– Я рад, мисс. Тогда вам нужно идти к леди Джеффри и детям.

– Да, конечно. Спасибо. – Она дернула локтем, чтобы освободиться от Томаса Джеллико, на сей раз сильнее. – Я иду прямо к ним.

Но Томас Джеллико не давал ей уйти. Продолжал игнорировать просьбу Майкла, вернее, просьбу лорда Джеффри, поступая так, как хотелось ему, – он всегда делал что хотел.

– Я провожу вашу мисс Кейтс.

– Но я не ваша мисс Кейтс. Вообще не ваша, как ни назови.

Он смотрел на нее сверху вниз, подавляя своим ростом и шириной плеч, облаченных в темное английское пальто.

– Кэт, мы не закончили, – пообещал он ей. – Ни в коем случае.

Она подняла на него взгляд и как будто впервые в жизни ясно увидела жесткий, суровый английский гранит за кожей цвета меда и ослепительной улыбкой. Катрионе хотелось думать, что она, возможно, видит его в последний раз, тем не менее у нее не было ни малейших оснований сомневаться, что он сдержит обещание.

Пальцы Томаса болезненно заныли в ту самую минуту, когда он, повинуясь правилам хорошего воспитания и в силу обязанностей в отношении своей семьи, позволил Катрионе уйти. Это была утрата! Теперь, когда не мог ее держать, защищая от беды, он немедленно почувствовал, как не хватает его рукам оружия. Из почти пятнадцати лет, прожитых в чужой опасной стране, он и минуты не провел без ножа и пистолета, заткнутых за ремень на поясе. Вот уже два дня, как он в тихой, мирной Англии, безоружный, – и не смог помешать стрелку во время праздника в саду.

Гори оно все в аду. Томас смотрел, как девушка торопливо идет к дому и скрывается за дверью цокольного входа, откуда начинается предназначенный для слуг коридор, и чувствовал, что готов поддаться панике. Инстинкт твердил – нельзя выпускать Катриону из виду; следует держать ее подле себя – тогда она будет в безопасности, а он, не теряя драгоценного времени, сможет вытрясти из нее правду. Еще так много нужно сказать! И слишком многое объяснить.

Однако ему есть чем заняться. Нужно обеспечить безопасность поместья. И Томас сомневался, что Джеймс, несмотря на свою обычную готовность действовать, располагая к тому же легионами слуг, столь же искушен в подобных гнусных делах, как и он сам. Если его двойная жизнь, будь она проклята, стоила столь высокой цены, Томас хотел убедиться по крайней мере, что получил что-то действительно ценное за свои нелепо потраченные деньги.

Оружейная располагалась в северо-восточном крыле дома. Стены без окон были заставлены шкафами из темного дуба. Здесь царило оживление. В свете ламп, притененных особыми шторками, он увидел, что у стола в центре комнаты стоят Джеймс и их отец, граф Сандерсон, и рассматривают карту за компанию с человеком, который был то ли управляющим, то ли егерем, то ли привратником, – представления Томаса об иерархии слуг были весьма приблизительны. Почти пятнадцать лет он прожил в статусе, который, с точки зрения соотечественника-англичанина, был почти равен слуге. Поэтому теперь ему стоило большого труда распознать, кто ему ровня, а кто занимает положение повыше его собственного.

При его появлении они замолчали.

В наступившей тишине Томас спросил:

– Вы уже выставили охрану по периметру поместья, со стороны наружных стен? Стреляли из-за западной стены и…

Глаза Джеймса яростно сверкнули. Столь пристальный и испытующий взгляд мог бы резать стекло, но голос брата был нарочито спокойным.

– Спасибо, Томас. Я уже отправил своих людей. И тебе спасибо, Питер, – добавил он, обращаясь к егерю. – Позаботьтесь об этом, хорошо? И еще пусть ко мне придет Фостер с фермы. Вы все можете идти, а я пока поговорю с братом.

Джеймс проводил егеря до дверей и вернулся к картам: безупречная самодисциплина! – но Томас видел: руки брата сжимают край столешницы так, что побелели костяшки пальцев. Вот каких усилий стоила ему попытка сохранять спокойствие и самообладание!

Впервые за долгое, очень долгое время Томас почувствовал, что ему нужно объясниться.

– Джеймс, у меня большой опыт…

– Не сомневаюсь. – Виконт заговорил с непривычной резкостью. Страх за семью взял верх над хорошими манерами. – Я это понял, когда ты очень опытной рукой швырнул бедняжку мисс Кейтс на землю точно куль зерна. Скажи, Томас, что происходит, черт возьми? Скажи, что твой опыт не последовал за тобой сюда, в мой дом, чтобы угрожать моей семье и моим детям. – Джеймс почти кричал, едва сдерживая гнев. – Скажи мне!

Томас и сам понимал, что за пятнадцать лет секретной службы он мог приобрести одного-двух врагов: долгие годы отдавал себе отчет в этой возможности и всегда был начеку, – но никак не ожидал он, что опасность последует за ним домой, в милую добрую Англию, тем более в поместье брата, в дом, который его глаза увидели едва ли с полчаса назад.

Нет. Выстрелы предназначались не ему. И не остальным, кто был в саду, насколько он разбирался в ситуации.

– Прости, Джеймс. Уверяю тебя – я помню о безопасности твоей семьи. Но выстрелы предназначались не мне. Стрелок был один. Насколько я помню, он выстрелил три раза, каждый выстрел с равным интервалом, что наводит на мысль об армейской выучке. И все три выстрела были предназначены вашей мисс Кейтс. Слава богу, я оказался рядом.

– Мисс Кейтс? Это смешно. – Джеймс почти повторил слова Кэт. – Кому понадобилось стрелять в бедную гувернантку?

По прикидкам Томаса, список желающих был не очень длинным. Зато какие в этом списке были мастера своего смертельного дела!

– Полагаю, тебе следует знать, что мисс Кейтс не совсем та, кем кажется. – Сложив на груди руки, Джеймс внимательно, оценивающе взглянул на младшего брата.

– То же самое я мог бы сказать и о тебе, Томас. Мисс Кейтс тихо и спокойно жила среди нас, пока не появился ты. А ведь ты испугал ее чуть не до смерти. Нагнал страху еще до того, как начали стрелять. Почему?

Какую правду следует им знать?

– Я знал ее в Индии.

– Я и сам догадался. Но, кажется, ей очень не хотелось возобновлять знакомство.

– Это так. – За последние два года Томас много-много раз представлял себе их встречу. И каждый раз в его мечтах Катриона радовалась ей и даже более того. Была без ума от счастья. Она обвивала руками его шею и покрывала лицо страстными поцелуями. Она не вздрагивала от отвращения и не говорила «оставьте меня»!

– Ты и тогда был с нею груб? Надеюсь, нет нужды говорить тебе, что я не потерплю, чтобы кто-нибудь – пусть даже мой брат, которого мы уже не чаяли увидеть, – третировал или оскорблял моих слуг. Леди Джеффри высоко ценит мисс Кейтс. Очень высоко.

Томас посмотрел на брата и отца, с которым, собственно, еще не успел как следует поздороваться, и груз собственных недостатков и поражений тяжело опустился на его плечи. Кэт была права. Увидев его, она не пришла в восторг, потому что он подвел ее. Самым жалким образом.

– Полностью признаю. Еще раз прошу меня извинить. Здравствуй, отец.

Его отец, граф Сандерсон, протянул младшему сыну руку и одарил его сердечной и неспешной улыбкой.

– Разумеется, Томас, это удовольствие – больше, чем удовольствие, – видеть тебя после стольких лет. Но… твое возвращение домой оказалось не самым благоприятным.

– Действительно. И мне очень жаль.

Джеймс смягчился, но не намного.

– Жаль? Это не объясняет того, зачем кому-то понадобилось стрелять в мою семью. Или, как ты настаиваешь, в мою гувернантку.

Естественным побуждением Томаса было хранить те немногие тайны Кэт, которые были ему известны: только ей принадлежит право говорить о них. Однако Джеймс был прав: его домашние подверглись ружейному обстрелу, и Томас должен был открыть им правду – по крайней мере большую ее часть.

– Что вы знаете о том, чем я занимался в Индии?

Джеймс взглянул на отца.

– Не много. – Граф устроился в кожаном кресле. – Почти ничего. Я смог лишь узнать, что по просьбе компании тебе пришлось выдавать себя за другого человека. Мне не удалось узнать ничего более. Полагаю, ты сделался шпионом.