Боденштайн и Пия поехали в Мюленхоф, вновь сопровождаемые группой полицейских для производства обыска и дополнительно криминальными техниками с георадаром и собаками для поиска и обнаружения трупов. К их удивлению, они застали там Зигберта и Ютту Кальтензее вместе с их адвокатом доктором Розенблаттом. Все трое сидели в салоне, за большим столом, окруженные горами папок. В воздухе висел аромат свежезаваренного чая.

— Где ваша мать? — спросил Боденштайн без приветственных церемоний.

Пия незаметно рассматривала депутата ландтага, глядя на которую, как и на Боденштайна, трудно было понять, что происходило накануне вечером. Она не производила впечатление женщины, которая ночью, на парковочной площадке, может развлекаться с женатым мужчиной, но в людях можно ошибаться.

— Я же сказал вам, что она не… — начал Зигберт, но Боденштайн резко прервал его:

— Ваша мать находится в самой серьезной опасности. Мы исходим из того, что ваш брат Элард убил друзей вашей матери, а теперь намерен и ее отправить на тот свет.

Зигберт оцепенел.

— Кроме того, у нас есть постановление на обыск дома и участка. — Пия протянула Кальтензее документ, который тот механически передал своему адвокату.

— С какой целью вы собираетесь обыскивать дом? — вмешался адвокат.

— Мы ищем Маркуса Новака, — ответила Пия. — Он сегодня исчез из больницы.

Они с Боденштайном пришли к единому решению пока ничего не говорить брату и сестре Кальтензее об ордере на арест их матери.

— Почему же господин Новак должен быть здесь? — Ютта взяла постановление из рук адвоката.

— «Мерседес» вашего брата найден в аэропорту, — объяснила Пия. — Он был весь в крови. Пока мы не найдем Маркуса Новака и вашу мать, мы должны исходить из того, что это может быть их кровь.

— Где ваши мать и брат? — повторил Боденштайн. Не получив ответа, он повернулся к Зигберту Кальтензее: — Ваш зять вчера вечером также бесследно исчез.

— Но у меня нет зятя, — ответил растерянно Кальтензее. — Вы ошибаетесь. Я действительно не понимаю, что здесь происходит.

Через окно он наблюдал за тем, как полицейские с собаками и георадаром широким строем двигались по ухоженному газону.

— Вы ведь знаете, что ваша дочь две недели назад вышла замуж за Томаса Риттера, так как она ждет от него ребенка.

— Что вы сказали? — Зигберт вытер пот с лица. Он был ошарашен сообщением и потерял дар речи. Посмотрел на сестру, которая, казалось, также была ошеломлена. — Мне нужно позвонить, — сказал он внезапно и схватил свой мобильник.

— Позже, — Боденштайн взял у него из рук телефон. — Сначала я хочу знать, где находятся ваши мать и брат.

— Мой доверитель имеет право на звонок! — запротестовал адвокат. — То, что вы делаете, — это беззаконие!

— Помолчите, — оборвал его резко Боденштайн. — Итак, я жду.

Зигберт дрожал всем телом, его бледное лунообразное лицо блестело от пота.

— Дайте мне позвонить, — попросил он охрипшим голосом. — Пожалуйста.

В Мюленхофе не было обнаружено следов ни Маркуса Новака, ни Эларда, ни Веры Кальтензее. Боденштайн, как и прежде, подозревал, что Элард убил Новака, а труп где-то спрятал, если не здесь, то где-то в ином месте. Местонахождение Томаса Риттера также было до сего времени неизвестно. Оливер позвонил своей теще и поинтересовался у нее, где семейство Кальтензее имеет дома и квартиры.

— Наиболее реальными мне представляются дома в Цюрихе и в Тессине, — сказал он Пие, когда они возвращались в комиссариат. — Мы попросим у швейцарских коллег служебного содействия. Господи, как все запутано!

Пия молчала, не желая сыпать соль на раны своего шефа. Если бы он ее послушал, Элард Кальтензее уже давно сидел бы в следственном изоляторе, а Новак, возможно, был бы еще жив. Ее теория хода событий была следующая: Элард присвоил себе ящик с дневниками и пистолетом «Маузер» Р08. Так как он не был человеком быстрых решений и, возможно, ему требовалось какое-то время, чтобы осмыслить содержание дневников, он выжидал несколько месяцев, прежде чем перешел к действиям. Он убил Гольдберга, Шнайдера и Аниту Фрингс из этого пистолета, так как они не захотели ничего рассказать ему о прошлом. 16 января 1945 года было днем побега, днем, когда произошло решающее событие, о котором Элард Кальтензее, возможно, все-таки смутно помнил, так как ему тогда было не два, а уже три года. А Маркус Новак, который знал о трех убийствах и даже при этом помогал Эларду, должен был исчезнуть, так как мог представлять для него опасность.

Позвонил Остерманн. Отпечатки пальцев Маркуса Новака и Эларда Кальтензее на орудии убийства ни для кого не стали неожиданностью. Кроме того, позвонила одна дама из Кёнигштайна, которая увидела фотографию Новака в газете. Она сообщила, что видела этого мужчину 4 мая, ближе к обеду, на парковочной площадке у Люксембургского замка, когда тот разговаривал с седовласым мужчиной в кабриолете «БМВ».

— Новак разговаривал с Риттером, но незадолго до этого встречался с Катариной Эрманн. Как соединить это между собой? — размышлял Боденштайн вслух.

— Я задаю себе тот же вопрос, — ответила Пия. — Но показания женщины подтверждают, что Кристина Новак не солгала. Ее муж примерно в то время, когда был убит Ватковяк, находился в Кёнигштайне.

— Таким образом, он и Элард Кальтензее имеют отношение, возможно, не только к трем убийствам стариков, но также и к смерти Ватковяка и Моники Крэмер?

— Я бы пока ничего не исключала, — сказала Пия и зевнула.

В последние дни она действительно слишком мало спала и мечтала о спокойной ночи. Но пока все выглядело с точностью до наоборот, так как опять позвонил Остерманн: внизу, у охраны, ждет Августа Новак и хочет срочно поговорить с Пией.

— Здравствуйте, госпожа Новак. — Пия протянула руку старой женщине, которая поднялась со своего стула в вестибюле. — Вы можете сказать нам, где находится ваш внук?

— Нет, этого я не знаю. Но мне надо срочно с вами поговорить.

— К сожалению, я сейчас очень занята, — сказала Пия.

В этот момент зажужжал ее мобильник; Боденштайн тоже опять с кем-то разговаривал. Кирххоф с извиняющимся видом посмотрела на фрау Новак и ответила на звонок. Остерманн взволнованно сообщал, что на несколько минут удалось зафиксировать мобильный телефон Маркуса Новака. Пия почувствовала толчок адреналина во всем теле. Может быть, он все-таки еще жив!

— Во Франкфурте, между Ганзааллее и Фюрстенбергерштрассе, — сказал Остерманн. — Точнее сказать нельзя, телефон включался на очень короткое время.

Пия дала ему задание связаться с коллегами во Франкфурте и попросить немедленно блокировать данную зону по всему пространству.

— Шеф, — обратилась она к Боденштайну, — мобильный телефон Новака был зафиксирован во Франкфурте, на Ганзааллее. Вы понимаете, что я думаю по этому поводу?

— Разумеется. — Боденштайн кивнул. — Офис Кальтензее в университете.

— Извините, пожалуйста. — Августа тронула руку Пии. — Мне действительно нужно вам…

— У меня, к сожалению, нет сейчас времени, фрау Новак, — ответила Пия. — Возможно, мы найдем вашего внука еще живым. Поговорим позже. Я вам позвоню. А сейчас попрошу кого-нибудь отвезти вас домой.

— Нет, спасибо. — Пожилая женщина покачала головой.

— Это может затянуться. Извините. — Пия подняла руки, выражая сожаление, и пошла за Боденштайном, который уже подошел к своему автомобилю.

Они очень торопились и поэтому не заметили темный лимузин «Майбах», в котором сразу завели двигатель, как только Августа Новак вышла из ворот Региональной уголовной полиции.

Когда Боденштайн и Пия приехали в бывший «Комплекс ИГ-Фарбен» на Грюнебургплатц, в котором находился новый кампус Франкфуртского университета, заранее проинформированные полицейские уже заблокировали входную зону. Неизбежные зеваки собрались за оградительной лентой. Внутри здания недовольные студенты, профессора и сотрудники университета спорили с полицейскими, но распоряжение было однозначным: никто не имел права входить или покидать здание, пока не будет найден мобильный телефон Новака, а в лучшем случае, и сам его владелец.