IV. Божество Ахеменидов Восставшие трупы вчерашних семей к Аманову дереву шествуют мимо уснувших шутов, заклинателей змей, упившихся шпагоглотателей, мимов. О, демоны снов, просыпайтесь, пора! Окутайте пьяных волшебной метелью. Пусть люди спокойно храпят до утра, не ведая, что им готовит похмелье. Пускай перебродит в аортах вино, пока в головах верховодит разруха… Аманово дерево окружено толпою дебуков и сонмами и духов…. Сжимается тварей астральных кольцо, и купол небес — как вселенская люстра… В безглазое смотрит Амана лицо Бог ахеменидских пространств — Заратустра. V. Так говорил Заратустра Я-Заратустра… Бог… и я здесь — лишний… лишь потому, что есть еврейский Бог, Единственный, Единый и Всевышний, зачатье мира и его итог. Когда меня еврейская проказа отправит в жертву Богу своему — со мною мирозданье рухнет сразу, хоть это не доступно их уму. Ты должен был, Аман, убить их Бога, но вместо Бога сам повешен здесь. В двойную петлю заплелась дорога. И где, глупец, твоя былая спесь?! Еврей за жизнь трясется. Это значит, что как его ты ни умилосердь — миропорядок он переиначит, когда дерзнет изъять из мира смерть.  Охватит мир удушливая скверна — как ты, Аман, за петлю ни держись… Грядет… Грядет за тем, кто смерть отвергнет Великий Изверг, чтоб отринуть жизнь. Мир станет темным стадом в час убоя, где человек – слепой среди слепых, где станет Изверг жертвовать собою только затем, чтобы убить других. Кому свой зад всех демонов дороже, кто будет у могил на помощь звать, кто в этой жизни смерть принять не может — не сможет жить, а только выживать. Еврей переустроит Божье царство, и мир услышит свой утробный вой. Скукожатся до гетто государства, и до погрома – эра звездных войн. Эстер – агент еврейского влиянья, а храм ее владычества – кровать… И, несмотря на все мои старанья, ты не сумел ее переиграть. Ты правил всем дворцом, где вор на воре, ты вел переговоры с сотней стран… Ну, ладно, царь – дурак, но царедворец… Ты разочаровал меня, Аман. И смерть твоя, Аман, запомни это — всего лишь незаслуженный аванс. Смерть заработать надо… До рассвета даю тебе, Аман, последний шанс. VI. В покоях Эстер
 Ах, царица, что творится?! Вьется звездная метель, рвутся демон сдемоницей из окна в дверную щель. То заплачет, то завоет ведьма с кровью на виске. Возле трона под конвоем бес визжит на поводке. Ветхий сон, кошмар, виденье, тайных ужасов разбой. Ах, царица, наважденье забытье несет с собой. Из своей дворцовой клетки посмотри в свое в окно: раздирают ставень ветки, нас в природе нет давно. Плел о нас поэт-повеса сумасшедшее враньё. Сдохли пушкинские бесы и Эдгара вороньё. Это Персия, царица! Лучше плюнуть и напиться, спьяну в птицу обратиться, головой в оконце биться: – Здравствуй, ворон! – Здравствуй, вор! – Ты ответишь мне за вора! – Сам докаркаешься скоро! – Для чего нам эта ссора?! – Съешь таблетку невермора, кровью скрепим договор. Ты – как мумия на троне, трон – загробная постель. Притащил козла в короне полорогий Азазель. Он из падших самый мудрый обольститель женихов, маг шампуней, демон пудры, величайший дух духов. Уж тебя-то он, старуху — колченогий и босой — окропит акульим пухом, подкопытною росой, подрумянит вражьей кровью, опоит живой водой. Пей, царица, на здоровье! Станешь снова молодой. Завтра выйдешь в мир опальный, а пока что отдыхай… Впрочем, кто стучится в спальню? – Здравствуй, Эядя Мордехай! |
