Двое пожилых мужчин медленно шли по тенистым аллеям зелёного парка, негромко переговариваясь друг с другом. Иногда присаживались на пустую скамейку, минут через десять вставали и продолжали обход старого парка.
– Когда не получил от тебя ответ на моё поздравление к Новому Году в январе 81-го, я забеспокоился. Думал, может военные действия в Афганистане мешают тебе ответить или почта плохо работает, хотя все письма от советских специалистов через посольство проходят, а там, по сути дела, дипкурьеры её доставляют. Но к восьмому марта ты всегда поздравлял Зинаиду и не прислать поздравления?.. Я не знал, что думать. Тут командировка у меня в конце марта образовалась в Москву. После решения своих рабочих проблем, решил навести справки о тебе. Благо связи в Министерстве Иностранных Дел остались. Только эти связи не пригодились. Отослали меня в трест «Зарубежспецсвязь» к твоему куратору, а тот и выдал…. Оказывается, что загранкомандировка инженера-связиста Кулакова Геннадия Петровича в НДРА закончилась 27 октября 1980 года. Кулаков Г. П., рейсом «Кабул – Ташкент – Москва» прибыл в аэропорт «Шереметьево-2». Прошёл пограничный и таможенный контроль, но в тресте для оформления дальнейших документов, так и не появился. После ноябрьских праздников объявили в розыск, но до сих пор ничего неизвестно. Это было для меня ударом. Я, конечно, выяснил какое отделение милиции занималось твоим поиском, но и там ничего не узнал. Получалась какая-то сложная загадка, которую я никак разгадать не мог, – развёл руки в стороны Симаков.
– Слышал я подобную байку про себя. Вначале в Афганистане мне об этом сказали, а потом информацию о моём отъезде подтвердили в Советском Консульстве Пакистана. Даже справку выдали, что Кулаков Г. П. покинул территорию Афганистана 27 октября 1980 года. Чушь всё это, Васильич! Кинул меня Советский Союз, крепко подставил, – с горечью сказал Кулаков.
– Я понимаю твою обиду. В тот раз я попросил продлить мне командировку, но моё руководство мне в этом отказало. Тогда я взял две недели без содержания. Бесполезно, никаких концов так и не нашёл. Нервы расшатались, прилетел домой и месяц на больничном пробыл. Чуть ли не каждую неделю звонил в московское отделение милиции, которое занималось твоим поиском. Ничего…. Да и как тебя могла найти московская милиция, если ты туда и не прилетал? Сейчас-то я понял, а тогда? – который раз Симаков пожал плечами.
– Васильич, я на тебя не в обиде. Ты сделал всё, что мог. Расскажи-ка лучше про наши скалы. Был там ещё раз, или нет? В 83 году ниша должна была открыться. Сам понимаешь, у меня возможности быть рядом с таинственными скалами не было никакой, – неожиданно перевёл разговор в другое русло Кулаков.
– В 83 году я об этом помнил и собирался подняться к скалам. В напарники хотел было взять Коцаренко, помнишь такого? – спросил Симаков.
– Обижаешь, Васильич, прекрасно помню! Хороший мужик! – восторженно ответил Генка.
– Я ему ни о чём до последнего момента не хотел говорить. Он после Военной Академии у нас в округе большим военным начальником стал. Не получилось в тот год ничего. Радикулит меня свалил. Да, это даже не радикулит был, с радикулитом бы я справился. Нерв между позвонками защемило. Ни лечь, ни встать, ни сесть. К врачам обратился, а те мне говорят, что операцию надо делать. Никаких гарантий об удачном исходе не дают. Левая нога стала отниматься. Зина Егору позвонила в Москву, а тот уже там, по своим каналам, договорился положить меня в кремлёвскую клинику. В самолёт на носилках заносили. Буквально в течение двух суток сделали все необходимые обследования и прооперировали. Потом врачи сказали, что ещё бы неделя, другая и операция была бы бесполезна. Мне светило остаток дней в инвалидном кресле провести. В середине мая была операция, месяц в клинике провёл, ещё два месяца в Москве под наблюдением врачей. Только в конце августа разрешили домой улететь. Не смог я в то лето к скалам сходить. Вот такая незадача получилась, Гена, – сокрушённо пояснил Симаков.
– Тяжело тебе пришлось, – посочувствовал Генка.
– В принципе, после операции я в горы с рюкзаком больше и не ходил. Однодневные прогулки, налегке, каждый выходной, а походы остались в прошлом. Жаль, но что делать? Годы летят и с каждым прожитым днём мы всё больше и больше отдаляемся от своей молодости, зрелых лет, здоровья. Стареем Гена, стареем, но прожитого не жаль, всё у нас было хорошо, не так ли? – и Симаков с улыбкой посмотрел на Кулакова.
*****
К вечеру за Кулаковым зашёл Хамид. Генка уже проснулся, но продолжал лежать на своём ложе. Вставать не хотелось. Он просто лежал и думал. Думал о том, что будет дальше? Как выбраться из этой чужой страны? Хамид зашёл в сопровождении Исмаила. Исмаил сказал Генке, что Кулакову пора перебираться в дом Мустафы.
– Нет-нет, Геннадий Петрович, я тебя не выгоняю из своего дома! Но в данном случае мы должны выполнять распоряжение Мустафы. А он приказал, чтобы ты и Хамид жили в его доме и во всём помогали его престарелой матери. А чего там помогать? Скотину накормить, навоз убрать, дров наколоть, да воды принести. Весь наш скот на зиму в нижний кишлак отправили. Там зимой снег редко бывает, трава зеленная круглый год. Правда, летом всё выгорает, поэтому летом весь наш скот и скот нижнего кишлака у нас. По весне, когда снег сойдёт, будет тебе работа. Будешь с овцами, да козами по горам лазать. А пока за скотиной ухаживай, которую мы себе на пропитание оставили. Вечерами, когда будешь свободный от всех дел, заходи ко мне в дом, чаю попьём, поговорим. Я скажу Хамиду, чтоб он отпускал тебя ко мне, когда делать будет нечего. Книги у меня можешь брать, читай! Всё легче жизнь будет казаться. Ну, давай, иди! Хамид тебя ждёт! – сказал Исмаил.
– Спасибо тебе, Исмаил. Вижу я, ты хороший и добрый человек. Мир твоему дому. Я очень рад нашему знакомству, – и Генка пожал Исмаилу руку.
Дом Мустафы находился рядом и внешне был очень похож на дом Исмаила. Когда мужчины вошли внутрь дома через низкую дверь, их встретила маленькая, сухонькая старушка, которая косо бросила взгляд на Кулакова и начала что-то строго выговаривать Хамиду. Хамид стоял, понурив голову, и молча выслушивал недовольство старухи. Наконец та перестала ворчать и удалилась. Генка начал оглядываться по сторонам и отметил, что внутри дом такой же, как и дом Исмаила. Великолепные ковры украшали стены большого зала, а на коврах висели картины в золочёных рамках. Генка не был большим знатоком по части изобразительного искусства, но видел, что это были не дешёвые репродукции, а настоящие картины, писаные маслом. Кулаков насчитал 12 картин. Под каждой картиной висело какое-нибудь оружие, старинное огнестрельное или холодное. У Генки создалось впечатление, что он находится в одной из комнат какого-нибудь восточного эмира или шаха.
Хамид жестом показал Кулакову следовать за собой, и они опять вышли во двор. Во дворе Хамид подошёл к пристройке и открыл дверь, приглашая Генку войти внутрь. Помещение, куда вошёл Кулаков, чем-то напоминало то, в котором Генка лежал, когда был раненый. Такая же печка, такой же набор мебели и кухонной утвари, такие же нары и матрасы. Генка сразу понял, что в этой комнате ему придётся жить вместе с Хамидом не один день. Хамид опять-таки показал жестом Кулакову на его спальное место, а сам сел на свои нары, давая понять, где и кто будет спать.
Потянулись бесконечно однообразные дни. Генка давно потерял им счёт. Какой день недели, какое число, всё это не имело никакого значения. Работа была ежедневная, без всяких выходных и праздников. Кулаков должен был каждое утро натаскать воды из родника, находящегося в 150 метрах от дома. В доме имелось две ёмкости, литров по сто каждая, сваренные из нержавеющей стали. Где Мустафа заказывал эти ёмкости и как их доставили в кишлак, он решил немного позже спросить у Исмаила. Кстати говоря, у Исмаила стояли такие же ёмкости. На это занятие у Генки уходило времени чуть больше одного часа. Куда старуха девала около двухсот литров воды в день, для Генки осталось загадкой. После утренней зарядки с водой, следовал символичный завтрак из кислого молока, лепёшки и чая. Затем шла работа в кошаре, кормёжка скота, пара десятков овец и коз, и уборка навоза. До обеда Кулаков управлялся с этой работой. Проблемы с дровами и отоплением решались после обеда. Работа была не тяжёлая, но однообразие утомляло.
