Элард ничего не возразил на это, но ощущение досады усилилось. Конечно, он знал о сумасбродной идее с книгой, которая уже создала достаточно оснований для конфликтной ситуации внутри семьи. Больше всего он хотел просто уйти от этого разговора, но это ничего не дало бы. Катарина Эрманн была известна своей настойчивостью. Она не оставит его в покое до тех пор, пока не получит то, что хочет.
— Ты наверняка слышал, что предпринял в отношении этого Зигберт?
— Да, слышал. Почему тебя это интересует?
— Потому что книгу издает мое издательство.
Эта новость на мгновение лишила Эларда дара речи.
— Ютта это знает? — спросил он.
Катарина рассмеялась.
— Не имею представления. Мне это безразлично. Для меня важно дело. Биография твоей матери стоит миллионы. Мы хотим издать книгу в любом случае, к открытию книжной ярмарки в октябре, но у нас нет еще важного фонового материала, который, я полагаю, ты нам сможешь достать.
Элард оцепенел. У него вдруг пересохло во рту, руки покрылись потом.
— Я не понимаю, что ты имеешь в виду, — сказал он хрипловатым голосом. Как Катарина могла об этом узнать? От Риттера? И если он рассказал это ей, то кому еще? Ах, если бы он только мог предположить, что все это может за собой повлечь, он бы отказался от этой затеи!
— Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду. — Голос Катарины стал более холодным. — Перестань, Элард! Никто не узнает, что ты нам помог. Пока хотя бы подумай над этим. Ты можешь позвонить мне в любое время.
— Я не могу больше говорить. — Элард закончил разговор, не попрощавшись.
Сердце бешено колотилось. Его тошнило. Он судорожно пытался привести в порядок свои мысли. Риттер, должно быть, все рассказал Катарине, хотя поклялся всем святым держать язык за зубами!
В холле перед входной дверью в комнату Элард услышал приближающиеся шаги, энергичный стук высоких каблуков, какие носила только Ютта. Было поздно для того, чтобы незаметно исчезнуть из дома. И вообще, он опоздал на несколько лет…
Пия и Мирьям встретились в бистро на Шиллерштрассе, которое с момента его открытия примерно два месяца тому назад имело репутацию нового заведения, известного лишь знатокам гастрономического мира Франкфурта. Они заказали фирменное блюдо заведения: нежирный бургер-гриль из мяса счастливых коров из Рёна.[18] Мирьям едва могла скрыть свое любопытство, поэтому Пия сразу перешла к своему намерению — побеседовать.
— Послушай, Мири. Все, о чем мы сейчас будем говорить, носит абсолютно конфиденциальный характер. Ты действительно не должна рассказывать об этом ни одной живой душе, иначе у меня будут огромные неприятности.
— Я не вымолвлю ни слова, — Мирьям подняла руку в клятве. — Обещаю.
— Хорошо. — Пия наклонилась вперед и понизила голос. — Насколько хорошо ты знала Гольдберга?
— Я встречалась с ним пару раз. С тех пор, как я себя помню, он постоянно бывал у нас, если приезжал во Франкфурт, — ответила Мирьям, немного подумав. — Бабушка очень дружила с Сарой, его женой, и, разумеется, с ним тоже. У вас уже есть предположение, кто его убил?
— Нет, — ответила Пия. — Тем более что это уже не наше дело. И честно говоря, я также не верю, что появление сына Гольдберга в сопровождении американского консула, сотрудников ФУУП, ЦРУ, а также представителей МВД каким-то образом связано с еврейскими традициями похорон.
— ФУУП? ЦРУ? Ты шутишь! — изумилась Мирьям.
— Да. Расследование было передано им. И мы предполагаем, что нам известна истинная причина этого. У Гольдберга была довольно темная тайна, и возможно, что его сын и друзья не хотели, чтобы это стало кому-либо еще известно.
— Расскажи, — настаивала Мирьям. — Что за тайна? Я слышала, что раньше он занимался довольно сомнительными сделками, но он в этом не одинок. Может, это он убил Кеннеди?
— Нет. — Пия покачала головой. — Он был членом СС.
Мирьям пристально посмотрела на нее, потом на ее лице появилась недоверчивая улыбка.
— Это не предмет для шуток! — сказала она. — Скажи, наконец, правду.
— Это и есть правда. При вскрытии на его левом плече была обнаружена татуировка группы крови. Такую татуировку наносили только эсэсовцам. В этом нет никаких сомнений.
Улыбка исчезла с лица Мирьям.
— Татуировка — это факт, — сказала сухо Пия. — Когда-то он пытался ее удалить. Но в подкожной ткани она отчетливо видна. Группа АВ. Это была его группа крови.
— Да, но этого вправду не может быть, Пия! — Мирьям покачала головой. — Бабушка знала его шестьдесят лет, каждый здесь знал его! Он жертвовал большие деньги на еврейские организации и многое сделал для примирения между немцами и евреями. Не может быть, чтобы он раньше был нацистом.
— А если это все-таки было? — сказала Кирххоф. — Что, если он в действительности не был тем, за кого себя выдавал?
Мирьям молча смотрела на нее, закусив нижнюю губу.
— Ты можешь мне помочь, — продолжила Пия. — В институте, в котором ты работаешь, у тебя наверняка есть доступ к делам и документам о еврейской части населения в Восточной Пруссии. Ты могла бы больше разузнать о его прошлом.
Она смотрела на подругу и буквально видела, как работает ее мозг. Возможность того, что такой человек, как Давид Гольдберг, имел столь невероятную тайну, которую хранил десятилетиями, была настолько неслыханной, что она должна была привыкнуть к этой мысли.
— Сегодня утром был обнаружен труп еще одного человека, по имени Герман Шнайдер, — тихо сказала Пия. — Он был убит в своем доме точно так же, как и Гольдберг, — выстрелом в затылок. Ему было далеко за восемьдесят, и жил он один. Его кабинет в подвале выглядит как кабинет Гитлера в Рейхсканцелярии — со знаменем, на котором изображена свастика, и с фотографией фюрера с его личным автографом. Должна тебе сказать, это производит по-настоящему ужасающее впечатление. И мы установили, что этот Шнайдер, как и Гольдберг, был в дружеских отношениях с Верой Кальтензее.
— С Верой Кальтензее? — Мирьям широко раскрыла глаза. — Я ее хорошо знаю! Она уже в течение нескольких лет оказывает поддержку Центру по борьбе с депортацией. Каждый знает, как она ненавидела Гитлера и Третий рейх. Она не допустит этого, если ее друзей попытаются представить как бывших нацистов.
— Мы этого тоже не хотим, — успокоила Пия подругу. — Никто не утверждает, что она знала что-то о прошлом Гольдберга и Шнайдера. Но эти трое были знакомы очень давно и очень близко.
— Безумие, — пробормотала Мирьям. — Полное безумие!
— Рядом с обоими трупами мы обнаружили число, которое убийца написал на крови своих жертв, — 16145, — продолжала Пия. — Мы не знаем, что это означает, но это дает нам основание сделать вывод: Гольдберг и Шнайдер были убиты одним и тем же лицом. У меня складывается ощущение, что мотив убийств следует искать в прошлом обоих мужчин, поэтому я хотела тебя попросить помочь мне.
Мирьям не отводила взгляд от лица Пии. Ее глаза взволнованно блестели, а щеки раскраснелись.
— Может быть, это дата? — сказала она через некоторое время. — 16 января 1945.
Пия почувствовала, как адреналин пробежал по всему ее телу. Она порывисто выпрямилась. Конечно! Как она сама до этого не додумалась?! Номер членского билета, номер счета, номер телефона — все это чепуха! Но что могло произойти 16 января 1945 года? И где? И как это связано со Шнайдером и с Гольдбергом? Но прежде всего — кто мог об этом знать?
— Как можно выяснить поподробнее? — спросила Пия. — Гольдберг родом из Восточной Пруссии, так же как и Вера Кальтензее; Шнайдер — из Рурской области. Может быть, еще сохранились архивы, в которых можно найти какие-нибудь ссылки?
Мирьям кивнула.
— Разумеется, архивы существуют. Самый важный архив по Восточной Пруссии — это Тайный государственный архив культурного наследия Пруссии в Берлине. Множество старых немецких документов можно найти также в базе данных онлайн. Кроме того, существует Отдел записи актов гражданского состояния № 1 в Берлине; в нем имеются все регистрационные документы, которые удалось вывезти из Восточной Пруссии, и прежде всего документы еврейского населения, так как в 1939 году была проведена довольно подробная перепись.
