Брайди оживилась.

– Пожалуй, яичко попробую. – Она вновь скуксилась и застонала: – Но святой отец ведь наготове?

– Святой отец, тетушка, всегда наготове, только сегодня он нам не понадобится, верно?

Обдумав эту мысль, тетушка чуть просветлела лицом:

– И то правда, сначала ему придется заняться Реджи.

– Вот видишь? Так что ты уж, будь добра, не перегружай несчастного святого отца, даже если очень захочется.

– Пожалуй. – Брайди успокаивалась на глазах. – Кажется, я даже вздремнуть смогу.

– Еще бы, очень даже сможешь. – Анжела вытерла слюну с шеи тетушки, перламутровой щеткой причесала, взбила подушки, одернула простыни. Брайди всхрапнула.

Святого отца она в следующие дни не беспокоила. Похороны Реджины не заняли много времени. Печальная маленькая процессия окружила могилу; люди ежились под сильным ветром и прятали лица от холодных дождевых струй. Священник произнес несколько добрых слов о Реджине, сестринской любви и прочем, напомнив, чтобы молились о здравии Брайди, признанном в деревне столпе церкви, а в прошлом прекрасном учителе, в одиночку справлявшемся с целой школой до тех пор, пока бразды правления не были так безжалостно вырваны из ее рук. Кое-кто виновато потупился. Кое-кто хмыкнул.

Пока они ждали, когда Реджи обретет свое место рядом с родителями и Имельдой, плечи Бины неожиданно затряслись. Анжела была поражена: она в жизни не видела мать плачущей. А от того, как Бина плакала, становилось еще страшнее. По вечно бесстрастному лицу текли крупные слезы; ни стона, ни всхлипа, только плечи содрогаются. Анжела протянула руку, чтобы утешить мать, но ее ждало еще одно потрясение, когда та со злостью отшатнулась.

– Мама? Мамочка?

– Заткнись. Все нормально. – От взгляда Бины у Анжелы перехватило дыхание.

Во взгляде матери слилось так много. Обвинение, и презрение, и глубокая грусть, прятавшаяся на самом дне сердца Бины.

Прозвучали последние молитвы, гроб засыпали землей, и на лицо Бины вернулась маска стоического терпения. Плечи уже не дрожали, слезы высохли. На пути с кладбища Анжела покосилась на мать – та шагала прямо, вперив холодный, ничего не выражающий взгляд в никуда. Анжела опустила голову и ссутулилась под гнетом молчаливого материнского гнева. Впервые в жизни она осознала, что гнев этот жил в сердце Бины долгие годы.

Заняв место подле сестры, с каждым днем уходившей от них все дальше, Мэйзи наотрез отказалась подниматься с кровати и на любые уговоры отвечала лишь жалобными стонами. Она не позволит Брайди уйти, не попрощавшись по-человечески. Следовательно, вместо одного или хотя бы двух подносов пришлось трижды в день накрывать по три. Дядя Майки, похоже, уяснил себе кончину Реджины и скорую смерть Брайди. Сообщить ему грустные новости пришлось Анжеле, поскольку Бина по неясной причине оставила его в неведении. Всякий раз, поднимаясь на чердак, Анжела находила дядюшку погруженным в печальные мысли. Лохмы его, однако, были недавно подстрижены, жуткие ногти исчезли. И на том спасибо.

Все часы, свободные от ухода за тетками и раскладывания вместе с матерью еды по подносам, Анжела проводила у Майки, рассказывая ему о жизни в приюте. Он слушал, склонив к плечу голову; время от времени растягивал рот, обнажая черные зубы, но в глазах светилась все та же вселенская скорбь, словно он знал тайну обоих домов, недоступную Анжеле. Впрочем, возможно, все дело было в запахе смерти, которым Анжела, казалось, пропиталась насквозь. В тошнотворном, липком духе уходящего поколения. Былая деревня постепенно исчезала, уступая место аккуратным сверкающим джипам и современным кухонным гарнитурам взамен добротной мебели. На чердаках больше не будут держать чудаковатых дядюшек, да и чердаки, как таковые, исчезнут, уступив место уютным треугольным спальням с пристроенной ванной комнатой.

Анжела пыталась развеселить Майки; однажды даже устроила настоящее цирковое представление, кувыркаясь по грязному полу. Он закхекал, довольный, и даже попытался повторить ее номер, что Анжела сочла обнадеживающим знаком. Для своего возраста Майки сохранил хорошее здоровье и подвижность, несмотря на то что единственным его физическим упражнением была ходьба по периметру чердака, длившаяся, правда, часами. Кувырок почти удался, но в самый последний момент Майки обмяк, завалился набок и уселся в углу, скрестив ноги. Взгляд его остекленел, Анжела была забыта. Щелкнув пальцами у него перед носом, она добилась все же внимания, похлопала себя по плечу, и он с бледной улыбкой опустил голову. Случалось, в сон погружались оба. Однажды Анжела, молясь в душе, чтобы он не услышал, дала волю слезам, которые жгли глаза с самого приезда. Кругом сплошная тоска и безнадежность. Несмотря на все ее усилия, жизнь в родном доме, будто река по весне, вышла из берегов и устремилась в новое русло. Скоро тетушек не станет; и дядя Майки уснет вечным сном, так и не покинув стен своей добровольной тюрьмы.

Как-то утром тетушка Брайди притихла. Войдя на цыпочках в спальню для первой проверки, Анжела заподозрила самое худшее. Глянула на Мэйзи, прижавшую палец к губам. Обе молчали, вслушиваясь в сиплое дыхание Брайди.

– Всю ночь не спала, – шепнула Мэйзи. – От страха. Говорит, ей прямая дорога в чистилище, если ты ее оттуда не вызволишь.

– Чушь.

– Но она так говорила. – Мэйзи, округлив глаза, и сама задрожала от страха. – Вроде бы даже чувствует, как ее пятки лижет огонь. Когда ты принесешь обет, Анжела? Когда?

Глаза Брайди неожиданно распахнулись. Лицо ее – точнее, то, что от него осталось, – и впрямь превратилось в маску ужаса.

– Когда? – тонким эхом прошелестел ее вопрос.

– Скоро, – ответила Анжела, сдержав гнев. Всю жизнь она только и делала, что исполняла их требования. Смерть на пороге, а тетка все цепляется за былую власть.

– Сожгут меня, – простонала Брайди. – И уголька не останется.

– Ты слышишь, Анжела? – встряла Мэйзи. – Возвращайся побыстрей и исполни обещание.

– О господи, когда вы уже угомонитесь?! – крикнула Анжела. – Я ведь дала обещание. Исполню, когда сочту нужным. Настанет время давать клятвы – дам. И хватит молоть чушь про чистилище, пекло, пятки и прочее. Опять сказки сочиняешь, чтобы заставить меня сделать то, что тебе хочется? О райской долине забыла? Ну так я отлично помню. – Прислонившись плечом к оконной раме, Анжела устремила взгляд в даль за окном – Рай там, как же, – фыркнула она.

– Ничего я не сочиняю. – Брайди попыталась оторвать голову от подушки, но та не пожелала повиноваться. Тетушка тряслась, обливалась потом и была близка к истерике. – Ты не понимаешь. Ты же не знаешь ничего.

– Не знаю – чего?

– Что я натворила!

Все трое надолго умолкли.

– И что же ты натворила?

Мэйзи навострила уши, но Брайди наглухо запечатала рот. Анжела пересекла комнату и села в изножьи кровати.

– О чем речь? Что ты такого сделала? Расскажи.

– Не могу, – глухо донеслось из-под одеяла, которое Брайди натянула до самой макушки. – Не могу.

Анжела с Мэйзи изумленно переглянулись. Что бы там ни натворила Брайди, она явно вознамерилась унести свою тайну в могилу. Точнее, по ее собственному утверждению, в чистилище. Если, конечно, Анжела, отдав себя Господу, не отведет от нее карающую десницу.

– Я бы яичко скушала, – простонало одеяло.

– А я бы снесла, – вздохнула Анжела, – лишь бы тебя раскусить, тетя Брайди, загадочное ты существо.

– Строит из себя, – презрительно фыркнула Бина, возникнув на пороге с готовым подносом. Горячее яйцо исходило паром на подставке. – А ты потакаешь, как обычно. – Она подошла к кровати и отшвырнула одеяло с лица сестры. – Подумаешь, ребус. Мало пинков под зад получала, вот и вся загадка. – Бина аккуратно разбила верхушку яйца, набрала полную ложку и сунула в потрясенно распахнувшийся рот.

Долгое время единственным звуком в комнате было чавканье. Анжела на миг поймала взгляд матери и с удивлением уловила в нем искру веселья. Она отважилась на улыбку и была вознаграждена. Губы Бины дрогнули, уголки рта приподнялись, и только, но это все-таки была улыбка.