— Неужели мой дядюшка подкупил всю лос-анджелесскую полицию? Поэтому меня любезно освободили?

— Они хотели знать, с кем ты провел эту ночь. Я все рассказала.

Он слишком резко отпустил педаль сцепления, и машина рванулась с места.

— Я и сам мог бы рассказать им, — зло проговорил он.

— Мы родственники, — сказала она. — Я объяснила тому маленькому с усиками, что иногда ты оставался у меня на ночь, как брат у сестры.

Они обернулись на серый дом, откуда только что вышли. На лужайке перед домом уже собиралась толпа, а двое, в ком Кингдон признал репортеров, разговаривали с полицейским, стоявшим на крыльце.

— Смотри, — сказал ей Кингдон. — Стервятники!

— Что случилось?

— Слуга пришел раньше обычного. Меня уже поджидали.

— Я примерно так и подумала. Отвезла Лайю в Орлиное Гнездо, вернулась к себе и стала ждать. Но тебя все не было, и я начала волноваться... Даже усомнилась в том, что Лайя все честно рассказала. Ужасно, да?

— Я тоже засомневался. — Он коснулся ее руки, обтянутой перчаткой. — Просто не хотел, чтобы эти стервятники вились вокруг тебя, любимая.

Они молча поехали в Беверли-Хиллс, к Орлиному Гнезду.

Перед домом стоял лимузин. Шофер отдыхал, оперевшись о его крыло. Римини прохаживался по веранде. Кингдон затормозил. Римини сбежал вниз по ступенькам крыльца.

— Тесса, если хочешь иметь дело с «Римини продакшнз», купи себе что-нибудь посолиднее «шевроле», — грубовато пошутил он. Римини не видел ее четыре года. С тех самых пор, как снял «Летчика». Но теперь он уже знал — и эта новость поначалу немало смутила его, — что Тесса — единственная наследница «Паловерде ойл». А он еще заставлял ее отрабатывать жалкие гонорары! Предлагал ей купить себе новые бусы!

Он галантно открыл перед ней дверцу машины.

— Что ты здесь делаешь? — резко спросил его Кингдон.

— В департаменте полиции у меня есть приятель, — ответил Римини. — Полчаса назад он позвонил и сообщил, что Фултона застрелили, а тебя задержали у него в доме для допроса. — Он повернулся к Тессе. — А ты вызволила его, сказав, что он был у тебя? Он ведь твой брат?

— Да, — ответила Тесса. — Он действительно ночевал у меня.

Она судорожно сглотнула.

Римини нахмурился, не зная, верить ему или нет.

Кингдон протянул ему руку.

— Знакомьтесь: Чарли Кингдон Ван Влит, — представился он. — Тесса, я попрошу Майка отвезти тебя домой.

Римини взял Тессу под руку.

— Лучше уж я. Почту за честь. Мне только нужно кое-что сказать. Это займет всего несколько минут.

С этими словами он повел Тессу к дверной арке в готическом стиле.

Лайя привела себя в порядок после утренней истерики и лежала в гостиной на диване в атласном халате персикового цвета. Проникавший в окно солнечный луч мягко освещал ее светлые волосы. Она встретила их виноватой улыбкой. Страх уже прошел, словно под воздействием волшебного снадобья. Или дозы наркотиков?

Римини опустился в дубовое кресло, которое стояло сбоку от огромного камина.

— Хочу перейти к делу, — сказал он. — А дело касается тебя, Кингдон.

— Меня? С меня же сняли подозрения.

Римини пропустил эти слова мимо ушей.

— Речь идет не о кино. Ты сам всегда говорил, что кинематограф для тебя не так уж и важен. Лично я не знаю человека, который не хотел бы стать кинозвездой, но, допустим, я верю, что ты не лукавишь. Кингдон не похож на других! Допустим! Тебе плевать на кинематограф. Но не плевать на авиацию. Что скажешь?

— Летаю я неплохо, но, кроме этого, ничего больше не умею, — спокойно сказал Кингдон.

— Летаешь ты превосходно, — согласился Римини. — Я набираю в свою команду самых лучших. Но как ты живешь? Деньги текут у тебя сквозь пальцы, как вода сквозь решето. Значит, тебе не нужны деньги, чтобы хорошо летать?

— Не нужны, — ответил Кингдон.

— Я тоже транжирка, — заметила Лайя.

— Нас никак не назовешь скопидомами, — сказал Кингдон.

— Вы тратите все, что зарабатываете? — поинтересовался Римини.

— Очень много, — ответил Кингдон. — Пожалуй, да.

— В таком случае у тебя нет выбора. Если хочешь остаться в кино — или если хочешь остаться летчиком, что для тебя одно и то же, — поддерживай доверие к себе. Доверие, — со значением повторил он. — Кто захочет связываться с летчиком, которому никто не доверяет? Если тебе не доверяют, кому нужны твои воздушные трюки? Тебя никто не возьмет на работу. Впрочем, теперь я узнал, что у тебя богатые родственники.

Кингдон вскочил.

— Садись, садись. Я не собираюсь оскорблять тебя в лучших чувствах. Я так скажу: ты можешь вляпаться в скандальную историю. — Он тут же предупредительно поднял руку. — Не пойми меня превратно. Я отлично знаю, что за тип этот Фултон и вообще вся эта порода. К тебе впрямую это мало относится. Это задевает Лайю. — Он обернулся к женщине, с которой в свое время в студии-конюшне несколько раз наспех занимался любовью. — Лайя рассказывала о своих отношениях с Дэвидом Манли Фултоном. Пробелы в ее откровениях я восполнил с помощью своего воображения. Лайя, ты крепко влипла. Теперь спасение в одном: Кингдон должен находиться там, где ему положено быть по закону. То есть у твоей юбки.

После некоторого колебания Кингдон согласился:

— Хорошо.

— Это ты сейчас так легко обещаешь, — сказал Римини.

— Я сдержу обещание.

Римини поднялся. Он снова был в высоких сапогах — по давнишней привычке, оставшейся с тех дней, когда ему приходилось снимать кино на склонах кишащих змеями холмов. Ныне он редко покидал свою новую, обнесенную высокими стенами киностудию на Говер-стрит, что на восточной окраине Голливуда.

— Хорошо, — продолжал он, расхаживая по комнате. — Хорошо. Лайя не связана с нами контрактом, но она была с «Римини продакшнз» с самого начала. Участвовала в рекламных компаниях...

— Как же, как же! — с горечью произнес Кингдон. — «Небесная парочка»!

— Этот имидж вам обоим еще очень пригодится. А тебе он просто необходим. История с Оливией Томас подобна гибели «Титаника». Молодая актриса, бедняжка, угробила себя, и это поставило на уши все феминистские клубы и церковь. Они теперь следят за Голливудом налившимися кровью глазами, готовясь накинуться при первой же возможности. И вот вам пожалуйста! Дэвид Манли Фултон!

— Я виделся с ним лишь однажды, да и то минут пять, не больше, — заметил Кингдон.

— Какая разница?! Мой приятель из департамента полиции сообщил, что они в его доме нашли столько «клубнички», что хватит на творческие поминки по сотне актеров! Лайя позировала для пикантных снимков вместе с Мейбл Леонард, Лилиан Уайт...

— По крайней мере она в хорошей компании, — прервал его Кингдон, не глядя на Тессу.

— Может, я не все знаю? — спросил Римини.

— Она оставила дома у Дэвида свой дневник и кое-что из нижнего белья, украшенного ее эмблемой — вышитыми лилиями.

Римини оглянулся на Лайю. Та кивнула.

Широкое лицо режиссера помрачнело.

— Что ж, в таком случае она на самом краю пропасти. И ты тоже. Журналисты теперь будут подстерегать каждый ваш шаг. У тебя больше нет личной жизни.

— Личной жизни? — переспросил Кингдон. — Я уже давно поставил на ней крест.

— Ты еще плохо знаешь журналистов. Отныне они будут дежурить у твоей постели, сторожа твой сон. Будут следовать за тобой повсюду, даже в туалет. И не дай тебе Бог на чем-нибудь споткнуться! Выпивка, к примеру. Или девочки. Все это на следующий же день появится в заголовках всех бульварных газет! Читатели быстро позабудут, что ты герой войны, летчик-ас. Они будут знать про тебя только одно: ты покинул жену в трудную для нее минуту. Люди все еще ценят крепкую семью. Кингдон, ты не имеешь права чем-либо запачкаться. Не дай тебе Бог нарушить 18-ю поправку! И никаких девочек! Ничего, кроме извиняющейся скромной улыбки.

— И этим я спасу «Римини продакшнз»?

— Этим ты спасешь самого себя. — Римини вновь сел и уставился на носки своих сапог. — Ребята из юридического отдела вообще посоветовали мне отпустить тебя с миром, — сказал он. — Они сказали: «Плюнь на прибыль, которую принесет фильм, что ты снимаешь с ним сейчас. Плюнь на Кингдона Вэнса. Порви контракт и не приближайся до тех пор, пока все не образуется». А я им ответил, что мы вместе начинали. Я сказал, что ты по-прежнему работаешь на «Римини продакшнз». Так что отнесись к моим советам, как к советам не просто старого друга, но и твоего босса.