— Что с тобой случилось, Сонни? — спросил он.

— Я попал в беду, Генри, — сказал Сонни, протягивая в темноте руку и хватая Генри за руку. — Я в такую беду попал, Генри!

— Знаешь, у меня и своих забот довольно, — сказал Генри.

— В такую беду попал, что хуже некуда, Генри. Это не то что простая беда.

— Что же ты такое натворил?

— Я-то ничего не натворил, — сказал Сонни. — Похоже, что беда сама пришла и схватила меня за шиворот, Генри.

— Что же ты сделал?

— Ничего я не сделал, даже и не хотел, — жалобно сказал Сонни. — Я просто шел себе по дороге вчера вечером, на закате, шел и никого не трогал, и не думал даже, а тут все это сразу и стряслось.

— Что стряслось? — настойчиво спрашивал Генри, сжимая руку Сонни, вцепившуюся ему в плечо. — Да ну же, говори! Что там стряслось, на большой дороге?

— Ты знаешь Шепа Барлоу, что живет на той стороне реки, белого издольщика на плантации мистера Боба Уотсона?

— Знаю его я, — кивнул Генри. — Очень даже хорошо знаю. Что же он тебе сделал?

— Сам мистер Шеп ничего мне не сделал, — живо сказал Сонни. — Это его дочка, мисс Кэти.

Ви словно тень скользнула в хижину и прикрыла за собой дверь. Стоя за дверью, она шепотом уговаривала Генри, чтобы он бросил Сонни и шел за ней в хижину.

Наступило долгое молчание. Генри смотрел сверху вниз на поднятое к нему лицо Сонни, сидевшего на корточках. Оно блестело в свете звезд, мокрое от пота.

— Что же она сделала? — настойчиво спрашивал Генри.

Сонни вцепился в него обеими руками.

— Мисс Кэти выбежала из-за кустов, набросилась на меня и не отпускала, — сказал он, весь дрожа при воспоминании о том, что случилось. — Мисс Кэти не отпускала меня, никак не отпускала и все говорила: «Я никому не скажу, никому не скажу, никому не скажу» — вот так вот. Я ей говорил, что негру не полагается стоять на большой дороге, когда она тут гуляет, а она и слушать ничего не хотела. Не знаю, с чего это ей вздумалось ко мне приставать. Она все говорила: «Я никому не скажу, никому не скажу»:

Генри попытался оторвать от себя руки Сонни.

— Ну, парень, и впутался же ты в историю, хуже этой беды ничего не придумаешь. Что ж ты не вырвался и не убежал от нее? Неужто у тебя не хватило ума убежать куда-нибудь подальше? Надо же быть дураком, чтобы стоять развесив уши, когда белая девушка хочет впутать тебя в историю. Где же у тебя мозги после этого?

Сонни еще крепче вцепился в Генри.

— Ведь это еще не все, Генри, — сказал он еле слышно, прерывающимся голосом.

— Господи помилуй! Это еще не все! Что ты говоришь? Да ты, что же, совсем, значит, одурел?

— Как раз когда я стоял на большой дороге и вырывался у мисс Кэти из рук, а она меня не пускала, вдруг подъехал автомобиль, а в нем сидела эта белая женщина, миссис Нарцисса Калхун, с проповедником Фелтом. Они выскочили из машины и сразу схватили меня за шиворот. Я им сказал, что никак не могу вырваться от мисс Кэти, да они и слушать не хотели. Этот белый вытащил ножик, и я уж было подумал, что тут мне и конец пришел. Он повалил меня на землю…

— Что ты наделал, — еле слышно зашептал Генри, схватив его за плечо и с силой встряхнув, — сначала попал в беду с белой девушкой, а потом…

— Генри, да я же ничего не делал! Это все мисс Кэти, ведь она…

— Все равно. Сначала попал в беду, а потом тебя поймала миссис Нарцисса Калхун. Что ты, вчера родился, что ли? Эта белая женщина ездит по всей стране, хочет выхлопотать такую бумагу, чтобы всех негров выслали в Африку или еще куда-то. А ты возьми да и попадись ей с этой белой девушкой…

Сонни изо всех сил вцепился в Генри и потянул его к себе.

— Я же тут совсем ни при чем, Генри, — умолял он. — Богом тебе клянусь, ни при чем. Это все мисс Кэти, из-за нее и вышла беда…

— А если ты говоришь, что миссис Нарцисса Калхун с проповедником поймали тебя, так как же это выходит, что ты сидишь тут на корточках у моих дверей?

— Они меня отпустили.

— Отпустили? — удивился Генри. — Как же так они тебя отпустили.

— Миссис Нарцисса велела отпустить меня, потому что я все равно далеко не убегу.

Генри долго смотрел на него.

— Да, — прошептал он наконец, покачивая головой. — Здорово ты влип, нечего сказать.

— Что мне теперь делать, Генри? — умолял Сонни, придвигаясь к нему ближе.

— Лучше уходи отсюда, да поскорей.

— Да ведь я же ничего не сделал, Генри, — уверял Сонни. Он всхлипнул. — Я просто шел по дороге, весь день полол кукурузу на поле у мистера Боба и шел домой ужинать, а тут мисс Кэти выбежала из-за кустов прямо на меня. Я ее даже совсем не трогал. Она сама начала.

— Для белых это все равно, кто кого трогал, — уныло сказал Генри. — Они не будут стоять да рассуждать вот как мы с тобой. Прямо возьмут да и наделают дел, а рассуждать будут потом. Разве ты не знаешь, что миссис Нарцисса Калхун расскажет всем белым мужчинам и шерифу, на чем она тебя поймала? Раз негра поймали с белой девушкой, белые так этого не оставят. Миссис Нарциссе нужно собрать полную книгу подписей, чтобы поставить на своем и отправить всех негров в Африку. А на все остальное ей наплевать. Я уж знаю, что говорю, Сонни.

Сонни, весь дрожа, отчаянно цеплялся за руку Генри.

— Генри, я же тебе говорю, что я ничего не сделал мисс Кэти, — простонал Сонни. Теперь он стоял на коленях, прижимаясь к Генри, а Генри старался высвободить свою руку. — Я еще ни разу в жизни не дотронулся до белой девушки, даже и не думал никогда. Это мисс Кэти выбежала и сама меня схватила. Она, верно, сидела в кустах и дожидалась не знаю сколько времени, а потом взяла и выбежала прямо на меня.

Генри повернулся, стараясь высвободиться. Ему удалось отступить к двери, хотя Сонни крепко обнимал его колени.

— Все равно, делал ты или не делал, хоть и не говори им, — спокойно и безнадежно сказал Генри, — теперь уж белые сами скажут все, что им надо. Они и слушать человека не станут, если у него лицо черное.

— Я не знаю, что мне делать, — в отчаянии прошептал Сонни.

— Я тебе скажу, что делать. Уходи отсюда поскорее, улепетывай со всех ног, вот что. А придешь куда-нибудь, не останавливайся, иди дальше. Уходи совсем из этих мест. Ступай все прямо на север, да не задерживайся по дороге, пока не дойдешь. Здесь, в Эндрюджонсе, не место негру, которого поймали с белой девушкой.

— А куда же мне идти, по-твоему, Генри? — умолял Сонни, боязливо оглядываясь через плечо. — Вон туда, за Эрншоу-ридж?

— Да нет, ты не понимаешь. Совсем уйти, так далеко, чтобы больше и не возвращаться.

— Я хочу остаться здесь, убирать хлопок и кукурузу для мистера Боба, — заплакал Сонни. — Я не хочу уходить так далеко. Пускай они спросят мисс Кэти, она скажет им, что я тут ни при чем…

— Ш-ш! — остановил его Генри.

С дороги перед домом послышался резкий хруст, как будто ломали сухую щепку о колено. Потом залаяли гончие.

Сонни весь съежился и забился в угол. Генри вырвал свою руку из его судорожно сжатых пальцев.

— Что это? — дрожащим голосом спросил Сонни.

Генри прижался плотнее к двери, нащупывая за спиной щеколду. Он ничего не ответил, только мотнул головой, предостерегая Сонни, чтобы тот молчал. Потом он протянул руку и дотронулся до головы мальчика.

— Уходи скорее, — сказал он хриплым шепотом. — Сейчас не время околачиваться у моих дверей. Почем знать, когда белые бросятся сюда в погоню за тобой? Может, они уже подкрадываются в темноте, вот сию минуту.

Сонни обхватил ноги Генри обеими руками. Генри никак не мог стряхнуть его.

— Я не хочу уходить отсюда, Генри, — просил он жалобно, как ребенок, заблудившийся ночью. Он не сводил глаз с лица Генри, блестевшего в темноте. — Я хочу остаться здесь, где Мамми.

— Помолчи-ка насчет Мамми. Сейчас не время разговаривать про Мамми. Сам виноват, дал этой белой дряни впутать тебя в беду, так теперь ступай выпутывайся. А то как бы ты и нас с Мамми не впутал. Белые теперь никому не позволят вмешиваться в это дело, хоть бы и Мамми. Уходи отсюда, я же тебе сказал.