Вокруг оживленно болтали старики. Большинство из них были старше Дяди — на десять, а то и на пятнадцать лет. Интересно, подумала Дон, Кит это заметил и от этого расстроился еще больше? Говорили старики о сувенирах, которые приобрели, о кафе, в которых побывали. Какие же они бодрые, оживленные, ничуть не менее энергичные, чем Дядя! «Готовьтесь, — любил говорить им Дядя, — теперь-то я в любой день могу сыграть в ящик». Какая чушь! Дон наблюдала, как старческие рты с аппетитом жуют «Банана-сплит» или безе, как смакуют лакомый десерт. Еще лет двадцать, а то и больше, Дядя вполне может протянуть, подумалось ей.
— Ну, не повезло, бывает, — сказала она.
— Как бы то ни было.
— Не говори этого, Кити.
— Чего не говорить?
— Не говори: «Как бы то ни было».
— Это еще почему?
— Потому. Прошу тебя, Кити.
Они оба воспитывались в детском доме — своих родителей ни он, ни она не знали. Дон помнила Кита, с тех пор как ему было одиннадцать, а ей девять, хотя в то время они еще толком не общались. Они встретились вновь много позже, когда пришли в детский дом на ежегодный бал, на «диско», как он тогда назывался. «Я получила работу в этом магазине», — сообщила она ему, не обмолвившись ни словом о Дяде, — в то время была еще жива его сестра, и он был просто ее работодателем. Всерьез оказывать влияние на их жизнь он начал, когда они уже поженились. За это время они научились угадывать его желания, малейшие перемены в его настроении, заранее знали, например, что близится его ссора с преподобным Симмсом, в чьей церкви Дядя иногда бывал. Один раз они попытались этим ссорам воспрепятствовать, повели борьбу с его переменчивым характером, его несносными причудами. Но это было давно. Всякий раз Дядя внимательно их выслушивал, однако никакого внимания на их слова не обращал — в конце концов, не он зависел от них, а они от него. Угрожал он им завещательными бланками из нотариальной конторы Смита и старой бильярдной, «лучшим, — как он любил говорить, — местом на всей земле». В бильярдной он встречался с друзьями, читал «Дейли экспресс», пил «Даббл даймонд», которое считал лучшим бутылочном пивом в мире. Было бы ужасно, говорил он, если бы мужчины всех возрастов лишились возможности играть в этой комнате на бильярде, если бы некому было давать на бильярдную деньги.
Миссис Фрэнкс сделала объявление. Попросив тишины, она подробно изложила программу на завтра. В программе было запланировано посещение горы Джеймса Бонда, и группа должна была собраться у входа в отель в половине одиннадцатого утра. Если кто-то ехать не собирается, сказала миссис Фрэнкс, просьба сообщить ей об этом сегодня вечером.
— Если не хочешь, можем не ехать, Кити, — прошептала Дон, когда миссис Фрэнкс села. — Мы не обязаны.
Беседа за столиками возобновилась; старики громко говорили, перебивая друг друга и возбужденно махая ложками. Вставные зубы, седые волосы, очки; Дядя вполне мог бы быть среди них — а впрочем, вряд ли: он утверждал, что стариков терпеть не может. «Вы что, хотите мне сказать, что отдыхали с этими динозаврами?!» Дон казалось, что она слышит его голос, улавливает издевательские интонации. «Выходит, вы приземлились не в той стране и провели отпуск с этим старичьем?! Вы это мне хотите сказать?!»
Миссис Фрэнкс им, конечно, сочувствует, но виду не подает. Она ведь понимала, не могла не понимать, что молодая тридцатилетняя пара оказалась в одном туре с пожилыми людьми по ошибке и не по своей вине. Но какой смысл рассказывать Дяде про миссис Фрэнкс? Про то, что Кит не поладил с администратором отеля и накричал на туроператоров в Кройдоне?
Он их выслушает, помолчит, а потом опять начнет говорить про бильярдную.
— Ну как, отлично провели время? — спросила их миссис Фрэнкс, выходя из ресторана. — Все хорошо, что хорошо кончается, верно?
Кит продолжал есть безе, как будто миссис Фрэнкс обращалась не к нему. По поводу «Уильямса» мистер Фрэнкс со смехом заметил, что для их фигур безе представляет смертельную угрозу.
— Надо сказать, — заметила миссис Фрэнкс, — что с погодой нам пока везет. Во всяком случае, нет дождя. — Миссис Фрэнкс, как всегда, была одета в кричащие цвета. Сегодня, похвасталась она, ей удалось купить брючный костюм от мадам Роша, и очень недорого.
— Про стариков ему говорить не обязательно, — прошептала Дон, когда Фрэнксы вышли из ресторана. — Совершенно незачем.
Дон погрузила ложечку в высокий стакан, чтобы извлечь мороженое из-под ломтиков груши. Кит наверняка считает, что она проговорится про стариков. Каждую субботу она мыла Дяде голову — самому ему, по его словам, это стало уже не под силу. Обычно он ворчал, что вода чуть теплая и он может простудиться, — приходилось поэтому развлекать его разговорами. Делать два дела одновременно ей всегда было трудно, и, когда Дон мыла ему голову, она часто забывала, о чем ему рассказывала. Однако теперь она дала себе слово больше не повторять эту ошибку — пообещала же она себе, что ни за что не собьется со счета, если Дядя вдруг задаст ей вопрос, когда она считает не проданные за день газеты.
— Ну что, нашли своих друзей из Виндзора? — поинтересовалась старуха с палкой в руках. — Плохо, когда теряешь друзей.
Поскольку старуха не имела в виду ничего плохого, Дон объяснила ей, как обстояло дело. Послушать, что она говорит, подошли и другие члены группы; некоторые были глуховаты и не раз перебивали Дон с просьбой повторить то, что они недослышали. Кит же продолжал молча есть безе «Уильямс».
— Кити, они же не виноваты, — робко начала она, когда пожилые туристы стали выходить из ресторана. — Они-то что могут поделать?
— Как бы то ни было. Не надо было их зазывать.
— Я их не зазывала. Они сами подошли. Так же, как миссис Фрэнкс.
— Какая еще миссис Фрэнкс?
— Ты прекрасно знаешь, кто это. Крупная женщина в очках. Мы же познакомились с ней сегодня утром, Кити.
— Когда вернемся, я с ними со всеми разберусь.
По его тону она поняла, что ни о чем другом он по-прежнему думать не может. И на пароходе, по пути в Интерлакен, и в кафе, и когда они шли по промозглым улицам городка, и в сувенирных лавках, и когда они рассматривали в витринах часы и шоколад, и сейчас за ужином в ресторане он только и думал, что сказать, что написать в следующей открытке, только и думал о том, что по возвращении обязательно подаст на турфирму в суд. Когда они вернутся, он будет с важным видом разгуливать по кухне и — спокойно, деловито — делиться с ними своими планами. Первым делом, заявит Кит, он «прямо в понедельник» договорится о встрече с адвокатом. А Дядя будет сидеть и молчать — он-то знает, что адвокаты стоят денег.
— Им придется вернуть нам всю сумму. Все до последнего пенни.
— Послушай, Кити. Давай сейчас не думать об этом. Будем радоваться жизни. На экскурсию в гору завтра поедем?
— На какую еще гору?
— Ту самую, о которой сегодня вечером говорила миссис Фрэнкс. Помнишь, эта гора изображена на открытке, которую мы сегодня ему послали?
— Утром я должен звонить в Кройдон.
— Позвонишь до половины одиннадцатого, Кити.
Засидевшиеся за ужином старики медленно выходили из ресторана и, проходя мимо, желали им спокойной ночи. Наступит день, думала Дон, когда они, по собственной инициативе, поедут в Венецию в такой же молодой группе, как виндзорская. Она представила себе туристов из Виндзора в пансионе «Конкордия» совсем еще молодые люди. Представила себе сеньора Банчини: вот он идет вместе с ними по улицам и что-то на ходу переводит с итальянского. В столовой пансиона раздается громкий смех, на столах — бутылки с красным вином. Молодых людей зовут Дезире и Роб, Люк и Анжелика, Шон и Эме. «Мы звали его Дядей», — услышала она свой собственный голос. — Он умер совсем недавно».
Кит встал. Официант, споро сворачивающий скатерти, пожелал им спокойной ночи. В холле за стойкой администратора сегодня вечером вместо мужчины сидела молодая женщина, которая широко им улыбнулась. Старики стояли небольшими группами и говорили о том, что идти гулять, пожалуй, не стоит — холодно. Лучше посмотреть телевизор, заметил кто-то из них.
