Звали его Курт Баштон, родился он на Земле, где и при каких обстоятельствах стал киборгом – неизвестно. В «Подразделение Игрек» пришел около сотни лет назад, и сразу целая серия дерзких, успешно проведенных операций, конфликт с формалистами-ретроградами, стремительное продвижение наверх. Сколько ему лет, никто не знал. Поджарый, мускулистый, моложавый, с раздражающе бесцветными, но при этом невыносимо пронзительными глазами, выглядел он все таким же, как на стереоснимках полувековой давности – Саймон откопал их в архиве Отдела по связям с общественностью. Небось тратит подотчетные средства на дорогие омолаживающие процедуры.

Журналистское расследование – занятие хлопотное, чреватое неприятностями, но Саймон решил, что разгадает, кровь из носу, головоломку под названием «Маршал» и только после этого свалит с гениальным разоблачительным фильмом в кармане.

Без фильма он – ничто. Клисс чувствовал это с нестерпимой остротой, но это его не пугало, просто подхлестывало. Благодаря существованию фильма окружающий мир обретал цвет, вкус, объем, смысл; фильм давал Саймону некоторую власть над этим миром или, по крайней мере, ощущение власти – что-то подобное он испытывал, когда сидел на мейцане.

А Маршал ни в какую не поддавался разгадке. Если бы Саймон мог заглянуть в его отчеты, которые хранятся в архивах Четвертого отдела, многое прояснилось бы, но туда посторонних не пускают и тихой сапой не проберешься.

Доступный материал – то есть байки о Маршале, конторский фольклор – загонял Саймона в состояние тоскливой бессильной злости. Ну сколько можно лапшу друг другу на уши вешать?! Когда Стив Баталов и Тина Хэдис вдвоем учинили на унганианской базе такой погром, словно там побывал батальон космического десанта, оно понятно: почти всемогущий пришелец из многомерной вселенной и киборг-мутант с коэффициентом 55. Чудо еще, что Унгана после их налета не съехала с орбиты и вообще уцелела… Но когда молва приписывает аналогичные подвиги Маршалу, обыкновенному киборгу, стопроцентно нормальному борцу за всеобщую нормальность, – это уже культ личности и коллективный психоз!

…Маршал в одиночку отправился в логово «Рыбьей Звезды» и всех там побил одной левой; Маршала замуровали в подземном бункере и пустили отравляющий газ, а он все разнес и выбрался; Маршал пошел на переговоры с бандой одичавших мутантов, терроризировавших колонистов на Кайре, да так застыдил их, что те раскаялись, расплакались и дали себя повязать; Маршал то, Маршал се…

Когда Клисс, на правах идеологического работника, пожаловался психологу на инфантильные умонастроения в коллективе, Груша, как всегда уклончиво, ответил, что люди нуждаются в разрядке и эти байки способствуют поддержанию боевого духа.

«Зато я в нашем дурдоме единственный здравомыслящий, – утешил себя Саймон. – Остальные все чокнутые».

Господи, что же делать-то? Пока он не узнал правды о Маршале, он не может отсюда смыться, и оставаться тоже невтерпеж. Что делать?.. Разве какое-нибудь особенное везение… Но Саймон давно уже усвоил, что удача – это не для него.

Весь его труд по подготовке опуса, комментирующего инцидент на королевском банкете, пошел насмарку. В тот самый день, когда опус сбросили в Сеть, Лиргисо сделал финт, какого никто не мог предвидеть: он теперь поборник социальной справедливости, покровитель обездоленных!

…Он был шокирован тем, в каких антисанитарных и антиэстетических условиях живут обитатели домбергов, и на банкет явился для того, чтобы привлечь всеобщее внимание к их плачевному положению. Возможно, он немного погорячился, но его потрясло то, как люди поступают с себе подобными, ибо на Лярне такое немыслимо. Да, на Лярне до недавних пор было рабовладельческое общество, но там даже рабов никто не лишал права пользоваться мылом и теплой водой, вдыхать ароматы цветов, любоваться красивыми вещами. Если бы кто-то из энбоно вздумал держать своих рабов в условиях, схожих с теми, в каких живут в домбергах свободные рубиконские граждане, он бы навлек на себя осуждение и насмешки. Общество, допускающее сие, не может называться цивилизованным, и поэтому Лиргисо, Живущий-в-Прохладе, бывший Блистающий Представитель Могндоэфры, гордится тем, что не получил официального приглашения на Королевский фестиваль…

Разглагольствовал он перед журналистами и представителями благотворительных организаций. Последние вначале выглядели нервными и напряженными, словно их затащили на это мероприятие силком, но присутствие оравы репортеров успокаивало, да и организации нуждались, видно, в спонсорской поддержке, и благотворители постепенно начали оттаивать. Под занавес Живущий-в-Прохладе с участливой обаятельной улыбкой раздал им пачки кредиток, но к этому времени Саймон был уже не в состоянии анализировать материал и просчитывать варианты ответного удара – настолько его деморализовала финальная выходка лярнийского подонка.

– Взгляните на это чудовище, господа! – обратился Лиргисо к своим гостям, и посреди холла появилось нечто размером с большую собаку, членисто-омерзительное, хитиново-зловещее, с тусклыми фасеточными глазами-блюдцами (Саймону подумалось, что вот такие же глаза должны быть у божества, определяющего людские судьбы) и хоботом в пятнах засохшей крови.

– Слищ, рубиконский паразит, – указав на голограмму пультом с изящной инкрустацией, пояснил Лиргисо. – Кровосос, переносчик опасных инфекций, гнездится в одежде и в волосяных покровах. Если вы посетили домберг и не подцепили слищей – могу поздравить, вам повезло. Десятки тысяч рубиконских граждан отданы на растерзание этим тварям, и кем отданы – своим же правительством! Меня это шокировало, и я не намерен извиняться перед принцем Филиппом. Если он пожелает, я готов дать ему удовлетворение – разумеется, при соблюдении всех формальностей дуэльного кодекса, жду вызова в течение суток.

Голограмма погасла, пресс-конференция закончилась, а противный слищ так и маячил перед глазами.

Маршал вызвал к себе Фешеда с Саймоном и долго распекал: почему не предусмотрели, какой ход сделает Лиргисо?

– На рубиконских принцев начхать! – гремел он, полосуя идеологов острым светлым взглядом. – Для нас главное, чтобы общественное мнение не начало симпатизировать нашим врагам, мы должны не только защищать человечество, но еще и воспитывать! Почему опять подвели?!

– Невозможно было заранее знать, что он отморозит, – убито возразил Саймон.

Справа под мышкой чесалось, и его мучил страх: уж не слищ ли там завелся, подхваченный в домберге и уцелевший после жесткой обработки в карантинной камере?

– Невозможно – это не оправдание! Сколько раз повторять, забудь такое слово – «невозможно»! Мы здесь для того, чтобы ежедневно делать невозможное, ничем другим мы не занимаемся!

Поговорить на эту тему Маршал любил, а Клисс слушал вполуха и думал о серых, отвратительных, раздувшихся от крови слищах.

Даже известие о том, что «Гиппогриф» пойдет через гиперпространство в облако Тешорва, не вызвало у него адекватной реакции – слищи все оттеснили на задний план. Нельзя таких тварей показывать в увеличенном виде, картинка пристанет и уже не отцепится не хуже настоящего слища!

– Гадость-то какая… – бормотал себе под нос Саймон по дороге в столовую, привычно петляя по одетым в тусклый пластик коридорам. Ни дать ни взять муравейник слищей… Хотя какой муравейник, если они паразиты?.. – Не хочу такую гадость!.. Нет, не надо мне такой гадости…

– Клисс, ты чего? – угрожающе буркнула Римма Кирч, на которую он налетел после поворота. – Какая гадость, ты это про кого?

– Ты слища по телику видела? – спросил Саймон. – Они ползают по людям и сосут кровь, а здешние монархи-дегенераты извести их не хотят, денег жалеют, уроды. Гадость!

– Хм!.. – Римма презрительно сморщила вздернутый нос, и румянец на ее круглых щеках заиграл ярче. – Это ты, Клисс, привык скулить и жаловаться, а сильный человек хоть к слищам, хоть к другим блохам без проблем привыкнет. Я бы, если надо, привыкла и не скулила бы, никто бы от меня щенячьего скулежа не услышал!