– О! – сказала она.
Человек тем временем опять провалился в яму. Как минимум в десятый раз. Вот уж пустошь так пустошь, даже дороги нормальной нет, один намек на тропинку. И руки, черт бы их побрал, не желают выбираться из карманов, что нисколько не помогает удерживать равновесие. Такое впечатление, что они обзавелись собственными мозгами и напрочь отказываются принимать ответственность за ноги, которые несут его невесть куда. Ноги, между прочим, ни в чем не виноваты. Привыкли ведь идти, не разбирая дороги. Сам приучил. Шагал по жизни к туманной цели, то и дело сбиваясь с пути. Хотя… пусть туманная, но цель все же была. Маячила где-то на горизонте мечта о жене, детях, участии в выставке Королевской Академии, обедах раз в месяц у Аниты с Питером, долгих прогулках с женой вдоль реки. Для кого-то, конечно, мелко, а для него в самый раз.
Разве что в страшном сне могло привидеться, что он бредет по болоту, то и дело падая в ямы, к женщине, которую считал ангелом, потом шлюхой, и наконец обнаружил, что влюбился в почти монашку. К женщине, которая наверняка пошлет его восвояси, и с разбитым сердцем он станет влачить свое жалкое существование. Зачем ему все это надо? Запросто мог бы найти счастье с какой-нибудь Дженнифер или Марджори. Подлая правая рука прищелкнула пальцами. Запросто! Хлопок мудрой левой напомнил, что женщин по имени Марджори в наши времена больше не существует. Плевать. Не о том речь.
Кстати, о речи. Где найти слова для Анжелы? Он обливался холодным потом при одной мысли о признании в любви. Как это в романах делается?
Я люблю тебя, Анжела. Я люблю тебя всем сердцем, Анжела. Дорогая, мне без тебя не жить. Господи. Годы тренировок нужны, чтобы этому научиться. Тысячелетия. Но в Хитроу он дал себе клятву во что бы то ни стало забросать ее словами. Ошеломить. Дело за малым – найти такие слова. Никогда ему не стать профи в этой области. Питер хвастал своим опытом, и что вышло? Потерял жену.
Опять споткнулся, рухнул на колени. Руки, разумеется, помочь и не подумали. «Вставай же, черт побери, – бурчал он себе под нос. – Вставай!» Вон уж и дом виден. Может, там напиться дадут. Может, разум к тебе вернется, а ты вместе с ним вернешься в Лондон и станешь наслаждаться жизнью. В одиночестве. Без сероглазой Анжелы, ежеминутно нарывающейся на неприятности. Ну да. А что делать с той, что поселилась в твоих снах?
Женщины. Каждая из них готова в любой момент преподнести сюрприз. Бонни в тот вечер откровений оглоушила еще одним.
Мистер Филдинг тебе вовсе не отец. Ничего подобного, дорогой. Помнишь лысого толстяка, курил еще без продыху? Именно, мистер Гибсон. Он самый и есть. Не бросал он меня, дорогой, я сама его отшила. Все принца выглядывала. А он устал ждать, женился, двух девочек родил. Вполне счастлив в браке, но и нас не забывал. Ни одного дня рождения не пропустил, на юбилей мне подарил прелестную шаль. Наверное, и я могла бы жить с ним счастливой жизнью, без несчастий уж точно. Знаешь, дорогой, с возрастом все острее ощущаешь одиночество. Вспоминаешь тех, с кем у тебя не сложилось, и тех, у кого не сложилось с тобой.
Приходит время, когда ты уже не ищешь чего-то особенного в человеке, а учишься жить с тем, что есть. Главное – не обнаружить в нем однажды пустоту.
Роберт всю ночь ворочался в постели, прокручивая слова матери. Поначалу возмущенный их цинизмом, он в конце концов признал и принял своеобразную логику Бонни, а к рассвету и сам кое до чего додумался. Как можно влюбиться в человека, совершенно его не зная? Да никак. Мы влюбляемся в отдельные черты, которые ложатся на душу. В неясные обещания. Если из них вырастает что-то большее, мы влюбляемся сильнее. Если же нет – страдаем. О да, разочарование возможно, но ведь выбор всегда остается. Взгляни, щелкни языком и согласись. Или откажись. Твое дело. Согласился? Дальше все в твоих руках, как и в процессе реставрации. Убери наносное, добавь красок, не забудь о защитном слое. Без защиты ни картину от трещин не убережешь, ни отношения не сохранишь.
Прежде Роберт не философствовал на тему любви. Зачем? Любовь, она и есть любовь. Никогда он не думал о том, что с любовной связи все только начинается. Никогда ему не приходило в голову, что любовь – это молчание обнявшихся на скамейке в парке, сандвич один на двоих и тихое счастье от того, что тебе больше никто не нужен. А еще необъяснимый восторг. И страх неизвестности. Словом, любовь.
Видимость тропинки все-таки привела его к дому. Точнее, к тому, что некогда было домом. Роберт вскинул голову, уловив какое-то движение под самой крышей. Легендарный дядюшка. Определенно он, больше некому. Ухмыляющееся лицо помаячило в окне и исчезло. Роберт остановил взгляд на гигантской куче срубленных веток И рядом увидел ее.
Сколько он на нее смотрел? Минуту? Час? Вечность? Спиной к нему, с наушниками на темноволосой голове, Анжела орудовала садовыми ножницами. Роберт с натугой кашлянул. Черт бы побрал эти слова. Ну что сказать? Что ей сказать? Говорить, вообще-то, не хочется. Обнять бы и не отпускать. Он вспомнил свою жизнь до Анжелы. И перемены с ее появлением. И шаль, скользящую по матовой коже.
Нужно что-то придумать. Найти слова.
Роберт остановился у нее за спиной, прикоснулся к плечу. Анжела вздрогнула и обернулась, стаскивая наушники. Несколько секунд молчала. Просто смотрела на него, чуть приоткрыв губы. Зрачки пульсировали, и в каждом из круглых черных зеркалец отражалось по Роберту. По немыслимо счастливому Роберту. Однако, используя ее собственный термин, ему надлежит хоть что-то сказать. Или не обязательно?
– Ах, Анжела, – сказал Роберт.
Губы Анжелы дрогнули. Засмеется? Заплачет?
– Ах, Роберт, – сказала она.
Совсем другое «ах». То самое, о котором он мечтал всю жизнь. Роберт подхватил Анжелу на руки и закружил, пьянея от ее смеха. Ни слова больше, ни звука – все лишнее.
Смеху Анжелы вторил по-детски счастливый смех из-под крыши, до странности напомнивший Роберту перезвон церковных колоколов.
* * *
Этот звук он уже слышал однажды. Очень давно. В тот день, когда Бина вышла замуж, из дома наверху тоже доносились смех и звонкие голоса. Как он радовался тогда, что хоть одному из них удалось сбежать. Как надеялся, что малышка поступит так же. Как страдал, что она решила похоронить себя в угоду амбициям его старшей сестры.
Сейчас он смотрел и не мог насмотреться на счастливое лицо-сердечко и на восторженную улыбку парня, что кружил ее. Душа его пела от их изумленных возгласов, от вопросов, которыми они забрасывали друг друга, и ответов, которым не было конца. Девочка полюбила. Она все-таки полюбила. Сбылись его мечты, его надежды, все, о чем он молился долгие годы. Теперь она пойдет навстречу любви, а не к могиле, уготованной теткой.
Брайди и его похоронила заживо, требуя, чтобы оставался на чердаке, куда загнала его много лет назад. Подальше от греха. Подальше от их священного женского кружка. Его это вполне устраивало. Нисколько не терзало. Других – наверное. Девочку уж точно. А его – никогда. Потому что здесь было то, чего другим никогда не понять.
Глубокий вдох – и кувырок вышел превосходно. Еще один! Он хлопнул в ладоши и залился восторженным смехом, разнесшимся, должно быть, по всей округе. Знают ли все они там, за этими стенами? Чувствуют ли?
Здесь живет человек – в гармонии с собой.