Литмир - Электронная Библиотека

Новая волна полемики вокруг этой пьесы поднялась в критике в 1859 г. в связи с выходом в свет первого Собрания сочинений Островского. В «Отечественных записках» критик под инициалами Н. Н. писал, что автор своею комедией хотел «указать на преимущества патриархального быта пред бытом цивилизованным» и что для выполнения этой задачи он «выбрал изо всего русского купечества отдельные черты и черточки, чтоб составилась из них светлая, но зато абстрактная личность Русакова, которую и ставит он в противоположность с пошлою личностью Вихорева <…> Только отдельные сцены тут прекрасны; в общем же нет цельности и строя; в ходе действия нет естественности; натяжки на каждом шагу; характеры исполнены несообразностей. Идеальные личности Русакова, Дуни, Бородкина были бы хороши, если б только уничтожить их идеальность; Баранчевский совершенно лишний в пьесе, Вихорев искусствен и бесцветен; личности: Маломальского, жены его Анны Антоновны и дуниной тетки Арины Федотовны, превосходны».

С язвительной иронией писал о героях комедии и критик «Атенея» Н. П. Некрасов, находивший, что в пьесе очень силен «дидактический элемент». «Маломальский один, действительно, лицо комическое и довольно оригинальное. Бородкин — это чудный герой в поддевке для нашей православной драмы. Какая покорность! Какая добрая душа у него! Одно слово: голубь!». Иного мнения придерживался А. В. Дружинин. «Написанная прежним превосходным языком, — писал критик, — простая и незамысловатая по интриге, исполненная жизни и драматических положений, новая комедия была прежде всего писана для сцены и до сих пор остается одной из любимейших пьес в русском репертуаре…». Беря под защиту комедию от критиков крайне «западнических» взглядов, Дружинин так объяснял смысл пьесы: «…замысел Русакова и Бородкина, честных русских людей, был новой ступенью правдивого сознания <…> симпатические и положительные стороны русского купеческого быта представляли свою завлекательную сторону для комика…» Дружинин не сомневался в том, что «изучение светлых сторон данной жизни для Островского не могло перейти в розовый цвет, односторонность или идилличность. Для этого наш автор был слишком поэтом, — утверждал критик, — то есть человеком по преимуществу зорким. Он мог иногда не доканчивать своих изображений, иногда не доходить до ясного воплощения своих замыслов (как, например, в Бородкине), но до сладкой идиллии, конечно, ему нельзя было унизиться».

Объясняя причины резких, прямо противоположных суждений о творчестве драматурга вообще и о данной пьесе в частности, Н. А. Добролюбов писал, что Островского «хотели непременно сделать представителем известного рода убеждений и затем карали за неверность этим убеждениям или возвышали за укрепление в них, и наоборот. Все признали в Островском замечательный талант и вследствие того всем критикам хотелось видеть в нем поборника и проводника тех убеждений, которыми сами они были проникнуты. Людям с славянофильским оттенком очень понравилось, что он хорошо изображает русский быт <…> Островский действительно подал славянофилам много поводов считать его „своим“, а они воспользовались этим так неумеренно, что дали противной партии весьма основательный повод считать его врагом европейского образования и писателем ретроградного направления. Но, в сущности, Островский никогда не был ни тем, ни другим, по крайней мере в своих произведениях».

Находя Русакова лучшим представителем старых начал жизни, критик в то же время подчеркивал, что он «случайное исключение, и зато первый ничтожный случай разрушает все добро, которое в его семействе было следствием его личных достоинств». Заключение, к которому пришел Добролюбов, было следующим: «…комедиею „Не в свои сани не садись“ Островский — намеренно или не намеренно, или даже против воли, — показал нам, что пока существуют самодурные условия в самой основе жизни, до тех пор самые добрые и благородные личности ничего хорошего не в состояний сделать, до тех пор благосостояние семейства и даже целого общества — непрочно и ничем не обеспечено даже от самых пустых случайностей».

При жизни Островского в Москве, в Малом театре, пьеса прошла 76 раз, в Петербурге, в Александрийском театре, — 94 раза (последний спектакль в Москве состоялся 1 июня 1877 г., в Петербурге 27 октября 1885 г.).

Комедия «Не в свои сани не садись» не сходила со сцены русских театров и после смерти драматурга. 14 января 1903 г. в московском Малом театре состоялся юбилейный спектакль в память 50-летия первой постановки комедии. Перед началом спектакля Михаил Провыч Садовский произнес речь, в которой определил большое значение сценического дебюта Островского: «Мы, русские актеры, и вы, русская публика, пришли сюда праздновать 50-летие того знаменательного дня, когда силою своего огромного таланта Островский вызвал искусство к новой жизни. Сознáем же всю важность, все великое значение этой заслуги перед русским обществом и преклонимся с глубоким уважением перед памятью великого преобразователя нашей сцены!».

Роли в юбилейном спектакле исполняли: Русакова — К. Н. Рыбаков, Авдотьи Максимовны — Е. М. Садовская (Садовская 2-я), Арины Федотовны — О. О. Садовская, Маломальского — М. П. Садовский, Анны Антоновны — Н. А. Никулина, Бородкина — Н. К. Яковлев, Вихорева — И. А. Рыжов, Баранчевского — A. Ф. Федотов, Степана — П. Е. Греков, Полового — С. И. Яковлев. В юбилейном спектакле Александрийского театра приняли участие такие выдающиеся актеры, как К. А. Варламов — Русаков, B. Н. Давыдов — Маломальский, В. П. Далматов — Вихорев, и другие.

Э. Л. Ефременко

16
{"b":"21270","o":1}