Понятное дело, Севастьян так говорить не будет, вот другие — запросто.

Севастьян! Имя пришло на ум как бы само собой и обожгло радостью. Вот как звали его лучшего друга, человека, перед которым Иона преклонялся. Человека, с которым они прошли через несколько сражений… Севастьян Глебов. Вот как его зовут. Господин Глебов.

Уже лучше!

Урсула тихонько пошевелилась под рукой Ионы и заговорила.

— Что? — Он наклонился к ней, чтобы лучше слышать.

— Кто эти господа? — спросила девушка. — Ты не знаешь?

— Понятия не имею, — заверил Иона.

— Они нас не видят? — опять спросила Урсула.

— Похоже на то…

Она кивнула, как бы довольная тем, что он подтвердил ее предположения, и устроилась поудобнее. Урсуле — хорошо, для нее весь мир представляет собой одну большую сплошную странность. Она не пугается, когда видит нечто непонятное. Она попросту знает о себе, что любая новая вещь непременно покажется ей удивительной. Как будто заботливая нянюшка непрерывно рассказывает ей увлекательнейшую историю, сказочку, у которой нет конца.

А Иона в точности знает, что происходит нечто такое, от чего стоит бы удрать куда подальше. Только вот удирать пока что некуда. Выхода не видно.

И вдруг что-то опять изменилось. Люди, бродившие по комнатам, стали как будто ярче. И один из них внезапно уставился на Урсулу с Ионой.

— А вы что тут делаете, ребятки? — спросил он, быстро подходя к сидящим на полу. Его сапоги из очень грубой кожи громко простучали по камням. — Вы откуда здесь взялись?

Он наклонился над обоими, потом сел на корточки и улыбнулся так невесело, что у Ионы захолонуло сердце.

— Мы не знаем, господин, — сказал Иона. — Мы тут проснулись, а вы ходите… И никого больше.

Сидящий на корточках отвернулся, громко выругался и прокричал, обращаясь к остальным:

— Тут дети — из тех, кого немцы угоняли! Каша готова?

Поскакало по лестницам — вниз, во двор:

— Федор! Каша готова?

— Готова?

— Готова?

Со двора донеслось:

— Го-то-о-ова!

Человек, обнаруживший Иону с Урсулой, протянул им руки:

— Идемте, ребята, поедим. А вот что с вами потом делать? Не брать же вас в наступление!

— А кто наступает? — спросил Иона, крепко держа Урсулу за руку.

Солдат засмеялся, все так же невесело.

— Да наши! Наши наступают! Наконец-то… Границу уже перешли. Ты разве и этого не знаешь?

Иона пожал плечами неопределенно. Он знал, что «наши» то наступают, то отступают и что король Эрик, по слухам, намерен вмешаться в эту войну значительными силами. Это особенно занимало Иону, поэтому он спросил здоровяка:

— А что шведы?

Тот остановился уже у самого выхода, явно озадаченный:

— Какие шведы?

— Высадились? — спросил Иона.

— В Нормандии американцы высадились, — сказал здоровяк. — Наконец-то, а то одной тушенкой всю войну пройти хотели.

— Какая Нормандия? — изумился Иона. Так изумился, что даже присел. — Это где?

— Ты в школе учился? — бросил здоровяк. — Географию проходил?

— Нет, — сказал Иона. — Боже, помоги мне!

Орган звучал то громче, то тише. Затем к музыке присоединились голоса, певшие тихо и на удивление слаженно.

Урсула потянула Иону за пальцы.

— Посмотрим? — прошептала она.

— А что смотреть, слушать надо, — сказал Иона. — Тебе разве каши не хочется?

— А нас угощают? — удивилась она.

— Этот здоровенный — он же сказал, — ответил Иона. — Не спрашивай ни о чем. Просто делай как я.

— Я буду слушаться, — заверила его Урсула.

Они вышли во двор. Иона метнул быстрый взгляд в сторону навеса, где вчера видел сундук с золотом, который затем превратился в гроб с истлевшим телом внутри.

Никакого сундука не было и в помине. Стояла тощая, на изумление изможденная лошадь, и утомленно жевала клок сена.

Прямо на камнях был разложен здоровенный огонь, на котором стоял весьма скромных размеров котел. И там булькало нечто, а рядом стояли круглые предметы, похожие на слиточки золота. Они были измазаны маслом и сильно пахли.

Немолодой человек, у которого постоянно дергалась левая половина лица, взял в руки нож и быстро ударил в слиточки. Оказалось, что внутри они пустые. Тонкий верхний край легко снялся ножом. Человек перевернул этот предмет над котлом, и внезапно в кипящее варево выпал кусок мяса. Небольшой и очень жирный.

Иона даже ахнул от удивления. Странный способ возить с собой провизию! И как им удалось засунуть в наглухо запаянный кусок металла это мясо? Не ядовитое ли оно?

Орудуя черпаком, повар стал раскладывать порции в подставляемые миски. Плевки каши шлепались, и солдаты ворчали:

— Матвееву-то положил с мяском, а мне — к постнику!

— Молчи лучше, да ешь.

— Ясное дело, Матвеев ему земляк, а ты кто такой?

— Какой ни есть, а все-таки свой.

— Был бы повар у нас мордвин, — не унимался «постник», — по-иному бы все обернулось.

Кругом смеялись, да и «обиженный» посмеивался. Повар, продолжая дергать лицом, проговорил невнятно:

— Зря стараешься, я ведь все равно не слышу.

«Обиженный» махнул рукой, плюнул и уселся прямо на камни с миской.

— С боярами знаться честно, — сказал Иона, усаживаясь поближе к солдату, которому не хватило мяса, — с попами свято, а с мордвой хоть и грех, да лучше всех!

— Вишь, — сказал солдат без улыбки. — А почему с мордвой — грех?

— А потому что язычники вы, — ответил Иона. — Уж я-то знаю. Поблудил среди вас какое-то время. Кормите недурно, вкусно даже, и в деревнях у вас весело, а все-таки грех.

— Иди ты! — солдат отодвинулся и отвернулся в другую сторону. — «Язычники», — пробормотал он, зачерпывая кашу ложкой. — Видали?

Кругом смеялись. Урсуле выдали «царскую» порцию и смотрели, как девочка деликатненько кушает.

— Вот фитюлечка, — умилялся высокий, тощий солдат, взирая на макушку Урсулы откуда-то из поднебесья. — Точно птичка. Зачем же горбатенькую было угонять? Она совсем слабосильная.

— Немцы, — сказал здоровяк, который командовал остальными. Как будто это слово все объясняло.

Иона решил попробовать снова разузнать новости.

— Что Эрик? — спросил он.

— Какой Эрик? — не поняли его.

— Шведский король, — пояснил Иона.

Солдаты переглянулись, покрутили пальцами у висков. Потом одни сказал неуверенно:

— Может, Швеция действительно высадилась где-нибудь в Карелии, а мы и не знаем?

— Ленинград в опасности? — подскочил к Ионе один и схватил его за плечи. — Говори! Шведы наступают на Ленинград?

Это имя показалось Ионе знакомым. И он вспомнил, от кого слышал его. Женщину, которая говорил на «а», зовут Наталья. Она упоминала о Ленинграде. И о Петербурге. О городе, который будет основан на Новгородских землях царем, который еще не рожден…

— Петербург? — повторил Иона.

Солдат отпустил его.

— Совсем его немцы заморочили… Петербург! Бедный парень.

— Оставь ты их в покое, — велел здоровяк. — Они еще отойдут. Дай людям время понять, что всякие там немцы кончились, что они среди своих.

— Ты из Питера? — спросил солдата Иона. — Я знал твоих земляков. Ленинград — не в опасности. Поверь.

Солдат улыбнулся одними губами и кивнул.

— Ладно, ты не волнуйся. Поешь и отдохни. Потом решим, что с вами делать.

Черная ночь, окружавшая Севастьяна и его спутников, понемногу начала сереть. Они все шли и шли вперед, боясь останавливаться. Хватит и одного Чурилы, сожранного неведомо какой тварью. Солдатский строй щетинился копьями и мечами, хотя каждый отдавал себе отчет в том, что, вздумай тварь напасть снова, вряд ли удастся отбиться от нее. Больно уж стремительно она атакует.

В серых предрассветных сумерках стали лучше различимы деревья. Словно истерзанные мучительной болью, скрюченные пальцы-ветви тянулись к проходящим мимо людям и безмолвно взывали о помощи. Ни одна птица не возвестила о приближении солнца. Стояла глухая тишина, и даже звук шагов тонул в ней, точно погружаемый в вату.