– Что и не удивительно, учитывая характер ранения, сэр, – ответил пожилой джентльмен, продолжая накладывать швы быстрыми натренированными движениями. – Постельный режим, полный покой – вот что ему необходимо.

Доктор Хадсон остановился, достал еще один кусок нити из кармана шелкового жилета, что находился у него под фартуком. Облизал кончик нити, вдел ее в ушко иглы.

– Ему еще повезло, – заметил он, продолжая «колдовать» над головой Дарси. – Лишился чувств до того, как я начал зашивать. Это, знаете ли, очень болезненная процедура.

Кассандра не выдержала, отвела глаза от раны и задала традиционный в таких случаях вопрос:

– Как думаете, доктор Хадсон, он поправится?

– О, конечно, – ответил Хадсон. Наклонился, откусил кончик нити в последнем шве, затем отошел и стал отмывать окровавленные пальцы в тазике с водой. – Он сильный, здоровый молодой человек. – И доктор подмигнул Кассандре. – Но кто-то должен постоянно присматривать за ним и ни в коем случае не разрешать ему подниматься с постели. Иначе может открыться кровотечение.

– Можете положиться на нас, доктор Хадсон, – заявил Эдвард и выступил вперед. – Мы пока еще не нашли друзей, о которых он упоминал, но как только Джейн сообщила мне его имя и место, откуда он прибыл, я сразу понял, кто он такой, этот Дарси.

Хадсон снял перепачканный фартук и удивленно приподнял кустистые седые брови.

– Вот как, сэр?..

Пока шел весь этот разговор, Дарси то приходил в себя, то снова проваливался в небытие. И когда проблески сознания возвращались к нему, был убежден, что видит какой-то кошмарный сон, что все это кончится, стоит только окончательно проснуться. Вот сейчас – он откроет глаза и увидит, что ничего этого на самом деле нет. Он дотронулся до свежего шва на лбу и невольно сморщился от боли. Внезапно он услышал свое имя и незаметно повернул голову посмотреть на людей, столпившихся у двери и не подозревавших, что он очнулся.

– Фицуильям Дарси – богатый американец, владелец огромного поместья в Виргинии, – говорил меж тем доктору Эдвард Остин. – Знаю это потому, что мой брат владеет банком, кстати, я тоже вложил туда немало денег. Так вот, я помню, как они открывали аккредитив для одного из клиентов, который каждый год закупал у Дарси несколько прекрасных породистых лошадей для своих плантаций.

– Американец? Ах, вот оно что! – воскликнул доктор Хадсон и покосился на постель.

Дарси лежал с закрытыми глазами, чтобы все думали, что он еще не пришел в себя.

– То, что он американец, объясняет столь странный его наряд и необычный часовой механизм, который он носит на руке, – с улыбкой заметил доктор Хадсон. – Должен сказать, мы видели не так уж много образчиков американской моды со дня восстания в семьсот семьдесят шестом.

Судя по тону, каким были произнесены эти слова, Хадсон считал 1776 год временем относительно недавним. Дарси приоткрыл один глаз и взглянул на свои золотые часы, так поразившие этих странных людей.

А потом осторожно осмотрел комнату в надежде увидеть электрические розетки, или приборы, или какие-то еще признаки современной цивилизации, но не обнаружил ничего подобного. Тут послышались шаги, они приближались к кровати, и он быстро и плотно сомкнул веки.

Эдвард Остин подошел к изножью кровати и, слегка нагнувшись, какое-то время рассматривал беспомощного гостя.

– Американец или нет, – заключил он, – ясно одно: этот джентльмен по имени Фицуильям Дарси – человек богатый и влиятельный. И заслуживает самого бережного, уважительного и внимательного к себе отношения. Он остается у нас.

– Совершенно с вами согласен, сэр! – подхватил доктор. – Очень благородно с вашей стороны.

– Надо перенести его в более просторную и удобную комнату в главном особняке, и как можно скорей, – сказал Эдвард.

Мистеру Хадсону эта идея не понравилась.

– С учетом состояния джентльмена на данный момент, того, что он до сих пор находится без сознания… Я бы предпочел не трогать его, подождать, посмотреть, как пройдет ночь. А уж потом видно будет. – Врач покосился на Джейн и Кассандру, которые по-прежнему стояли у двери. – Если, конечно, – заметил он Эдварду, – ваши сестры не возражают, чтобы он остался здесь. А уж затем, когда наступит улучшение, можно и переселить.

Не дожидаясь ответа Эдварда, Джейн шагнула вперед.

– Само собой разумеется, у нас и в мыслях не было отказывать в гостеприимстве столь влиятельному и богатому джентльмену, – с улыбкой заметила она, глядя на брата. – Особенно тому, кто может стать перспективным клиентом нового банка наших дорогих братьев. – И Джейн обернулась к Кассандре, ища ее поддержки и одобрения. – Разве мы вправе отказать ему, Касс?

Кассандра улыбнулась и покачала головой.

– Конечно нет, – ответила она. – Бедный мистер Дарси может рассчитывать на наше гостеприимство сколь угодно долго.

– В таком случае решено, – объявила Джейн мужчинам. – Мы с Кассандрой будем ухаживать за нашим американским гостем со всем вниманием и заботой.

– Вот и отлично! – воскликнул доктор Хадсон. – А я буду навещать его по утрам и вечерам, пока не наметится улучшение. И разумеется, вы должны посылать, за мной в любое время суток, если состояние больного вдруг изменится к худшему. – Хадсон полез в свой кожаный саквояж и вложил в руку Джейн маленький стеклянный пузырек. – Можете давать больному это средство с вином, если вдруг он станет вести себя возбужденно. Но только по капельке, средство очень сильное.

– Можете на нас положиться, – ответила Джейн. И пальцы ее сомкнулись вокруг пузырька, содержимое которого составлял опиум, разведенный в спирте.

– Премного благодарен вам, мистер Хадсон, – сказал Эдвард.

Он проводил пожилого доктора до дверей и незаметно сунул ему в руку золотой соверен.

– Всегда к вашим услугам, сэр, – ответил Хадсон.

Довольный столь щедрым вознаграждением, лекарь отвесил всем низкий поклон и удалился.

Когда врач ушел, Эдвард поцеловал Джейн в щеку.

– Дорогая Джейн, ты, как всегда, сама доброта и понимание. – Тут же он не преминул наградить поцелуем и Кассандру, при этом поддразнив сестру: – А в уходе за столь красивым и богатым больным есть своя доля привлекательности, верно, Касс?

Кассандра, чей нрав, по убеждению Эдварда, был отмечен скорее сдержанностью и довольно мрачной меланхолией, отреагировала на добродушное подшучивание брата вполне предсказуемо.

– Как тебе только не стыдно, Эдвард! – воскликнула она и покраснела. – Пока мистер Дарси не окрепнет окончательно, настолько, что можно будет перевести его к тебе, мы будем заботиться о нем, как подобает добрым христианкам. И никаких других мотивов у нас нет и быть не может! – Кассандра подошла к окну и указала на жеребца, – который стоял в саду, привязанный к воротам, и мирно пощипывал маргаритки на клумбе. – Умоляю, распорядись поместить это ненасытное животное в конюшни, – взмолилась она. – Иначе он съест все самые лучшие цветы в саду.

Эдвард тоже выглянул в окно.

– Да-да, разумеется, я распоряжусь, – со смехом ответил он. – Клянусь богом, от роду не видел ничего прекраснее этого создания!

Позже тем же вечером, после того как Дарси забылся тяжелым сном, Джейн сидела у камина за своим туалетным столиком. Она достала из среднего ящика листок бумаги, окунула перо в чернильницу и начала писать. То было обычное ее занятие долгими вечерами.

Но едва успела она вывести несколько слов, как занятие это было прервано тихим бормотанием, донесшимся с постели.

Взяв со столика единственную свечу, Джейн тихо поднялась и подошла взглянуть на Дарси. Губы у него двигались, точно он что-то шептал, и тогда она наклонилась поближе, желая расслышать слова. Он отдавал распоряжения какому-то невидимому служащему.

– Мы перевезем лошадь в Виргинию семнадцатого, – говорил Дарси, – если вы сумеете организовать перелет. На частном самолете его можно доставить до дома за пять часов…

Сочтя эту бессмысленную болтовню результатом лихорадки, которой неизбежно сопровождаются ранения, Джейн прижала ладонь к щеке Дарси. И тут же почувствовала – да он огнем горит.