Поглощенные своими занятиями студенты Института Высшей Магии, собравшиеся на поляне, пребывали в полном неведении относительно драмы, разыгравшейся в близлежащих кустах. Они были заняты тем, что по очереди повторяли заклинания, которые требовались им для сдачи практической части предстоящих годовых экзаменов. Каждый выбрал себе одно стандартное аттестационное задание из волшебной книги для второго курса и при помощи коллег пытался воплотить его в жизнь. Экзамены, маячившие на носу, заставили их предельно сконцентрировать усилия; не было ни праздной болтовни, ни саркастических замечаний, ни уморительных магических трюков, обычно вызывавших взрывы хохота. Все члены группы были необычайно прилежны и собранны; сейчас они, хмурясь, напряженно следили за Гекатой Бринстоун, которая сражалась с изумительно красивым, но дьявольски сложным заклинанием Floreat Aetherum.
Две ведьмы в группе отсутствовали: синьора Стрега-Борджиа, которая по совету миссис Маклахлан легла в постель, и Фьямма д’Инфер, добравшаяся до бутылочки джина, которую она припрятала в теплице на экстренный случай. С трудом проглотив изрядную дозу жгучей жидкости, Фьямма разглядывала сквозь мшистое стекло маленькие фигурки на поляне.
— Тупые придурки, — пробормотала она и сделала еще один большой глоток из бутылки, — идиоты со своими жалкими фокусами… — В раздражении она щелкнула пальцами перед ртом и, словно огнемет, испустила из горла язык пламени. Чтобы выплеснуть злобу, она направила пламя на древнюю виноградную лозу, обвивавшую заднюю стену теплицы. Если бы растение было наделено голосом, лоза издала бы крик смертельной боли. Удовлетворенная тем, что Стрега-Шлосс лишился винограда на многие годы, она вышла из теплицы и зашагала по брусчатке туда, где опрятный газон спускался к поляне. Воздух был насыщен ароматом цветов, в траве сонно жужжали пчелы. Фьямма с отвращением заметила, что Геката довольно удачно справилась с Floreat Aetherum, вызвав шквал восхищенных и одобрительных восклицаний.
Над головой молодой ведьмы в воздухе парили тысячи цветочных бутонов с туго свернутыми лепестками. Геката на миг прервала заклинание и взглянула вверх, заслонив глаза от солнца. Нерешительная улыбка тронула ее губы, и, ободренная успехом, она продолжила:
— In nomine floris — aperte!
Фьямма больше не могла себя сдерживать. Притаившись на краю поляны, она пробормотала контрзаклинание, призванное перепутать слова Гекаты и превратить их в волшебный эквивалент супа с буквенной вермишелью. Подобно магической версии компьютерного вируса, контрзаклинание оказало на волшебство катастрофическое воздействие.
Прежде чем ведьмы успели разбежаться в поисках укрытия, парящее облако цветочных бутонов изменило цвет с бледно-розового на злобный ярко-оранжевый. Более того, бутоны изменили форму и завибрировали. Тихое жужжание переросло в громкий угрожающий гул. Фьямма повернулась спиной к результатам своего вредительства и поспешила прочь. Вопли и проклятия позади становились все тише, по мере того как злобная колдунья приближалась к палисаднику, чтобы войти в Стрега-Шлосс через кухонную дверь. В кухне никого не было, кроме Мари Бэн, которая вела смертельную схватку с большой булькающей кастрюлей на плите. Скривившись от запаха, ведьма проигнорировала повариху и через винный погреб направилась вниз в подземелье, где она надеялась найти оставленного без присмотра Нестора, чтобы получить от него толику драконьей крови.
— Это есть камбаль Вероник, — начала объяснять Мари Бэн вслед Фьямме и с энтузиазмом, несмотря на отсутствие аудитории, продолжила: — Ах… но зесь нет есть камбаль, так я найти — как ви говорить? — «лось». В коптильня, и потом я искать виноград для соус, но лоза… пифф! Фини! Капут! Я взять изюм. Но нужен стакан vin blanc для соус, и я не мог найти капля, тогда я видеть маленький бутилочка мускат в заду холодильник, вот я налить это… и… — повариха умолкла, чтобы с наслаждением вдохнуть поднимающийся от кастрюли пар, — magnifique!
В мусорном ведре под раковиной, полускрытая грудой лососевых голов и хвостов, лежала маленькая бутылочка из-под муската. На этикетке четким почерком синьоры Стрега-Борджиа было написано:
«MICTURIA EX MULTITUDINA, год 2000», — что, увы, не являлось непонятной пометкой виноторговца о сорте винограда или урожае, а свидетельствовало о том, что бутылку использовали повторно в качестве сосуда для хранения мочи Мультитьюдины. Крысиная моча, как один из важнейших ингредиентов некоторых таинственных снадобий, должна всегда быть под рукой у студентки-ведьмы.
— Ланч есть готов! — торжествующе объявила Мари Бэн.
В расположенном неподалеку отеле «Герб Окенлохтермакти» (как сообщал путеводитель 1989 года, «четыре звезды, восемь спален с ванными, прекрасная кухня, отличный менеджмент») ланч был готов и качеством значительно превосходил несъедобную продукцию Мари Бэн. Обеденный зал был пуст, если не считать одинокого гостя, весьма грузного господина, устроившегося в темном углу спиной к двери. Газета, которую он читал, была итальянской. Официантка принесла ему меню и спросила, желает ли он перед обедом выпить аперитив или ограничится столовым вином. Диктуя из-за газеты тонким писком заказ, дон Люцифер ди С’Эмбовелли Борджиа, дядя Титуса, Пандоры и Дэмп и сводный брат Лучано Стрега-Борджиа, отчаянно старался казаться нормальным человеком, насколько это было возможно при его кошмарной наружности. Пластическая операция, которой он подвергся восемь месяцев назад с тем, чтобы уменьшить нос, имела самые чудовищные последствия как для хирурга, так и для пациента. Сразу же после операции хирурга отправили на дно реки Тибр, откуда он уже не всплыл по той простой причине, что непосредственно перед погружением его ноги были погружены в глыбу застывающего бетона. Что же касается пациента, то он стоял в очереди на серьезную коррекционную операцию, которая должна была восстановить человеческий нос на месте совершенно неуместного крысиного, который сейчас дергался и извивался посреди его лица. Справедливости ради надо заметить, что дон Люцифер ди С’Эмбовелли Борджиа заказал бетонные галоши не только в отместку за неудачу с носом, но также и за крысиный хвост, который он обнаружил у себя после операции, и за крысиный писк, который он теперь издавал каждый раз, открывая рот…
— Иик, иик сквии?
Официантка наморщила лоб.
— Простите, сэр. Я не совсем поняла, что вы сказали.
— Сквии иик: «Иик, иик сквии?» — Дон Люцифер ткнул указательным пальцем в пункт меню.
— Фирменное красное вино «Риоха де Торомерде», — объяснила официантка и, понизив голос до шепота, доверительно сообщила: — Я бы ни за что не стала пить его, я бы не стала им даже мыть туалет. Оно отвратительно. К вашему стейку подойдет хороший кларет.
Дон пискнул в знак согласия, надеясь, что официантка уйдет. Общение при помощи этих высоких звуков доставляло невыразимое мучение, казалось, что ему требуется масло для смазки, а не вино. Но худшее было впереди.
— Хорошо, сэр. Как вам поджарить стейк?
— Юю юее иоой.
— Сырой, сэр? Не с кровью? Нет? Как, совсем сырой, в смысле холодный, без обработки?
— Яяя.
— Но… это не то блюдо, которое едят холодным, сэр…
Дон Люцифер со всей силы стукнул ладонью по столу.
— Яяя оюю иёё иитть иоой!
Официантка убежала, прижав меню к груди, словно щит. «Какой строптивый тип, — подумала она. — И уродливый, как смертный грех. Выглядит так, будто потерпел поражение в поединке с мясорубкой».
Дон Люцифер слишком хорошо знал, какое впечатление производит его внешность на публику. Пребывая в вынужденной изоляции от человечества после катастрофической пластической операции, он имел достаточно времени, чтобы оплакать свое ужасное преображение и обдумать планы мести. «Первым делом — хирург, — подумал он, — ставим галочку в списке ликвидации, следующий… следующий мой сводный братец Лучано Стрега-Борджиа. Маленький трусишка Лучано, у которого хватило нахальства сбежать из смертельной ловушки, которую я ему подстроил. Который умудрился, не имея ни малейшего шанса, выбраться из запертой горящей комнаты в моем Палаццо, не оставив даже кусочка ДНК, который можно было бы извлечь из его дымящихся останков… Лучано, чей старший ублюдок Титус должен унаследовать миллионы, обещанные мне, Люциферу, моим умирающим отцом. Лучано, чье вмешательство нарушило стройную цепочку Наследования Борджиа (во всяком случае, так говорил мой умирающий отец), которая веками передавалась по мужской линии с тех самых пор, как… как итальянцы управляли этим дурацким островком»…
