– Может, правда, проще в банке кредит взять? – с надеждой спросил Виталий.

– Ты что! – сверкнула глазами жена. – На процентах разоримся! По миру пойти захотел?!

– Лучше по миру пойти, чем быть ковриком для вытирания ног!

– Я тебе дам – лучше! – пригрозила Катерина. – Я тебе щас такое «лучше» покажу! Придумал! Кредит в банке! Ишь…

Дородная супруга возмущённо запыхтела.

– Ладно, не ори! – поморщился муж. – В ушах звенит.

– Я тебе щас дам – «не ори»! На дорогу вон смотри! Не хватало ещё в аварию попасть…

«Тойота» натужно ревела мотором, преодолевая просёлочные ухабы. Виталий остервенело рванул рычаг коробки передач.

– Своими руками бы этого родственника придушил, ей-богу! – злобно прошипел он.

– Ты, главное, от Ленки не отставай, – продолжала наставлять жена.

Трое охранников, сняв пиджаки, в белых рубашках и отглаженных брюках надраивали «мерседес».

– Расскажите хоть, чё вы там, в ресторане, жрали? – обратился к Сергею один из его подчинённых.

– Мясо, – коротко бросил тот.

– Вкусное? – сглотнув голодную слюну, уточнил парень.

– Нормальное, – отрезал начальник.

– А мы с утра не жрамши!

– На заводе, в столовке, надо было пообедать. – Сергей не проявил ожидаемого сочувствия.

– Так не успели.

– Надо было успеть!

Начальник охраны дал понять, что больше жалобы по этому вопросу не принимаются. Но парень не унимался.

– Сергей Викторович, может, вы на кухне чего-нибудь для нас спросите? Кухарки обычно сердобольные, дают пожрать, если попросить.

– Нет здесь кухарки.

Парень, явно недавно устроившийся на работу, удивился:

– А как же они живут? Кто жрать готовит-то?

– Жена с тёщей и готовят. Заткнись, я сказал, со своей жратвой! Машину лучше мой! Быстрее помоем, быстрее в город попадём. Там и пожрёте.

Парень вздохнул и, плеснув полироль на бок автомобиля, взялся за тряпку.

Васильич молча, постукивая пальцами по столу, наблюдал, как жена с тёщей заносят в дом чайные принадлежности. Солнце клонилось к закату и озаряло розовым светом всё вокруг. Воздух застыл, даже близость моря не приносила прохлады. Только здесь, под тенью деревьев, хозяин усадьбы находил спасение. Ему, с его весом и комплекцией, в такие дни было особенно тяжело.

Мошкара к вечеру действительно стала заедать, но уходить с улицы всё-таки не хотелось. Немного подумав, Штырь решил переместиться из-за стола в плетёное кресло под сосной, где недавно беседовал с шурином. Очень уютное там было местечко. Но, узрев возле дерева дёрн, заплёванный шелухой от семечек, скривился.

– Лен! – позвал он жену. – Лен! Иди сюда! Прибери здесь.

Супруга покорно пошла на зов.

– Ой, ну а кто это здесь нагадил? – всплеснула она руками.

– Я, – склонив голову набок, капризно произнёс Васильич.

– Ты?! – В голосе жены не было ни удивления, ни негодования, сквозила только беспредельная усталость. – Ты что, семечки стал лузгать? Как базарная баба?

– Ну и что? Мне захотелось! – Муж, подобно маленькому ребёнку, надул губы.

– Захотелось! – в сердцах бросила Лена. – Как я теперь это убирать должна? Пусть так всё и валяется.

– Ну, ты веничком, так это… – Штырь попытался изобразить процесс подметания.

– Как я тебе веничком с травы шелуху смету? – вздохнула жена. – Издеваешься?

– Ну и ладно, – проканючил супруг. – Буду сидеть в грязи! Жена меня не любит, ухаживать за мной не хочет. Я всё для тебя делаю, а ты для меня пол подмести не можешь!

Васильич скорчил обиженную мину и, плюхнувшись на плетёное сиденье, уставился в сторону.

– Сядь в другое кресло, – показала рукой Лена.

– Не хочу! Мне здесь больше нравится!

Женщина пожала плечами, повернулась и пошла обратно к столу.

– Стёпа! – позвала она через какое-то время. – Мы в доме чай накрыли, пошли!

– Не пойду! – отозвался хозяин усадьбы. – Не буду я ваш чай пить, сколько можно!

– Как не будешь? – подошла ближе супруга. – А для кого мы с мамой накрыли?

– Не знаю, для кого. Сами пейте свой чай. Я на вас обиделся.

– Ладно, – согласилась Лена, – чай можешь не пить. Но хоть просто нам компанию составь. Или так и будешь здесь сидеть?

– Так и буду сидеть.

Женщина снова пожала плечами и направилась в дом. Зайдя внутрь, она прошла в гостиную. Как и все комнаты в доме, гостиная имела прямоугольную форму, без каких-либо выступов или закруглений. Дальний угол перегораживал камин, стену полностью занимал огромный плазменный телевизор. Посреди комнаты стоял дубовый стол с резными ножками, на который с улицы перекочевали белоснежная скатерть, чашки, пирог и сласти. Вокруг стола громоздились массивные стулья, на одном из которых сидела Егоровна. В жилище большого человека маленькая женщина затерялась, как муха в картонной коробке.

– Ну что? – Егоровна тревожно подняла глаза на дочь.

– Сидит в кресле, дуется, – устало произнесла Лена.

– А к столу придёт?

– Нет. Сказал, сами пейте свой чай.

– Ну и ладно, – повернулась к телевизору мать. – Посидим, подождём. Со стола убирать не будем. А то придёт, скажет – опять накрывайте. Чёрт его знает, твоего мужа, что ему в голову стукнет! А мы опять бегай, как две савраски!

– Да уж! – Дочь тоже присела на стул и уставилась в телевизор.

С огромного экрана что-то вещал Борис Николаевич Ельцин. Невнятная речь резала слух, оплывшие щёки совсем заслонили щёлочки глаз. Распухший нос, некогда подкорректированный пластическими хирургами, краше не стал.

– Совсем плохо выглядит Борька-то, – кивнула Егоровна в сторону главы государства. – Вконец уж спился. Всю страну развалили, разворовали, а он знай – водку хлещет. Выбрали на свою голову президента.

– Мам, ладно тебе, – махнула рукой Лена. – Страну развалили… Тебе-то от этого хуже стало, что ли? Ты что, плохо живёшь?

– Хорошо живу! – воскликнула мать. – Лучше некуда! Барину, мужу твоему, каждый день в пояс надо кланяться. А у меня тоже гордость есть! Была бы возможность достойно жить, хрен бы вы меня здесь вместо прислуги держали!

– Тише, мам, – зашипела Лена, – с ума сошла? Если услышит, озвереет!

– Да не услышит, не бойся, – успокоила Егоровна дочь, – вон он сидит, я его в окошко вижу.

– Охранники могут зайти, – продолжала шипеть Лена. – Узнают – донесут!

– Охранники уехали уже, – ответила мать. – Машину помыли и уехали.

– Точно?

– Точно!

Дочь облегчённо вздохнула и с укоризной взглянула на пожилую женщину.

– Как ты можешь такое говорить, мама? – произнесла она. – Сколько я сил потратила, чтобы уговорить Стёпу взять тебя сюда! А ты всё недовольна. Чем тебе тут плохо? Живёшь на свежем воздухе, со всеми удобствами, ешь что хочешь и сколько хочешь!

– Ты ещё будешь меня куском хлеба попрекать! – проворчала Егоровна. – Я всю жизнь провкалывала, вас с Виталькой вырастила и чего дождалась на старости лет? В приживалках живу у зятя, из милости! Домработницу из меня сделали! К кастрюлям приставили! И я ещё должна за это спасибо сказать?

– Во-первых, мама, – Лена говорила, всё время тревожно поглядывая в окно на сидящего под сосной супруга, – никто тебя не попрекает. Во-вторых, растила ты нас не одна. У тебя вообще-то муж был, если помнишь.

– От вашего папеньки никакого толку никогда не было! – продолжала бухтеть Егоровна. – Много он вами занимался? А, вспомни? Уроки хоть раз проверил? Хоть один выходной с вами провёл? В цирк, в кино сводил? А когда вы с Виталькой грудными были, он ни одной пелёнки не постирал, ночью ни разу не встал, если плакали! Считал, что не мужское это дело – с сопливыми детьми возиться. У него занятия поинтереснее находились – театры и любовницы.

– Но ведь он деньги зарабатывал, мама!

– Да, – согласилась Егоровна, – морским офицерам тогда много платили, денег нам хватало. На зарплату медсестры я бы вас в таком достатке не смогла вырастить. Потому и терпела всю жизнь выходки вашего папеньки.