Аламогордо и Молдары — это маленькие поселки, один в США, а другой в СССР (ныне — территория Казахстана). Их разделяет почти полпланеты: около 15 тысяч километров. Вряд ли кто-либо когда-либо узнал бы о них, если бы история ХХ века не высветила их названия огненными буквами первых атомных взрывов противостоящих друг другу сверхдержав — США и СССР. Первые испытания атомных бомб в Америке и России отделяют всего четыре года: 1945-й и 1949-й, но полная тайны и драматизма история создания самых разрушительных средств истребления людей, окутанная секретами, отчаянная борьба сверхдержав за обладание и совершенствование этого «абсолютного» оружия велась в течение десятилетий. Поэтому два этих затерянных в пустынях Америки и Азии поселка навсегда вошли в историю на заре ее ядерной эры.

Полковник Поль Тиббетс был внешне спокоен. Он вообще был хладнокровным человеком. Но внутренне он испытывал величайшее волнение. Еще бы! На борту стратегического бомбардировщика В-29, экипаж которого он возглавлял, находилась бомба невиданной мощности. Самолет летел над просторами Тихого океана. Начинался роковой в истории день — 6 августа 1945 года. Экипажу Тиббетса предстояло сбросить атомную бомбу, названную ласково «Малыш», которая должна была испепелить Хиросиму — город с многотысячным населением. Но волновало его не это: он уже неоднократно сбрасывал бомбы на города Японии. Его самолет на сей раз нес урановую бомбу, которая никогда не только не применялась, но даже не испытывалась, потому что 16 июля на испытаниях в США взорвали плутониевую бомбу «Толстяк» (названную, как говорят, «в честь» У. Черчилля), вторая такая бомба могла быть подготовлена только через несколько дней, а Президент США Трумэн требовал сбросить атомную бомбу на Японию не позднее 10 августа. Почему такая спешка? Да потому, что в середине августа в войну с Японией должен был вступить Советский Союз и в этой обстановке Вашингтон рассчитывал, что атомный удар, а лучше — два, заставит японцев капитулировать до того, как советские армии хлынут в оккупированные Японией Китай, Корею, а может быть, и на Японские острова.

Была и другая причина для волнения: «Малыш», в его боевом снаряжении, собирался прямо сейчас, в полете, специалистом по этому делу капитаном I ранга Диком Парсонсом. Он был 12-м в самолете Тиббетса (экипаж 11 человек), так как он был лучшим в США специалистом по сборке бомбы. Это понятно. Но почему ее нельзя было собрать на земле, на авиабазе острова Тиниан (Гуамские острова), откуда взлетел В-29 Тиббетса «Энола Гей» (названный так, кстати, в честь матери командира бомбардировщика)? А потому, что боялись погрузить атомную бомбу в боевом снаряжении в самолет до его вылета. А вдруг на самой уязвимой для авиации минуте — взлете — что-нибудь произойдет и бомба грохнет над своей авиабазой…

Все эти мысли и волновали Тиббетса. Его экипаж ничего этого не знал. Не знали летчики и того, что в кармане их командира лежали 12 капсул с цианистым калием, которые экипаж должен был принять в случае «непредвиденных обстоятельств». Только в 3 часа ночи, когда до сброса бомбы оставалось около 5 часов, Тиббетс передал по селекторной связи экипажу: «У нас на борту первая в мире атомная бомба». Многие из летчиков вообще впервые услышали слово «атомная». Они знали только, что выполняют «специальное боевое задание №13».

Полет продолжался. Нужно сказать, что в этом полете В-29 Тиббетса был не одинок. По установившемуся еще с 1943 года правилу его сопровождали 4 истребителя.

Кроме того, впереди летел самолет — разведчик погоды. Около 4.30 командир разведывательного самолета майор Клод Изерли сообщил на борт «Энолы Гей», что метеоусловия над Хиросимой хорошие, а у японской ПВО не замечено никаких признаков подготовки к отражению возможного авианалета.

Было уже светло, когда «Энола Гей» подлетала к Хиросиме. Город был легко узнаваем в лучах яркого утреннего солнца. Бомбардир Том Ферреби передал командиру, что видит цель издалека, во всех подробностях, и второго захода не понадобится. По команде Тиббетса он открыл створки люка — и пятитонный «Малыш» плавно пошел вниз, принимая в полете вертикальное положение и нацеливаясь точно в центр города.

Было 8 часов 15 минут. Взрыв ее произошел на высоте около 700 метров.

Когда облегченный на 5 тонн В-29 прыгнул вверх, Тиббетс заложил его в крутой, на 150 градусов, правый вираж. Все надели темные очки. Взрыватель бомбы был рассчитан на запаздывание в 43 секунды. Досчитав до 35, полковник не выдержал:

— Ну как там, Боб, видно что-нибудь? — поинтересовался он по селектору у пулеметчика Кэрона.

— Никак нет, сэр.

Но в этот миг ослепительное сияние ворвалось в кабину, и Кэрон увидел чудовищную шарообразную массу воздуха, взметнувшуюся вверх, к самолету.

«Как будто кольцо оторвалось от какой-то планеты и ринулось на нас», — вспомнит он позднее.

Бомбардировщик подбросило. Потом отраженная волна ударила второй раз.

Пока Хиросима исчезала в пелене дыма и гари, Кэрон диктовал на магнитную ленту:

— Столб дыма… Поднимается быстро! У него огненно-красная оболочка! Повсюду пожары, распространяются пожары… очень много пожаров — не сосчитать. Вот она, форма, в виде гриба, о которой предупреждал капитан Парсонс!..»

Полковник Тиббетс четко проговорил в шлемофон: «Цель визуально накрыта бомбовым ударом с хорошими результатами». Это сообщение было послано генералу Т. Фаррелу, заместителю начальника «Манхэттенского проекта» (так назывался проект разработки американской атомной бомбы). Второй пилот «Энолы Гей», Льюис, быстро нацарапал в личном дневнике, лежащем у него на коленях: «Бог мой, что мы наделали?»

Через 20 минут после взрыва бомбы Парсонс послал генералу Фаррелу на Тиниан еще одно послание:

Так рядом со словом Хиросима прозвучало и Аламогордо. И не случайно: именно там, в пустынном штате Нью-Мексико, 16 июля 1945 года впервые была испытана атомная бомба. Но путь к созданию самого смертоносного и разрушительного оружия пролегал через многие страны и длился долгие годы.

Еще задолго до 2-й мировой войны к ядерным процессам было приковано внимание мировой науки. Но до конца 30-х годов это были открытые научные дискуссии. Ученые разных стран делились своим опытом и достижениями в общедоступных научных журналах. Исследования показывали, что ядерная энергия намного превосходит химическую, что ее энергетические возможности колоссальны. Сведения постепенно накапливаются. «Золотым годом» ядерной физики стал 1932 год. Он оказался поистине «урожайным». Чедвик открыл нейтрон, Юри получил тяжелый водород — дейтерий, Кокрофт и Уолтон в Кембридже впервые расщепили ядро лития, Андерсон обнаружил позитрон. Чуть позже, в 1934 году, супруги М. и Ф. Жолио-Кюри открыли искусственную радиоактивность, а в Риме начал свои опыты с медленными нейтронами, изучая искусственную радиоактивность, Энрико Ферми. В 1934 году немецкий химик Ида Ноддак сделала предположение, что под действием нейтрона на уран возникают не соседние элементы, как считалось, а распадается на несколько кусков ядро. Но физики тогда не обратили внимания на то, что стояло за предположением Ноддак, а именно: при распаде ядра должно выделяться огромное количество энергии. А может быть, и к лучшему, что тогда прошли мимо этой идеи. Ведь если бы ею занялись немецкие физики при фашистах, возможно, атомная бомба появилась бы в третьем рейхе.

В СССР передовым центром ядерных исследований стал Ленинградский физико-технический институт (ЛФТИ), возглавляемый А. Ф. Иоффе. Именно в этом институте с 1925 года работал молодой талантливый ученый И. В. Курчатов.