Катриона бесцеремонно сгребла юбки в охапку, чтобы бегом преодолеть короткий пролет каменных ступенек, ведущих прочь с лужайки, про себя кляня злосчастный выверт судьбы, который снова привел в ее жизнь человека, которого раньше звали Танвир Сингх. Из всех мест в мире, где она могла бы спрятаться, затеряться среди людей, она каким-то образом, сама того не ведая и не желая, выбрала дом его брата.

Где-то рядом в землю вонзилась молния – резкий, пахнущий серой разряд, прокатившийся по лужайке как раз в тот момент, когда у ног Катрионы травяная кочка с шипением взорвалась ошметками стеблей и бурыми комьями почвы. Катриона встала как вкопанная. Гром потряс небо, эхом сотрясаясь в ее груди.

Но она ошиблась.

Она подняла глаза, чтобы убедиться – на голубом небе пока не было ни облачка. Тем не менее не иначе как надвигалась гроза. Если так, нужно увести детей в дом. Громовые раскаты особенно напугают малышку Марию.

Она собиралась повернуть назад, оглянуться через плечо, возможно, поговорить о Марии с леди Джеффри, когда следующий громкий разряд ударил слева от нее. От тисовой изгороди отлетела ветка и упала к ее ногам. Ее затуманенный ум больше не мог отрицать очевидное. Выстрелы – вот что она слышала.

Томасу Джеллико не хватило терпения. Не мог он тянуть время, конвоируя ее назад в Индию, чтобы там дожидаться сурового приговора суда. Решил застрелить прямо здесь. На виду у собственной семьи. На виду у детей. Милостивая святая Маргарита!

Воздух вокруг нее сгустился, затрудняя движения. Катриона слышала испуганные крики за спиной. Все бросились искать укрытие, и звуки чьих-то шагов тяжело отдавались на лужайке. Но когда девушка наконец смогла обернуться с криком, чтобы прятали детей, она увидела перед собой лишь английское воплощение Танвира Сингха, который набросился на нее, словно демон смерти и разрушения. Ничего другого его лицо выражать не могло.

Бежать было поздно. Она ударилась о его твердое, неподатливое тело, которое сбило ее с ног и навалилось сверху, так что воздух покинул ее легкие.

– Ради бога, – прорычал он ей в самое ухо, когда она попыталась драться, чтобы выбраться из-под этой тяжести. Крупная загорелая рука накрыла ее затылок, вдавив лицо в траву самым бесцеремонным образом. Голос звучал хрипло, как шорох гравия. – Лежи тихо!

Он распластался на ней сверху, придавив к земле всеми пятнадцатью стоунами веса. У нее в груди заныло при тщетной попытке сделать вдох. Она начала ерзать под ним, чтобы втянуть в легкие хоть немного воздуха.

Пробормотав чрезвычайно грубое англосаксонское ругательство, он слегка сдвинулся в сторону.

– Прекрати. Бога ради, не двигайся.

Их тела сплелись – его нога дерзко проникла под покров ее нижней юбки, и твердое колено уперлось ей в бедро. Обе руки прижимали ее к земле, не давая освободиться от веса его тела. Огромное тело распростерлось сверху, подавляя своей силой.

Мимо прошелестела следующая пуля, и он вцепился в ее руку.

– Быстро! – приказал он, вскакивая на ноги и увлекая ее за собой. Потянул за платье, рывком поставил на ноги и толкнул, указывая на маленькую брешь в высокой стене вечнозеленой растительности, за которой скрывалась низкая каменная стена, образуя самую настоящую пещеру, темную, покойную. Привалившись к камню спиной, он грубо привлек ее к себе, втискивая в угол, где сходились стена и каменная лестница, что отделяла лужайку от зеленого лабиринта. – С тобой все в порядке? Ты не ранена?

Она не была ранена, но, разумеется, ни о каком порядке не могло идти и речи. Шляпка оказалась безнадежно смята и свисала набок, ее ленты врезались в кожу шеи. В рот набилась земля, и она по-прежнему едва могла дышать. Одна из пластинок китового уса в ее корсете, должно быть, сломалась – с такой грубой силой он на нее навалился, – и теперь вонзалась ей в бок точно лезвие ножа. Но главное, что мешало Катрионе чувствовать себя в порядке, так это то, что она была рядом с человеком, который раньше звался Танвиром Сингхом, а теперь навалился на нее всем телом, чтобы укрыть от выстрелов. Защитить. Гореть бы ему в аду!

Проклятие на них обоих! Потому что, если Томас Джеллико взял ее под защиту, значит, в нее стрелял кто-то совершенно другой.

Катриона пыталась побороть острый панический страх, что разливался в ее груди, и сделать глубокий вдох. Старалась сохранять спокойствие среди невообразимого хаоса.

– Дети? Кто-нибудь ранен?

В тусклом свете, что сочился сквозь ветви, она скорее угадала, нежели увидела, как Танвир Сингх повернулся к ней лицом.

– Их вывели из-под обстрела. На лужайке никого нет, – ответил он.

Он деловито ощупывал ее тело, руки, ноги. С той же профессиональной сосредоточенностью и заботой, как некогда осматривал своих лошадей. А ведь когда-то она видела в его взгляде, в движении рук, что гладили ее тело, отнюдь не беспристрастный опыт, но сосредоточенное, только ей предназначенное внимание и нескрываемое восхищение.

Непрошеная мысль, как мучительное напоминание о том, что она для него никто.

– Прекратите. – Она оттолкнула его руки. – Я совершенно невредима. Если не считать того, что вы меня чуть не раздавили.

Он отнял руки, и некоторое время они стояли в напряженном молчании. Она слышала, как гулко стучит в ушах кровь, и глаза мало-помалу привыкали к тусклому серо-зеленому освещению. Но когда Танвир Сингх заговорил, в его голосе ей почудилось некоторое ехидство. Как будто его смех ласкал ее там, где не смели коснуться руки.

– Очень хорошо, мэм. Постараюсь не делать этого в следующий раз, когда мне придется спасать вам жизнь.

– Спасать мне жизнь? – Катриона отступила под прикрытие чопорной маски мисс Анны Кейтс, чтобы держать на расстоянии этого обаятельного негодяя. Деловито принялась распутывать ленты шляпки, которые не давали дышать, впиваясь в шею, отвлекая его внимание от собственной лжи. – Не смешите меня.

Неужели он действительно пришел, чтобы ее спасти? Или намерен вручить ее правосудию, несмотря на то что кто-то в нее стрелял? Гибкие моральные принципы и ироничное представление о справедливости новоявленного английского Танвира Сингха вполне годятся на то, чтобы спасти ее от пули ради того, чтобы потом по всем правилам вздернуть на виселице.

Но он улыбнулся – ослепительный промельк белоснежных зубов в сумраке, что окутывал его лицо.

– Похоже, вы как-то упустили из виду – мисс Кейтс, так? – что в вас стреляли.

Ничего она не упустила в этой смехотворной ситуации. И до дрожи в коленях пугало ее кажущееся неумение стрелка при всей его беспощадности. Глупо было прятаться за стеной, пытаясь убить ее на расстоянии, рискуя промазать. Куда проще было подойти к воротам и объявить, что Анна Кейтс – обманщица, которая скрывается от правосудия, разыскивается судебными властями по крайней мере двух, а возможно, трех стран.

Смешно – кажется, кто-то соперничает за право ее убить. Смешно – после стольких лет они взяли на себя труд выследить ее. Она не совершила ничего такого, чтобы спровоцировать подобное желание. Не разболтала ни единой чертовой тайны. Она сдержала слово.

«Смехотворно» – кажется, теперь ее мир вертится вокруг этого определения.

– Что вы намерены делать?

Но человек, который сделался достопочтенным Томасом Джеллико, ее не понял. Он смотрел сквозь завесу тисовых ветвей.

– Сейчас – ничего. Здесь ты в безопасности. Думаю, что стреляли со стены к северу отсюда и стрелок находился снаружи имения. Полагаю, брат научил слуг, как вести оборону. По крайней мере я на это надеюсь.

Голос у него остался прежним – низким и выразительным, чуть хрипловатым, как раз настолько, чтобы отдаваться в ее душе томительной дрожью. Но манера речи, произношение англичанина резали слух, лишившись мелодичных полутонов, свойственных формальному субконтинентальному стилю. Уже не голос из воспоминаний, мучивший Катриону бессонными ночами бесконечного изгнания, не призрак, шепчущий о былых грехах.