— Но какое он имел к этому отношение? — спросил Боденштайн. — Ведь он был с милости… с фрау доктором Кальтензее за границей, или нет?

— Да, верно. — Аня пожала плечами. — Но чья-нибудь голова должна была полететь. Господина профессора она не могла выкинуть. За него поплатились бедный Новак и Риттер. После восемнадцати лет работы! Со стыдом и срамом выгнала она их! Риттер живет сейчас в убогой однокомнатной квартире, и у него нет даже автомобиля. И все из-за какого-то пыльного заморского ящика!

Эти последние слова вызвали в Пие какие-то смутные воспоминания, но она не могла понять, какие именно.

— А где находятся ящики сейчас? — поинтересовалась она.

— Все еще в мастерской.

— Мы можем на них взглянуть?

Фрау Моорманн на некоторое время задумалась, но потом решила, что не произойдет ничего страшного, если она покажет полиции ящики.

Боденштайн и Пия проследовали за ней вокруг дома к пристроенным хозяйственным блокам с плоской крышей. Мастерская была тщательно убрана. На стенах, над деревянными верстаками, висели многочисленные инструменты, очертания которых были аккуратно обозначены на стене черным фломастером. Аня открыла дверь.

— Вот этот хлам, — сказала она.

Боденштайн и Пия вошли в соседнее помещение. Судя по облицованным плиткой стенам и трубопроводу на потолке, это было бывшее холодильное отделение. Здесь, друг около друга, стояли пять покрытых пылью кейсов. Пия сразу поняла, где был шестой.

Фрау Моорманн бодро продолжала что-то говорить и рассказывать о ее последней встрече с Маркусом Новаком. Незадолго до Рождества он появился в Мюленхофе, будто бы передать подарок. После того, как его под этим предлогом пропустили в дом, он прямиком отправился в большой салон, где милостивая госпожа и ее друзья проводили вечер местного фольклора.

— Вечер местного фольклора? — переспросил Боденштайн.

— Да. — Аня старательно кивнула. — Они встречались раз в месяц — Гольдберг, Шнайдер, Фрингс и милостивая госпожа. Если господин профессор был в отъезде, то они встречались здесь, а так у Шнайдера.

Пия бросила взгляд на Боденштайна. Это была интересная информация! Но в настоящий момент ее больше занимал Новак.

— Так. И что тогда случилось?

— Ах, да. — Домработница остановилась посередине мастерской и задумчиво почесала в голове. — Господин Новак заявил милостивой госпоже, что она должна заплатить ему деньги. Он сказал это очень вежливо, я сама слышала, но милостивая госпожа его высмеяла и разнесла как…

Она запнулась, не договорив фразу. За угол дома скользнул темный лимузин «Майбах». Тяжелый автомобиль, прошуршав шинами по аккуратно выровненному гравию, проехал прямо мимо них и через пару метров остановился. Пия рассчитывала увидеть за затемненными стеклами кого-то, сидящего на заднем сиденье, но Моорманн с лошадиным лицом, сегодня одетый в соответствующую униформу водителя, вышел из машины один, запер автомобиль с помощью дистанционного управления и направился к ним.

— Милостивая госпожа, к сожалению, все еще не совсем здорова, — сказал он.

Пия была уверена, что он сказал неправду. Она заметила быстрый взгляд, которым обменялись Моорманн и его супруга. Как ощущают себя люди, прислуживающие состоятельным семьям, которые вынуждены за них лгать и всегда держать язык за зубами? Возможно, супруги Моорманн втайне ненавидят свою шефиню. Во всяком случае, Аня была настроена не особенно лояльно.

— Тогда передайте ей, пожалуйста, сердечный привет от меня, — сказал Боденштайн. — Завтра я позвоню еще раз.

Моорманн кивнул. Он и его жена, остановившись перед дверью в мастерскую, смотрели вслед удаляющимся Боденштайну и Кирххоф.

— Я спорю, что он лжет, — тихо сказала Пия своему шефу.

— Да, я тоже так думаю, — ответил Боденштайн. — Она сидит в машине.

— Давайте пойдем туда и откроем дверь, — предложила Пия. — Тогда она здорово скомпрометирует себя.

Оливер покачал головой.

— Нет, — сказал он. — Она от нас не уйдет. Пусть спокойно считает нас несколько туповатыми.

Доктор Томас Риттер предложил в качестве места для встречи кафе «Сисмейер» в Пальмовом саду Франкфурта, и Боденштайн предположил, что он стыдится своей квартиры. Когда они вошли, бывший ассистент Веры Кальтензее уже сидел за одним из столиков кафе, в зоне для курящих. Он раздавил сигарету в пепельнице и встал, когда увидел, что главный комиссар направляется прямо к нему. Пия дала бы ему лет сорок пять. У него были угловатые, несколько асимметричные черты лица, большой нос, глубоко посаженные голубые глаза и густые, преждевременно поседевшие волосы. Он не был дурен собой, но и красивым, в обычном смысле слова, его нельзя было назвать. Тем не менее в лице Томаса было что-то такое, что заставляло женщин обращать на него внимание. Он смерил Пию взглядом с ног до головы, кажется, нашел ее малопривлекательной и повернулся к Боденштайну.

— Может быть, вы хотели бы пересесть в зону для некурящих? — спросил он.

— Нет, все нормально. — Оливер сел на обитый кожей диван и сразу перешел к делу. — В окружении вашей бывшей работодательницы убиты пять человек. В ходе расследования неоднократно всплывало ваше имя. Что вы можете рассказать нам о семье Кальтензее?

— Кто конкретно вас интересует? — Риттер поднял брови и закурил следующую сигарету. В пепельнице уже лежали три окурка. — Я в течение восемнадцати лет был личным ассистентом фрау доктора Кальтензее. Поэтому, конечно, знаю массу всего о ней и ее семье.

К столу подошла официантка и предложила им меню, но обращалась при этом только к Риттеру. Боденштайн заказал чашку кофе, а Пия — колу лайт.

— Еще один латте макиато? — спросила молодая женщина.

Риттер небрежно кивнул и бросил взгляд на Пию, как будто он хотел убедиться, что она заметила, какое впечатление он производит на женский пол. Болван, подумала она и улыбнулась ему.

— Что привело к размолвке между вами и фрау доктором Кальтензее? — спросил Боденштайн.

— Не было никакой размолвки, — возразил Риттер. — Но спустя восемнадцать лет даже самая интересная работа теряет свою привлекательность. Я просто захотел заняться чем-то другим.

— Понятно. — Оливер сделал вид, будто поверил мужчине. — Могу я спросить, чем вы заняты сейчас в профессиональном плане?

— Да, конечно. — Риттер, улыбаясь, скрестил руки на груди. — Я являюсь редактором еженедельника «Лайфстайл Магацин» и, кроме этого, пишу книги.

— О, в самом деле? Я еще никогда не встречалась с настоящим писателем. — Пия бросила на него восхищенный взгляд, пойманный им с удовлетворением, которое нельзя было не заметить. — Что же вы пишете?

— Прежде всего, романы, — расплывчато ответил Риттер. Он положил ногу на ногу и безуспешно пытался создать впечатление полного спокойствия. Его взгляд постоянно обращался к мобильному телефону, который лежал на столе рядом с пепельницей.

— Нам рассказали, что ваше расставание с фрау доктором Кальтензее произошло не по обоюдному согласию, как вы это нам рисуете, — сказал Боденштайн. — Почему вы на самом деле были уволены после несчастного случая на мельнице?

Риттер не ответил. Его кадык ходил вверх-вниз. Неужели он действительно предполагал, что полиция столь наивна?

— Предметом вашей ссоры, которая привела к вашему досрочному увольнению, был якобы ящик с таинственным содержимым. Что вы можете об этом сказать?

— Все это глупая болтовня, — Томас сделал пренебрежительный жест. — Вся семья ревностно относилась к нашим хорошим отношениям с Верой. Я был для них как бельмо на глазу, так как они опасались, что я могу оказывать на нее слишком большое влияние. Наше расставание было полюбовным.

Это звучало настолько убедительно, что, если бы не совершенно иначе описанная фрау Моорманн картина происшедшего, Пия ни капли не усомнилась бы в его утверждении.

— Так что все-таки за история с этим исчезнувшим ящиком? — Боденштайн сделал глоток кофе.

Пия увидела короткую вспышку в глазах Риттера. Его пальцы беспрерывно теребили пачку с сигаретами. Больше всего Кирххоф хотелось забрать ее у него. Томас заразил ее своей нервозностью.