– Хватит нас тут пугать, – строго сказал я ему. – Сегодня первое апреля, а не тридцать первое октября.

Димка зловеще расхохотался, пуча глаза и загребая руками воздух перед собой. Осекся, помрачнел. Угрюмо произнес, нас всех оглядывая:

– Если честно, я не понял, что происходит. Электричества, похоже, во всем квартале нет. И затишье какое-то странное. Наш двор всегда был спокойным, но не настолько же… А самое странное знаете что? Новости на сайте – вчерашние. Все до единой!

– Опять пугаешь?

– Предостерегаю! – подвывая, ответил валяющий дурака Димка.

Никто, конечно же, в надуманную опасность не поверил. Но жутко было всем, тем более что на улице начинало темнеть, и в просторных залах квартиры сгущались самые настоящие первобытные сумерки. Еще свежи были впечатления от фильма про мертвецов, да и короткий, якобы документальный ролик не забылся. А тут еще девчонки о подозрительном типе, мнущемся на лестничной площадке, вспомнили. Он, впрочем, уже куда-то делся – об этом доложил Димка, заглянув в дверной глазок.

Город медленно тонул во тьме, только местами на небо наплывало какое-то мутное зарево. Димка отыскал в ящиках комода ароматические свечи разных калибров, расставил их по гостиной и зажег. Мы часто подходили к окнам, видели в далеких черных прямоугольниках редкие зыбкие отсветы, понимали, что мы не одни такие, – и нам становилось чуть спокойнее. Не зная уже, чем себя занять, мы начали строить разные предположения о случившемся – будто в города играли. Вспомнили о террористах, о бомбежке Белграда, об авариях на подстанциях, о Чернобыле, Бхопале, Бермудском треугольнике и шхуне «Мария Селеста». Я выдвинул теорию, что, пока мы беспробудно здесь праздновали, над городом наблюдался звездный дождь необычайной красоты, и все, кто его видел, сейчас слепы и беспомощны.

На меня поглядели как на дурака.

– Вот что, – сказал Димка, ковыряясь в светодиодном фонарике китайского производства. – Оставайтесь вы сегодня у меня. Переночуем, перекантуемся, а утром на свежую голову во всем разберемся. Если это действительно нашествие зомби, что ж… – Димка хохотнул, давая понять, что его слова не нужно воспринимать всерьез. – Тогда будем вести себя соответственно. Как в кино.

– Это как же? – спросила молчавшая весь вечер Таня. – Начнем искать печенье «Твинки»?

Димка удивленно на нее взглянул, вскинул бровь и одобрительно хмыкнул.

Кажется, Таня удачно пошутила.

Кажется, ее шутку понял один Димка.

Я не знаю, что рассказать о Тане, кроме того, что уже было сказано выше.

Впрочем, вот: эта девушка часто делала то, чего от нее не ждали. А от нее, в общем-то, никогда ничего не ждали. Всегда и всюду она казалась лишней и ненужной. Она была балластом.

Но если бы не Таня, мы, наверное, так бы и не поняли, чего нам следует бояться пуще смерти.

Спасибо тебе, Танюша.

Спать мы все устроились в гостиной, благо здесь имелись два дивана и несколько широченных кресел. Но сон не задался, очень уж эмоциональный выдался вечер. Часа полтора, наверное, продолжались наши тихие разговоры, и только Минтай с Катей не участвовали в беседе – они, хихикая, занимались друг другом. Эта парочка первой и заснула – к нашему общему облегчению.

Ночью кто-то сильно и долго стучал в дверь квартиры. Димка даже вставал, зажигал свечу, топтался с ней в коридоре, прислушиваясь к доносящимся с лестничной площадки звукам. Заглядывать в глазок он боялся.

На улице тоже было неспокойно: часа в три где-то неподалеку что-то глухо взорвалось; ближе к утру я слышал какие-то истошные вопли; а на рассвете нас разбудил дружный вой автомобильных сигнализаций. Свалившись с постелей, не продрав глаза, мы сгрудились у окна, заглядывая во двор. Там внизу ворочался среди припаркованных автомобилей красный тонированный «Кашкай». Морда его была разбита, бока заметно помяты, зад ободран. Мы видели, как с детской площадки бросились к автомобилю два человека – те самые, которых мы приметили еще вчера. «Кашкай» сшиб одного, переехал другого и вырвался на свободу, опрокинув набок старенькую «Оку» и развернув черный «Меган».

Завыл, вибрируя, лежащий на стеклянном столе брелок с ключами.

– Это же моя машина! – спохватился Минтай Юрьевич.

– Он их сбил! – задохнулась Оля. – Вы видели? Видели?!

Пострадавшие дергались на грязном асфальте, возились, будто пробуя встать на переломанные ноги. Димка растолкал нас, лег грудью на подоконник, сплющил нос о стекло.

– Знаете что, ребята, – протянул он, видя что-то, чего не замечали мы. – А я на месте водителя, пожалуй, поступил бы так же.

– Кто-нибудь, позвоните в милицию, – громко потребовала Оля. – И в «Скорую»!

– Думаю, милиция нам не ответит, – мрачно возразил Димка. – А «Скорая», подозреваю, никому там не поможет. Кажется, началось то самое, о чем я всегда мечтал.

– Что именно? – спросил я, уже зная ответ.

– Конец света, – сказал Димка. На розыгрыш это не было похоже. – И он показал пальцем куда-то вниз.

Я прижался щекой к холодному и влажному стеклу, пытаясь увидеть, что же такое узрел там Димка.

Я увидел. И крепко вцепился в подоконник.

– О, господи… – простонал рядом Минтай.

По прилегающему к дому тротуару, по черному асфальту, который даже зимой оставался голым из-за проложенной под ним теплотрассы, по квадратам «классиков», детским рисункам мелом и потертой надписи «Натусик, я тебя люблю» брели невесть откуда взявшиеся люди.

Возможно, они вышли из гаражного массива, что находился за углом нашего дома. Может быть, они выбрались из подвала или какого-то подъезда. Не знаю.

Они шли, точно как шли те зомби в фильме – подволакивая ноги, пошатываясь, неуклюже поводя руками.

И они все горели.

В десять часов утра Оля пробормотала:

– Нужно что-то делать, – и пошла на кухню ставить чайник.

Мы не пошевелились. Мы сидели перед выключенным телевизором и тупо чего-то ждали. Всем было ясно, что в не замеченные нами дни мир страшным образом переменился. Но принять сей факт и поместить его в голове не получалось.

– Может, война? – неуверенно предположил Минтай.

– Война с марсианами, – буркнул Димка и, дохлебав пиво, бросил бутылку под ноги. Он снова был пьян. – Отравляющие облака, испепеляющие лучи, шагающие треножники.

– Жюль Верн, – сказала Катя.

Никто не стал возражать.

Разговаривать не хотелось – разговор угнетал. Молчание тоже давалось нелегко. Делать что-то было попросту страшно – бездействие казалось более уютным и безопасным. Мы ведь уже пробовали кое-что предпринять, и всякий раз наши надежды оборачивались разочарованием.

Пока работала сотовая связь, мы пытались хоть куда-нибудь дозвониться: родным, знакомым, в милицию и «Скорую помощь», в пиццерию, в службу такси, в зоопарк. Где-то включался автоответчик, чья-то линия была занята, какие-то абоненты объявлялись недоступными. Но чаще всего трубку просто никто не брал, и мы подолгу слушали длинные гудки или неуместно веселые мелодии, надеясь, что их сейчас – вот-вот – прервет хоть чей-нибудь живой голос.

Минтай Юрьевич времени на звонки не тратил. Он, никому ничего не сказав, вышел в Интернет со своего модного прожорливого смартфона, но посадил аккумулятор прежде, чем смог разобраться в закладках «Оперы-мини». Единственной страницей, которую ему удалось открыть, была его страничка на «мобильных одноклассниках». Единственной новостью, которую он узнал в результате недолгих манипуляций, была новость о том, что кто-то оценил его фото на пятерку с плюсом.

Если бы Минтай вовремя позвал Димку, вместе они, возможно, и успели бы хоть что-то вытянуть из умирающего смартфона. Но Димка на тот момент был занят. Он откопал на антресолях старый радиоприемник с батарейками, закисшими в советское, видимо, еще время, и пытался его реанимировать. Кухонным ножом Димка зачистил позеленевшие контакты, выдул едкую пыль и подключил к приемнику новый источник питания, на скорую руку сляпанный из скотча, проводков от елочной гирлянды, канцелярских скрепок и россыпи пальчиковых батареек, добытых из пультов ДУ.