— Нет! Не сейчас!
— Что? А говорила: никаких сомнений!
— Дело не в этом.
— О? Именно сегодня ты даешь мне первый от ворот поворот. Будешь говорить, что это чистое совпадение?
— На его лице, Кингдон, уже лежит печать смерти. Они накачали его наркотиками. Лицо уже неживое. Но выражение страдания осталось.
— Чье лицо?
— Хватит, прошу тебя!
— Чье? — жестко переспросил он.
— Лицо моего отца и твоего дяди.
Он, прищурившись, взглянул на нее. За весь вечер он не выпил ни рюмки, но глаза у него были красные, как у пьяного. Он спросил:
— Я тебе отвратителен?
— Я люблю тебя.
— А я тебя. В этом нет никаких сомнений.
— Не надо, Кингдон. Не в сомнениях дело... Просто я всегда была так близка с отцом... Прошу тебя, не сегодня.
— Свадебный пир окончен! Пришло время брачной ночи!
Он рывком спустил с ее плеч бретельки комбинации. Они порвались. Одной рукой он крепко обнял ее за талию, другой за плечи. Голова ее запрокинулась. Он целовал ее, размыкая своими губами ее губы. Застонав, он стал осыпать поцелуями ее шею, подталкивая к постели. Они упали на покрывало. Он придавил ее своим телом. Кингдон был так же дик и неистов, как и в тот первый раз в отеле «Дель Коронадо». Она прижала его голову к своей груди. Испугавшись самой себя, она попыталась вызвать в сознании измученное, неживое лицо отца, но его образ смутно витал где-то вдалеке... Она неосознанно стала отвечать на поцелуи и ласки Кингдона. Он взял ее руку и, прижав к своему грубому шраму на ноге, прошептал:
— Я уже побывал в аду. Любимая, любимая, способна ли ты понять, как много ты для меня значишь?
— Кингдон... Я люблю тебя... Я буду всегда любить тебя... Скорее, скорее!..
7
Перед рассветом небо над стеклянной крышей внутреннего дворика затянуло перистыми серебристыми облаками. Тесса, надев клетчатую юбку и сатиновую блузку, спустилась вниз, чтобы приготовить матери кофе. Вдруг в дверь позвонили. Она пошла открывать, думая, что пришел очередной врач, медсестра или привезли какую-нибудь медицинскую аппаратуру для отца. У входа стоял Три-Вэ в вечернем костюме, сжимая в руках свою поношенную шляпу. Он так и не переодевался со вчерашнего вечера. Увидев Тессу, он встревожился.
— Почему ты не спишь? — спросил он. — Где Кингдон?
Она недоуменно посмотрела на него. Ей казалось, что в Лос-Анджелесе случилось землетрясение, что невиданная сила перевернула дома и магазины, взломала мостовые, а он ничего не заметил...
— У отца сердечный приступ, — сказал она.
Шаги Три-Вэ эхом отдавались во внутреннем дворике. Он опустился в кресло. Наступило молчание. Слышно было только, как плещется в фонтане вода. Наконец он спросил:
— Приступ серьезный?
Тесса верила в то, что Бад выживет, но повторять это постоянно казалось ей не совсем честным. Поэтому она сказала:
— Врачи не питают больших надежд. — Голос у нее задрожал. — Дядя, он очень страдает, но выкарабкается!
Три-Вэ посмотрел на ведущую наверх лестницу.
— Несгибаемый! Я всегда так о нем думал. Ничто его не берет! — Он взглянул на Тессу. Его карие глаза лучились странным светом. Он торопливо продолжал: — Всю жизнь он был таким. Мой старший брат! Удачливый старший брат! Все мои достижения не могли сравниться с его успехами! Он был для меня образцом. У тебя нет этого стремления победить во что бы то ни стало, Тесса, поэтому не знаю, сможешь ли ты понять меня. К самому Баду это не имеет отношения. Просто я хочу объяснить, какие чувства я испытываю к нему. В молодости он всем нравился. А я говорил себе: «Ничего удивительного, что он популярен в такой далекой от цивилизации пустыне, как Лос-Анджелес». Я грезил о победах над своими школьными врагами, а на деле их всегда побеждал Бад, защищая меня. В школе все ему давалось легко. И тогда я решил, что учеба в Гарварде докажет превосходство моего интеллекта. — Три-Вэ вздохнул. — Я всегда противопоставлял себя ему. Даже тогда, когда мы годами не виделись и не общались. Он не выходил у меня из головы. Каждый раз, потерпев в чем-нибудь неудачу, я говорил себе: «Слава Богу, что этого не видит Бад!» — Он покачал головой. — Вся моя жизнь прошла под знаком безуспешной борьбы с удачливым Бадом. Как же это я не догадался, что он умирает?..
— Он жив, — быстро ответила Тесса. — Дядя, мама рассказала нам о том вечере...
При этих словах Три-Вэ будто опомнился.
— Поэтому я и пришел. Кингдон здесь?
— Он наверху. Спит.
— Слава Богу! Я все ждал его, ждал. А потом стал волноваться. Он водит автомобиль так же лихо, как и самолет. А ночь была туманная. Он много пьет. И после всего, что наговорила Юта...
— С ним все в порядке, — перебила его Тесса. — Он останется в Гринвуде.
— Останется жить здесь?
— Пока папе не станет лучше. — После паузы она прибавила: — А потом мы переедем вдвоем куда-нибудь.
Три-Вэ пораженно уставился на нее. Его брови, ставшие с возрастом более густыми, оставались черными. Контраст между темными кустистыми бровями и подстриженной седой бородой придавал Три-Вэ вид библейского пророка. Тесса присела рядом с ним на оттоманку, оправив юбку.
Наконец Три-Вэ спросил:
— Амелия рассказала тебе, что перед тем, как ты родилась, я... был с ней?
— Один раз, — уточнила Тесса.
— Ровно за девять месяцев, дорогая.
— Я знаю.
— А Кингдон знает об этом?
— Да.
— Ему и так нелегко было решиться жениться на двоюродной сестре, а тут еще это... — У Три-Вэ словно комок в горле застрял. — Не знаю даже, что сказать, что предпринять. Почему за мои грехи Господь наказывает вас с Кингдоном?!
— Дядя, все в порядке. Он любит меня, несмотря ни на что.
Она покраснела, и тут Три-Вэ понял: сказав, что Кингдон спит наверху, она имела в виду... в ее постели. Он тоже смутился.
— Нет ничего страшного в том, что мы женаты, — сказала она. — Ведь мы друг другу всего лишь двоюродные брат и сестра.
— И Кингдон верит в это?
Тесса снова разгладила юбку.
— Твердой уверенности у него нет, — несчастным голосом произнесла она.
— В конце концов он поверит словам Юты, и это убьет его!
Говоря это, Три-Вэ инстинктивно сжимал и разжимал кулаки, болезненно морщась при воспоминании о том, с каким унылым видом Кингдон уговаривал мать не препятствовать их браку, обещая добиться церковного благословения. То, что он вновь женился, больше не удивляло Три-Вэ. Сравнение истеричной и честолюбивой Лайи со спокойной и даже безмятежной Тессой было не в пользу первой. Три-Вэ понимал выбор сына. Но в то же время, будучи твердо уверенным в том, что Тесса его дочь, был потрясен и напуган.
Не зная, как поведет себя Кингдон после откровений Юты, он отправился в туманную ночь на поиски сына. Тот же самый страх заставил его попытаться уговорить молодых людей расторгнуть брак. Три-Вэ знал, что, женись Кингдон на Тессе, он не будет знать покоя. Он сидел сейчас во внутреннем дворике, терзаемый и пришибленный тяжестью своей отцовской вины, и убеждал себя, что он сможет уберечь сына от верной гибели.
«Им нельзя быть вместе», — решил он.
Язвительный сарказм Кингдона всегда был барьером, за который Три-Вэ никак не удавалось проникнуть. Но лицо Тессы было совершенно открытым, незащищенным. «Она очень добрая, — сказал он себе. — Я смогу ее убедить».
Тесса подняла на него глаза.
— Дядя! — Она выкрикнула это слово таким голосом, словно намеренно хотела ранить его.
— Ты должна попытаться понять Юту. — И хотя Три-Вэ назвал Юту Исчадием ада, по здравому размышлению он взвалил основную часть вины на себя. — Для Юты существует только Господь с карающей дланью, которой он сметает грешников с лица земли. Она убеждена, что Кингдон зачат во грехе, и всегда считала своим долгом спасти его от вечных мук ада. Она верит, что сам Бог поставил ее на страже его бессмертной души. На самом деле Кингдон не нуждается в ней. Возможно, он самый религиозный из всех людей, которых я когда-либо знал. Чем дальше он удаляется от церкви, тем сильнее узы, которые связывают его с ней. Звучит противоречиво?