть повела хрупкими плечиками, соглашаясь.

— Три-Вэ отмечал это в вас.

Внутри у Бада все перевернулось от злости. Кто она такая, эта девчонка, чтобы судить о нем? Он снисходительно улыбнулся и сказал:

— Это, Амелия, еще ничего не доказывает. Арифметика — слабое место Три-Вэ. — Он вновь повернулся к очаровательной вдове. — Итак, соблаговолите объяснить, мадам Дин, каким образом я могу помочь вам?

— Вам известно, что у нас здесь никого нет. Мои братья, увы, во Франции. Мне нужен джентльмен, который объяснит, как лучше исполнить последнюю волю мужа.

— А у вас есть адвокат? — спросил Бад.

— Наш адвокат, мистер О'Хара, будет в Лос-Анджелесе завтра утром.

— Мама, если мистер Ван Влит будет нам помогать, то ему следует знать правду. — Бад слышал звонкий голос девочки, но демонстративно не смотрел в ее сторону. — Мистер О'Хара не представляет наши интересы, мистер Ван Влит. Это юрисконсульт Южно-Тихоокеанской железной дороги.

— Он был адвокатом и другом твоего отца, дорогая, — сказала мадам Дин. — Просто мне нужен джентльмен, который переговорит с ним.

— В таком случае этот джентльмен я, — сказал Бад. — Но прежде я хотел бы познакомиться с состоянием ваших дел.

— Вы даже не представляете, как много значит для нас ваша доброта, — сказала мадам Дин, изящно утопая в кресле и поднося кружевной платок к глазам, в которых не было ни слезинки. — Амелия, дорогая, будь так любезна, покажи мистеру Ван Влиту папины бумаги.

— Они в библиотеке, мистер Ван Влит, — сказала Амелия.

В комнате, где вдоль стен тянулись книжные полки, Амелия зажгла газовую люстру. Оглянувшись в сторону мраморного холла, Бад различил темную грузную фигуру, сидевшую на позолоченном стуле с прямой спинкой. Гувернантка. «Уж не думает ли старушка, что я изнасилую гадкого ребенка?» — подумал он.

На большом бюро и столе из тяжелого дуба были аккуратно сложены пачки документов.

— Здесь все, — сказала Амелия.

— В таком случае я справлюсь сам.

— Мама наследует все, кроме дома в Сан-Франциско. Папа оставил его мне.

Последние слова она произнесла как-то тоскливо.

— Я ознакомлюсь с завещанием, — сказал Бад тоном, дающим понять, что она ему больше не нужна.

— В основном у него акции Южно-Тихоокеанской железной дороги. Его пакет — двадцать тысяч. По крайней мере у него столько сертификатов.

— Я определю это, как только просмотрю бумаги.

— Здесь не все бумаги, мистер Ван Влит. Мистер О'Хара уже побывал здесь.

Бад взял со стола папку и развязал красный шнурок. Этим он снова дал понять, что больше в ее обществе не нуждается.

— Папа оплатил стоимость своих акций.

— В таком случае я найду здесь его аннулированную расписку.

— Главное, чтобы вы поняли...

— Я пойму. Через минуту.

— ... что папа не являлся настоящим владельцем.

Это была капля, переполнившая чашу его раздражения. Он четко знал, что женщинам не дано разбираться в юридических вопросах.

— Ваш папа учил вас помогать ему вести дела, Амелия? — спросил он. — Вы работали у него клерком?

Он проговорил это дружелюбно и весело, но на самом деле хотел этой фразой дать ей понять кто есть кто. Поставить ее на место.

Она глубоко вздохнула, и отличная хлопчатобумажная ткань ее платья натянулась, очертив изящную юную грудь. «Не такое уж дитя», — подумал Бад и тут же устыдился своих мыслей. Она подошла к полке будто за книгой и стояла, повернувшись к нему спиной. Как и всем в Лос-Анджелесе, Баду было известно, что она была очень близка с отцом.

— Прости, девочка, — произнес он, сделав шаг ей навстречу.

Она повернулась. Каким-то образом — непостижимым для него — она до сих пор не заплакала и в ее глазах не было ни слезинки.

— Я не собиралась поучать вас, мистер Ван Влит. Просто здесь так много документов, а у вас так мало времени... Я подумала...

— Вы подумали, что я такой же, как мой братец.

— Я знаю, что вы не такой.

— Это хорошо или плохо?

Она оглянулась на документы, аккуратными пачками разложенные на бюро и на дубовом столе библиотеки.

— В данном случае это хорошо, — сказала она, чуть улыбнувшись. Потом ее лицо вновь омрачилось. — Вы совершили добрый и смелый поступок, — сказала она.

— Смелый?

— Вы выразили нам соболезнования. Вы оказались единственным человеком, который...

Не договорив, она неожиданно убежала из комнаты.

Бад прислушивался к легкому стуку ее каблучков по мрамору, потом он затих на лестнице. Ему не понравилось, что Амелия не пожелала при нем расплакаться. Ему нравились девушки, которые ревут в открытую. «Когда будущим летом Три-Вэ вернется, я позабочусь о том, чтобы он нашел себе достойную девочку», — подумал Бад, но тут же перед его глазами возник образ девушки, которая плачет в гордом одиночестве в одной из комнат у него над головой.

Он притворил дверь библиотеки — гувернантка уже ушла — и сел за письменный стол полковника. Либо сам полковник имел привычку хранить все свои бумаги в безупречном порядке, либо тут постаралась мадам Дин. «Нет, — тут же подумал он. — Наверно, это девчонка». Прямо перед ним стоял большой ларец, покрытый черным лаком. Ключ был вставлен в замок. Он отпер его. Внутри оказалась пачка писем. Все они были адресованы полковнику и написаны одним и тем же сильным косым почерком. «Ну их», — подумал Бад, снял ларец со стола и поставил его на персидский ковер.

На столе стоял еще серебряный поднос с графином коньяка и одной-единственной рюмкой. Пригубив коньяк, Бад прочитал завещание.

Как и сказала Амелия, дом на Ноб-хилл полковник оставил ей. Мадам Дин получала все остальное. Главную долю наследства составлял крупный пакет акций компании «Южно-Тихоокеанская железная дорога». Бад взял аннулированную долговую расписку. Изучив ее, он нахмурился. Шесть лет назад полковнику представилась возможность купить двадцать тысяч акций Южно-Тихоокеанской дороги гораздо ниже их рыночной стоимости. К тому же акции не находились в свободной продаже. Взамен он написал расписку на сумму в 150 тысяч долларов. Он выплатил весь долг, сделав последний взнос в июле прошлого года. Тогда что же девчонка имела в виду, когда говорила, что полковник не являлся настоящим владельцем?

Бад просмотрел и другие документы. Мадам Дин получала в наследство также небольшую долю акций предприятий общественного пользования и этот дом. Плюс акции Южно-Тихоокеанской дороги. Все. Но только акции железной дороги составляли целое состояние, и каждая стоила теперь во много раз больше той суммы, которую выложил за них полковник. «Лос-Анджелес таймс» опубликовала беспристрастную юридическую оценку настоящей стоимости выпущенных железной дорогой акций. «Надо проглядеть тот номер», — решил Бад, что-то быстро записывая.

Он вышел из библиотеки около полуночи. Мадам Дин сидела в красной гостиной и пила чай. Она налила и ему чашку.

— Как это великодушно с вашей стороны — тратить на нас столько времени! — сказала она. — Вы очень любезны.

— Когда вы ожидаете мистера О'Хару?

— В половине одиннадцатого. Вам это неудобно?

— Вполне удобно, — заверил он ее.

За второй чашкой чая Бад неплохо пообщался с мадам Дин, благодаря Бога за то, что в этот час всем детям уже положено спать. Когда он прощался, черный слуга, скрывая зевок, подал ему котелок. Бад легко сбежал по ступенькам крыльца дома Динов, вышел через железные ворота и направился на неясный из-за тумана свет газовой лампы, которая горела на парадном крыльце его дома. Он шел, что-то насвистывая себе под нос.

Амелия не спала. Она слышала скрип ботинок Бада по гравию дорожки и мелодию, которую он насвистывал. «Это единственный человек во всем городе, который выразил сожаление, что папа умер, — подумала она. — Даже Три-Вэ этого не сказал. Мистеру Ван Влиту на самом деле, конечно, совсем не жалко, но все равно ему хватило смелости и великодушия, чтобы сказать эти слова перед лицом всех этих ужасных людей».