Миссис Уивер повернулась к ней. Отведя одну руку за спину, она в упор посмотрела на гостью.

– Нам не нужна и методистская церковь.

– Понимаю… – Марта почувствовала, как ее лицо заливает румянец. Никто никогда не говорил ей такого, особенно в присутствии детей.

И все же эти слова были сказаны, Марта слышала их. А дети продолжали спокойно играть чуть поодаль. Возможно, стоило об этом забыть. В конце концов, она не собирается спасать душу этой женщины.

– Честно говоря, духовные наставления не занимают в обучении много места. Мы надеемся принять в школу также и старших девочек. Просто для многих родителей это в новинку, поэтому мы решили не торопить события.

Но слушала ли ее миссис Уивер? Она сейчас развешивала на веревке старенькое детское платье и расправляла завязки у ворота. И вдруг прикрыла глаза и сделала судорожный вздох. Рука ее коснулась живота, а лицо побелело.

– Миссис Уивер, с вами все в порядке?

Женщина быстро кивнула и другой рукой прикрыла рот.

– Простите, но вы плохо выглядите. Вам надо присесть. Что-нибудь принести? – Марта взглянула на детей, но никто из них не двинулся с места. Никто не проявил ни малейшего беспокойства.

Миссис Уивер сделала глубокий вдох.

– Сейчас пройдет. Так всегда бывает в первые месяцы.

– В первые… Вы снова ждете ребенка? Так скоро? – Заснувший было Джоб испустил пронзительный крик, словно эта новость его рассердила.

– Восемь месяцев и несколько недель. – Миссис Уивер прижала ладонь к губам.

Восемь месяцев? На мгновение Марта вся превратилась в напряженное внимание – словно охотничья собака, почуявшая куропатку. Ребенок. Через восемь месяцев. Возможно, мальчик. А в этой семье и так полно детей.

О, как низко она пала! Отказ миссис Уивер ходить в церковь, распущенность мистера Мирквуда – ничто по сравнению с этим ее подлым, низменным планом. Она должна думать о другом.

– Но ведь вашему младшему сыну еще нет и года. – Она понизила голос, чтобы их не услышали дети. – Разве вам было бы не лучше отдохнуть, прежде чем заводить очередного ребенка?

Миссис Уивер открыла глаза и покачала головой. Краска уже прилила к ее лицу, но вид у нее был еще более утомленный, чем прежде.

– Спросите вашего викария, почему Бог решил дать нам еще одного ребенка. Зачем дети даются женщинам, которые никогда их не хотели. Возможно, в этом есть какой-то священный смысл, но я его не вижу.

Марта молчала. Ей не хотелось обижать миссис Уивер, потому что… А впрочем, нет! Ничто не помешает ей высказать то, что она думает.

– Мне кажется, этот вопрос лучше задать мужьям этих женщин, а не священнику. – Она подошла к хозяйке поближе, чтобы их не услышали дети. – Если бы мужчины заботились о здоровье и покое своих жен и не думали только о своих желаниях, тогда была бы меньше смертность при родах, меньше осиротевших детей и меньше измученных женщин. Неужели мужчины не в состоянии сдерживаться? – В конце концов, они могут позаботиться о себе сами. Она, Марта, видела, как это делается.

Прежде чем ответить, миссис Уивер яростно разгладила ткань сорочки.

– Уверена, у вас было все по-другому. Но некоторые женщины должны быть благодарны, что вообще вышли замуж. Мистер Уивер поступил очень достойно, женившись на мне. Он многое перенес, и я не стану говорить с ним о сдержанности. – Она вытерла руки о передник и взглянула в глаза Марте. – Спасибо, что помогли с ребенком. Если вас не затруднит отнести его в колыбель, вы сможете поздороваться с Керри. Помните о свинье, если будете выходить через переднюю дверь.

«Что ж, эта женщина хотя бы поблагодарила меня», – думала Марта, возвращаясь в Сетон-парк. Наверное, следовало считать это шагом вперед. Теперь, когда ее дни были свободны, она могла многое сделать для этой семьи и для всех остальных. И если присутствие мистера Мирквуда в ее постели сегодня ночью расстроит ее, то она будет думать о том, что сможет сделать завтра.

Он пришел около полуночи, энергичный и бодрый. Она сидела в постели и читала, но тут же отложила книгу и смотрела, как он прикрыл дверь, запер ее и сунул ключ в карман с довольным видом человека, который провел целый день в праведных трудах, а теперь вознаградит себя удовольствиями.

Тео взглянул на ее обнаженные плечи.

– Уже разделись? Очень хорошо.

Марта обхватила колени руками, придерживая простыню.

– Я подумала, вы устанете, чтобы еще помогать мне раздеваться.

– Устану? Вам стоит приготовиться. – Он опустился в кресло и принялся снимать сапоги.

Марта натянула простыню повыше.

– Как вам молотьба?

– Думаю, давно пора изобрести какую-нибудь машину. Боже правый! – Тео откинулся на спинку кресла. – Вы сами когда-нибудь это видели? Ужасная работа! Надо все время стоять согнувшись и махать рукой – мякина летает повсюду и попадает в глаза. Уверен, что она попадает и в легкие, несмотря на тряпки, которыми они завязывают носы и рты. Я удивлен, что все мои работники не больны туберкулезом. – Он снова принялся за сапоги.

– Думаю, работая руками, можно испытывать своего рода гордость, которой не будет, если ту же работу станет делать машина.

– К черту гордость! К черту ручной труд! – Он скинул сапог. – Одному из тех мужчин столько лет, сколько было бы моему деду. Мне это не нравится. – Второй сапог соскользнул с ноги. – Вы хотите еще поговорить на эту тему? Или мы можем начать?

В каком он странном настроении… Марта улыбнулась:

– Думаю, на сегодня разговоров достаточно. Раздевайтесь.

Он вскочил с кресла и подошел к свечам.

– Задуть свечи? Так вам не придется отводить глаза, чтобы не смотреть на меня. – Отблески пламени плясали на его светлых волосах, словно солнечные блики на водной ряби озера. Его кожа словно светилась изнутри, а глаза казались стеклянными.

– Как пожелаете. Думаю, я уже привыкла к вам.

– Такие слова могут воспламенить любого мужчину. – Облизнув пальцы, он затушил свечи одну за другой. – Попробуем в темноте. Ради новизны.

Когда все свечи были потушены, он превратился в тень, в одну из множества теней в темной комнате. Ткань шелестела и шуршала, пока он раздевался. И раздался слабый металлический звон – это запонка задела пуговицу. В узкий промежуток, оставленный между шторами, чтобы знать, когда наступит день, лился слабый свет луны, чуть прикрытой облаками. Света было достаточно, чтобы видеть его силуэт, когда ее глаза привыкнут к темноте, но не совсем достаточно, чтобы понять его настроение и намерения.

Впрочем, ей это и не требовалось. Она и так знала все о его настроении и намерениях. Ведь они делают это уже не первый раз. Откинувшись на спину, Марта ждала.

Новизна. В темноте, когда их голоса понизились до шепота, на его месте мог бы оказаться любой другой мужчина. Если бы Марта могла, она бы представила на его месте другого. Возможно, викария – застенчивого и в то же время нетерпеливого в свою первую брачную ночь.

И тогда, может быть, ее тело отозвалось бы.

Тео медлил, обхватив пальцами стойку кровати. В темноте до него доносилось тихое дыхание любовницы.

Как к ней мог бы подступиться неискушенный мужчина? Тот, кто терпеливо ждал брачной ночи? А он, Тео, может все испортить. Особенно в том случае, если его избранница – вдова, которой не нужна такая же нежная забота, как невинной девушке. Покончить со всем как можно быстрее, а любезности приберечь на потом. Она так себе это представляла?

Он медленно опустился на кровать. И теперь она знала, что она не одна.

Если мужчина контролировал свои желания до двадцати с лишним лет, то он скорее всего может владеть собой и продемонстрирует ей все свои умения сегодня же ночью. Возможно, он захочет начать медленно, неторопливо раскрывая все тайны. Тео провел костяшками пальцев по верхней простыне, ухватился за нее и не спеша стянул к спинке кровати. Теперь ничто не разделяло их.

Сегодня он как бы впервые увидит ее обнаженные плечи. Он опустился на колени и положил ладонь рядом с подушкой Марты. Медленно и неловко его пальцы опустились ниже и коснулись ее руки, затем обхватили ее. После чего поднялись выше. Большим пальцем он провел по ямке у нее под ключицей. Изящный изгиб. Как только он соберется с духом, его рука опустится ниже. Он склонил голову и прижался губами к ее плечу.