— Ну и воспитывают же там девушек, на песках за Флауэри-бранч: им все едино — что негр, что белый, — сказал он. — Нелегко это говорить про своих же белых, а только, по-моему, народ там, за Флауэри-бранч, очень уж неразборчивый: что белый, что негр — для них все едино. А этому черномазому не мешало бы все-таки вести себя поосторожнее, хотя бы и с белой девушкой из Флауэри-бранч.

— Эти Барлоу как раз оттуда, — сказал Берт.

— А она родственница Шепу Барлоу?

— Как раз его дочка.

Шериф так и разинул рот. Он уставился на Берта, недоверчиво покачивая головой. Бумаги посыпались со стола и разлетелись по полу.

— Боже ты мой! Дочка Шепа!

Берт кивнул.

— Плохо дело, — сказал наконец шериф. — Надо бы хуже, да некуда. С Шепом Барлоу шутки плохи. Лет десять назад Шеп убил негра только за то, что тот нечаянно сломал ручку у мотыги. А за несколько лет до того он убил еще одного негра уж совсем зря, просто ни за что ни про что. Теперь уж не помню, за что именно. Шеп Барлоу не таков, чтобы стерпеть, особенно если это его дочку изнасиловали.

— Вот это я и собирался вам сказать, шериф Джеф, для того и разбудил вас. Я все хотел вам сказать, что дело очень важное. Джим Кауч говорит…

— Надо было сразу сказать, что тут замешан Шеп Барлоу, — сказал Джеф, с трудом поднимаясь на ноги. — Это совсем другое дело. Теперь такая заварится каша! Попали мы в историю, это уж как пить дать.

Он начал насыпать табак из стеклянной табачницы на столе в кожаный кисет. Руки у него так сильно дрожали, что больше табака попало на стол, чем в кисет. Просыпанный табак он смахнул просто на пол.

— Может быть, когда Джим позвонит… — начал Берт.

— Может быть, может быть! — сказал Джеф дрожащим голосом. — Какое там «может быть». Принеси-ка мою удочку из чулана. Поеду денька на три ловить рыбу. А вы с Джимом приглядывайте тут за всем как следует, пока меня не будет. Только не делайте ничего без моего приказа. Кто бы там что ни говорил, вы не смейте пальцем шевельнуть, пока я не дам распоряжения.

— Слушаю, шериф Джеф, — ответил Берт.

Джеф один за другим выдвинул все ящики в письменном столе, разыскивая в них бутылочку с гвоздичным маслом. Наконец он ее нашел и поднес к глазам, держа против света. Она была до половины заполнена желтоватой жидкостью. Заткнув покрепче пробку, он положил бутылочку в карман.

— Денька через два можете выпустить этого негра, Сэма Бринсона, только передайте ему от моего имени, что, если он еще раз заложит старую машину, а потом смошенничает и продаст ее, я отправлюсь прямехонько в суд и скажу, чтоб ему запретили торговать, это его свяжет по рукам и ногам. И чтоб арестантская у вас не была битком набита негритянками, когда я вернусь. А то прошлый раз, когда я уезжал денька на три, у вас чуть ли не в каждой камере сидело по негритянке. Можете водить своих баб в другое место, так и передай Джиму от моего имени. Я не потерплю, чтобы вы мне из тюрьмы, как только я отвернусь, бордель устраивали. Попробуйте только, тогда я с вами, ребята, прямо не знаю, что сделаю.

— Слушаю, сэр, — сказал Берт.

Пока Берт разыскивал в чулане удочку, Джеф Маккертен вышел на крыльцо и постоял немного, глядя на звездное небо. Как только он ушел от Берта и решетчатая дверь со стуком захлопнулась за ним, он сразу почувствовал себя одиноким. Он знал, что ему предстоит провести четыре или пять дней на Лордс-крике в полном одиночестве. Ему хотелось бы взять с собой для компании Кору, но он знал, что она никогда на это не пойдет.

Он сошел с крыльца и посмотрел на окна спальни во втором этаже. Свет все еще горел, и видно было, как тень Коры двигается по комнате. Он знал, что она не ляжет спать, пока не уверится, что он уехал на Лордс-крик.

Как раз когда он обернулся, чтобы еще раз взглянуть на звезды, в центре города затарахтел мотор и по главной улице пронесся автомобиль. За квартал от тюрьмы, на углу улицы, автомобиль вдруг замедлил ход, и шины пронзительно заскрипели по мостовой. Еще минута — и сверкнули фары: на улице перед тюрьмой стало светло как днем. Автомобиль круто затормозил и остановился, подпрыгнув на месте. Джеф так и не успел спрятаться — кто-то выпрыгнул из машины и бежал к нему.

— Шериф Джеф!

— Это ты, Джим?

— Хорошо, что вы уже встали и оделись, шериф Джеф.

— А что такое?

Джим Кауч, старший из двух штатных помощников шерифа, подбежал к нему по дорожке, тяжело дыша. Остановившись перед шерифом, он перевел дыхание.

— Я только что с Флауэри-бранч, — наконец выговорил он хриплым от волнения голосом. Он замолчал и глубоко перевел дыхание, прежде чем заговорить. — Я думал, вы, может, еще не знаете, что там стряслось. — Он вздохнул и откашлялся. — Я не хотел вмешиваться в это дело, пока не узнаю, что вы собираетесь предпринять, шериф Джеф.

Джеф посмотрел на него сверху вниз ясным и безмятежным взглядом.

— Я? — спросил он спокойно. — Я уезжаю на рыбную ловлю, сынок.

По вымощенной кирпичом дорожке они подошли к крыльцу и открыли решетчатую дверь. Телефон в конторе вдруг зазвонил резко и пронзительно. Джеф вошел в коридор и остановился в дверях конторы. Берт уже взял трубку.

— Это контора шерифа Маккертена? — прогудел чей-то хриплый голос.

— Да, — сказал Берт, медленно скашивая глаза, и наконец уперся взглядом в лицо Джефа. — Говорит помощник шерифа Берт Стовол.

— Скажите, пожалуйста, чем вы там занимаетесь с вашим шерифом? — грозно спросил голос.

— То есть как это чем занимаемся? — переспросил Берт, раздумывая, кто бы это мог быть.

— Разбудите-ка лучше Маккертена да скажите ему, чтоб он брался за дело и ехал сюда ловить негра по имени Сонни Кларк, а не то я сам приеду в Эндрюджонс и стащу Маккертена с постели. Я требую, чтобы Кларка арестовали и посадили за решетку, безопасности ради. Понятно?

— Кто это говорит? — тревожно спросил Берт. — Кто вы такой? Как вас зовут?

— Это Боб Уотсон с Флауэри-бранч. Сонни Кларка обвиняют в том, что он изнасиловал белую девушку, дочь одного из моих арендаторов. Сонни работает у меня на плантации. А мне тут никаких скандалов не нужно. Если Сонни Кларка линчуют, завтра к вечеру у меня на плантации не останется ни одного негра. А если даже и не все они разбегутся, так перепугаются и со страху не выйдут на работу. Пропадет весь мой хлопок. Не забудьте, что сейчас самое горячее время. Я даже и на стороне никого не смогу нанять, если у нас здесь линчуют негра. Передайте от меня Маккертену, чтоб он поднимался с постели и ехал сюда ловить Сонни, а потом отвез бы его в Эндрюджонс или еще куда-нибудь да запер бы его покрепче на замок безопасности ради, пока вся эта история не уляжется. Прошлый раз я подал голос за Маккертена, когда его переизбирали, и жена моя голосует за тот же список. А если он не приедет сию минуту и не примет меры, пока не поздно, то ему в наших местах не получить больше ни одного голоса. Для чего же его и выбирали, и жалованье назначили такое, что он сам того не стоит? Вот именно для того, о чем я говорю. Передайте ему от меня, что довольно уж он ездил ловить рыбу, на всю жизнь наездился, а если и сейчас поедет, то как бы потом не пожалел. Всего хорошего!

Берт осторожно повесил трубку, опасаясь как бы телефон не зазвонил опять, пока он не успел отойти. Подойдя к двери, он пересказал Джефу почти слово в слово все, что говорил ему Боб Уотсон. Джеф слушал в полном смятении, навалившись всей своей тушей на дверной косяк.

Берт кончил говорить, и несколько минут все молчали. Джим Кауч стоял в коридоре за спиной Джефа и едва мог дождаться, когда шериф начнет действовать.

Джеф медленно перенес свое грузное тело через комнату и плюхнулся в большое кресло перед столом. Джим вошел за ним.

— Джим, — с трудом выговорил он, глядя на своего помощника полузакрытыми глазами. — Джим, вот ведь что приходится терпеть целые одиннадцать лет… Вот это самое и состарило меня раньше времени.