Около одной из почти восстановленных картин я замер.

- Проняло? - участливо поинтересовалась моя спутница, и я медленно кивнул.

- Еще как.

- Слава богу. Значит ты не безнадежен.

Мы стали медленно осматривать все картины, скульптуры, книги... Это было странное, почти невероятное, ощущение того, что я вновь начинаю жить. Жить чужой жизнью. Эмоциями и страстями тех, кто творил, застывшими в едином моменте времени навечно. Несовершенными, иначе бы они не оказались здесь, но, при всем этом, изумительными по своей красоте

- Интересно, - сказал в какой-то момент я - а почему я раньше не додумался до такого простого решения?

- Потому, что ты слишком много думаешь о том, чем занимаешься, и у тебя не хватает времени на это.

Спустя пару часов, когда мы налюбовались на все, что находилось на реставрации, и вышли на улицу, я все еще не мог окончательно выбросить из головы увиденное.

За долгое время это было первое, что дало мне ощущение близкое к эмоциям и чувствам, и это было...

Я до сих пор не могу подобрать подходящих слов, чтобы это описать.

- Слушай, не знаю как ты, но я проголодалась. Куда пойдем?

- Выбирай - машинально ответил я.

Ольга кивнула, и уже спустя двадцать минут мы сидели в каком-то странном заведении, где царило приглушенное освещение, играла джазовая музыка, и практически не было народу. Создавалось легкая иллюзия того, что хоть ты и сидишь на виду у всех, но остаешься невидимкой для всех, пока не покидаешь свой столик.

Сделав заказ, мы стали неторопливо потягивать напитки.

- Откуда ты знаешь про эти места?

- В мастерской работает один друг отца, и я периодически туда заглядываю, а это заведение... Скажем так, я была настроена провести здесь не один вечер. Случайно его нашла, но с моим парнем мы здесь так и не побывали.

Сделав глоток коньяка, я поинтересовался:

- Какой он?

Вопрос вызвал улыбку.

- Забавный. Глупый. Гордый.

Я покачал головой.

- Ты не любишь его.

Она возмутилась.

- Это еще почему?

- Потому, что иначе ты вообще не смогла его описать, а на твоем лице появилось бы полумечтательное выражение. Поверь мне, ты его не любишь. Может и хотела бы, но это не так.

- Конечно, мистер всезнайка.

Я отмахнулся.

- Разумеется, ты будешь утверждать обратное. Всем людям свойственно хвататься за иллюзии, и жить, свято веруя в их правильность. Помнишь, я говорил тебе, что склеивал разбитые сердца?

- Да.

- Я не врал. Только по большей части это было в одностороннем порядке. Очень редко было так, что я видел настоящее чувство, и оно было обоюдным, а обычно все сводилось к развенчиванию иллюзий, и поддержке, чтобы человек мог жить дальше и продолжать искать того, кто не только не разобьет его сердце, но и всегда будет оберегать его. Поверь, я узнаю настоящее чувство даже сейчас, когда сам не способен чувствовать.

Она молча пила свой коктейль, и я видел, как на ее лице отражается весь процесс обдумывания услышанного.

- Ну, предположим. И кого же, по-твоему, я люблю?

- Отца, мать... Меня.

- Ах ты...

Она замахнулась на меня рукой, но я отклонился.

- Ты самый наглый, беспринципный тип, которого я знаю!

Я усмехнулся.

- Ты забыла добавить, что я еще и симпатичный. А также то, что я интригую тебя тем, что старательно не похож ни на кого. Что я сволочь, но при всем этом, ты не хочешь, чтобы со мной что-то произошло. Что я нравлюсь тебе, и эти пять дней, которые мы с тобой проводим вместе - лучшие из тех, что были в твоей жизни. И еще то, что ты так и не можешь забыть тот поцелуй.

Проклятье, иногда мне кажется, что мои чувства и эмоции были созданы для того, чтобы видеть, когда стоит остановиться в моем безудержном трепе. К этому моменту я уже слишком долго обходился без них, и отвык от подобных бесед, поэтому и не заметил момента, когда надлежало прекратить "срывать покровы с тайны".

Свою затрещину я получил вполне справедливо. Вовсе не из-за того, что был неправ, а как раз наоборот. Я был слишком прав, и она не хотела, чтобы я знал о том, каким я предстаю перед ней.

Неожиданно, я осознал, что не люблю эту девушку. Умную, красивую, милую, достойную лучшего варианта, который ей могла преподнести жизнь.

Я не любил ее, но мне хотелось позаботиться о ней. Не любил, но с ней мне, наконец-то, было спокойно и комфортно. Не любил, но она понимала меня лучше, чем все мои знакомые, включая Олега. Для многих людей этого было бы более чем достаточно, чтобы завести семью, но я не принадлежал к многим.

Я не любил ее, потому, что не мог ничего чувствовать.

Но впервые со дня смерти матери мне захотелось чувствовать, только для того, чтобы я смог полюбить.

Нам принесли еду, и на некоторое время мы были избавлены от разговоров и рукоприкладства.

- Зачем ты со мной? - тихо спросил ее я, когда тарелки опустели.

Она с сомнением посмотрела на меня, думая, не собираюсь ли я устроить еще что-то подобное.

- Я серьезно. Твоего парня уже возвращают, и этого я отменять не буду. Ты можешь спокойно уйти, и после того, что я сегодня устроил, это будет принято спокойно и логично. Если хочешь - можешь это сделать прямо сейчас. Я готов разорвать договор на форс-мажорных обстоятельствах. Ты получишь все причитающееся, а я буду справляться в одиночку. Мне не привыкать.

Она долго изучала меня, прежде чем ответить.

- Может ты и чертов гений, который щелкает всех людей как орешки, может ты и можешь заставить всех плясать под твою мелодию, но... Ты так и не понимаешь, почему я с тобой.

- Почему?

Началась блюзовая композиция, и она поднялась из-за стола. Неторопливо обойдя его, она взяла меня за руку и потащила танцевать.

Танцы никогда не были моей сильной стороной, и максимум, что я мог заставить себя сделать в парном танце - не наступать на ноги партнера.

Мы медленно покачивались в такт музыке, когда она прошептала:

- Потому, что ты прав, и потому, что я хочу, чтобы ты не просто знал об этом, но и смог почувствовать.

Я усмехнулся.

- Помнишь, что я тебе говорил в машине, когда мы ехали в ночной клуб?

Она недовольно отстранилась.

- Все-таки ты мерзавец.  Тебе обязательно момент портить?

- Нет.

- Тогда, сделай милость, заткнись, и давай просто потанцуем.