В этот момент Ванглена мучительно стошнило на песок какими-то желто-зелеными сгустками. Он совсем было уснул, но при звуке стихов природа выручила.

– Противно думать! – пожаловался он.

– Дыши ровнее, – спохватился Ньен. – Не смотри вглубь себя. Смотри на землю или на небо. Или на море, как это делаю я, когда тошные мысли одолевают. Полюбуйся на что-нибудь. Тебе станет легче.

– У меня плохое чувство! – простонал Ванглен Ньен подбежал к ближайшему дереву, сорвал с него цветок побольше и сунул его в нос Ванглену.

– Если книги не приносят счастья, то почему мы, люди, умираем от них? – прошептал Ванглен, жадно прижимая цветок к лицу.

– А почему ты думаешь, что мы – люди? – солнце почти село, и на божественном лице Ньена играли его багровые отблески.

Мир, в котором живет борец во время схватки, совсем не похож на обычный мир. Время и пространство одновременно сжимаются и растягиваются. Прием надо проводить с максимальной скоростью, со скоростью мысли. Но иногда и мысль не поспевала за развитием событий, и тогда на помощь приходила интуиция, опережающая и события, и время, и саму мысль. При этом в каждое мгновение схватки может уместиться столько действий, что мыслей о них хватило бы на день обычной жизни. Борец даже видит иначе. Иногда Ванглен совсем слеп от усилий, но это не мешало ему отлично чувствовать все действия Ньена и контролировать дистанцию до него с предельной точностью. Борец видит соперника не глазами. Он ощущает его всем своим телом, всей кожей и внутренностями, каждая из непрерывно напрягающихся мышц говорит ему о положении, действиях и даже о мыслях противника. Мышечное чувство – вот зрение борца.

Стойка Ньена обычно была выше, хотя он защищался, а нападал в начале схватки всегда Ванглен. Таку них повелось с самой первой встречи. И дело не в том, что Ванглен больше жаждал борьбы, горячился или хотел что-то доказать себе или сопернику. Ньен – более сильный борец, это и так ясно. Но его превосходство не было абсолютным. Ванглен обладал своими достоинствами. Он был гибче, ловчее, но самое главное – быстрее. Латентный период его мышц был короче.

Преимущество в скорости, с которой его мышцы выполняли команды мозга, могло показаться совсем незначительным, моргнуть – и то больше времени занимает, но в борьбе мгновения играют решающую роль.

У Ванглена самыми быстрыми были икроножные мышцы, чуть отставали от них в скорости реакции мышцы спины. Двуглавой мышцей плеча можно было гордиться, а вот дельтовидная и трехглавая мышцы работали не столь проворно, хотя обладали достаточной взрывной силой, чтобы держать в постоянном напряжении даже такого борца, как Ньен. Прямая мышца живота работала медленнее, и об этом надо было всегда помнить. Но хуже всего дела обстояли с четырехглавой мышцей бедра. Это было уязвимое место. А вот у Ньена самыми быстрыми были как раз бедра и трехглавая мышца плеча. Ванглен все это знал и готовился к схватке с учетом всех этих особенностей.

Схватка начиналась с борьбы за захваты. Внешне почти ничего не происходило. После первых наскоков и оплеух, которыми борцы словно бы приветствовали друг друга, стараясь справиться с охватившим их восторгом, начиналось долгое единоборство. Иногда схватка напоминала Ванглену размеренную беседу, обмен мнениями, а порой она превращалась во вдохновенный спор, полный высоких порывов, откровений и самых неожиданных поворотов, который всегда жалко было заканчивать и в котором горячее стремление опровергнуть аргументы друг друга доходило до крайней нетерпимости, но который все же был невозможен без соучастия. Соперники, полусогнувшись, топтались друг возле друга, стараясь ловчее ухватить один другого за шею, кисть, предплечье или плечо в поисках входа в прием и препятствуя удобному захвату оппонента. Солнце могло пройти половину небосклона, а взмокшие Ванглен и Ньен все так же топтались на песке, упершись лбами и сплетясь руками. Вроде бы ничего особенного не происходило. Но на самом деле это был один из самых волнующих и напряженных периодов схватки. О, если бы кто-то мог в этот момент заглянуть борцам в мозг!

Он увидел бы там феерический каскад приемов: отвлекающая попытка взять предплечье на ключ, на самом деле лишь маскирующая истинные намерения и срывающая соперника из устойчивого положения, стремительный нырок под руку, захват, подбив ноги бедром, вертушка, перевод в партер, захват рук и туловища, накат с выходом на мост, когда ты чувствуешь (весомое, сладостное и всеобъемлющее чувство!), что все твое тело становится частью приема, превращается в путь, по которому этот прием реализуется в сжавшихся и одновременно растянувшихся времени и пространстве, словно не ты проводишь прием, а прием – тебя, и именно в результате этого приема ты, твое тело по-настоящему существует, затем еще накат, за которым следует немедленный захват туловища сзади и бросок через себя с высокой амплитудой, после чего делается замок на плечо и шею, дожимающий поверженного соперника.

И вся эта феерия внутренней борьбы скрывалась за небольшим движением мышц, даже не движением, а намерением Ванглена сделать это движение. Но Ньен уже все просчитал в своей голове и сорвал атаку, едва заметно сместившись вперед и вправо, чуть изменив положение центра тяжести своего тела, сделав полушаг навстречу потенциальной угрозе. Ньен знал, что атаку надо гасить еще на попытке входа в прием, пока она не набрала темп и инерцию, не стала неотвратимой, не превратилась в удар, сметающий все на своем пути. И даже это уже недостаточно своевременно. Атаку надо гасить на этапе замысла, предугадав намерения противника, пересчитав его. И в головах борцов постоянно шел расчет будущих действий и противодействий, своих и соперника. Вокруг простой вертушки, о которой невозможно было даже помыслить, чтобы она удалась в единоборстве двух столь опытных борцов, Ванглен и Ньен могли разыгрывать в голове целые баталии.

А со стороны казалось, что ничего особенного не происходит: сопение, возня, полушаги, подтанцовывания, попытки сдвинуть друг друга с места, раскачать, вывести из равновесия, чуть-чуть, на полпальца, улучшить захват. Но за всей этой невзрачной толкотней стояли стремительные движения мысли. В каждом борце таилось бесчисленное множество отработанных до автоматизма программ действий. Прием или каскад приемов могли последовать в любое мгновение, как только мозг борца, его мышечное самосознание определит, что его тело, руки и ноги, а также тело соперника в своем постоянно меняющемся противоборстве взаимоположений, захватов и контрзахватов, – как только эти тела хотя бы на самый летучий миг принимали позицию, позволяющую провести атакующее действие. В этом случае прием последует незамедлительно, и для этого опытному борцу порой даже не надо принимать сознательного решения. Его тело, его мозг все сделают сами, мгновенно взорвавшись отработанными действиями. Конечно, именно сознание играло в борьбе главную роль. Более того, главным образом это была не борьба мышц, а борьба нервов, борьба умов.

Внешне все выглядело как однообразная возня двух гигантов, топчущихся в песке на одном месте. Но на самом деле шла напряженная, изматывающая внутренняя борьба, состоящая из микроатак и порой незаметных глазу контрприемов, проходивших на фоне силового давления и противодействия, и каждый из борцов постоянно и очень остро ощущал, какой опасности противостоит. Каждый знал, что малейшая неловкость, заминка или неверное движение закончатся для него мгновенной, неотразимой атакой и неизбежным поражением.

Пользуясь преимуществом в быстроте реакции своих мышц, Ванглен создавал Ньену угрозу за угрозой. Ванглен вынужден был постоянно атаковать. Он знал, что стоит ему хотя бы на мгновение ослабить натиск и проявить чуть меньше изобретательности в создании угроз, и Ньен сомнет его.