Сир де Лонжевиль был жестоким и, как многие в таком случае, еще и несправедливым супругом, а посему, будучи счастлив сам, не желал, чтобы жена его была столь же счастлива. Сир де Лонжевиль, словно страус, воображал, что если он спрятал голову под крыло, то его никто не видит, а посему, узнав об интрижке жены, возмутился так, словно его собственное поведение было безупречным и вовсе не давало повода отнестись снисходительно к проступку супруги.

Ревнивый ум скор на месть. Господин де Лонжевиль не подал виду, что все узнал, но решил поскорей избавиться от бедняги, украсившего его лоб. «Получить рога от человека своего круга, — говорил он себе, — еще куда ни шло… Но от мельника? О! Нет, сударь Кола, не обессудьте, отправляйтесь молоть на другую мельницу, а я постараюсь, чтобы вы навсегда запомнили, что мельница моей жены предназначена не для вашего зерна». Как всякий маленький суверенный деспот, господин де Лонжевиль умел жестоко ненавидеть и частенько злоупотреблял своим феодальным правом распоряжаться жизнью и смертью своих вассалов. И теперь он придумал ни больше ни меньше, как утопить беднягу Кола во рву с водой, что окружал замок.

— Клодомир, — сказал он главному над своими наемниками, — ты и твои люди должны избавить меня от одного негодяя, запятнавшего постель госпожи.

— Будет сделано, монсеньор, — ответил Клодомир. — Если вам угодно, мы убьем его, освежуем, словно молочного поросенка, и притащим к вам.

— Нет, друг мой, — ответил господин де Лонжевиль, — достаточно сунуть его в мешок с камнями и бросить в замковый ров.

— Будет сделано.

— Да, но прежде его надо схватить… А пока он еще на свободе.

— Мы поймаем его, монсеньор! Не семи же он пядей во лбу, чтобы перехитрить нас, а значит, он от нас не уйдет.

— Он явится сегодня в девять часов вечера, — сказал оскорбленный супруг, — пройдет через сад, войдет в комнаты нижнего этажа, спрячется в кабинете, что за часовней, и будет молча там сидеть, пока госпожа, уверившись в том, что я сплю, не придет за ним, чтобы проводить в свою спальню. Пусть он делает все как обычно, мы будем только наблюдать, но едва он почувствует себя в полной безопасности, схватим его и отправим в холодную воду остужать пылкую свою страсть.

Все было решено, и бедный Кола непременно отправился бы на корм рыбам, если бы заговорщики были менее болтливы. Но барон де Лонжевиль доверился слишком многим и был предан: юный поваренок, нежно влюбленный в свою хозяйку и рассчитывавший однажды воспользоваться ее милостями наравне с мельником, забыв о ревности, ибо последняя скорее побудила бы его порадоваться несчастью соперника, последовал чувствам, питаемым им к госпоже де Лонжевиль, и побежал сообщить своей хозяйке обо всем, что против нее злоумышлялось, за что и был вознагражден одним поцелуем и двумя полновесными золотыми экю. Последние, впрочем, были для него менее ценны, нежели поцелуй.

— Разумеется, — произнесла госпожа де Лонжевиль, оставшись наедине со служанкой, посвященной во все подробности ее интрижки, — муж мой несправедлив… Он делает все, что хочет, я молчу, а он еще недоволен, что я ежедневно вознаграждаю себя за пост, на который он обрек меня. Ах! Но я не собираюсь страдать, Жанетта, отнюдь не собираюсь. Послушай, милочка, согласна ли ты помочь мне осуществить некий план, чтобы спасти Кола и наказать господина?

— Конечно, сударыня, вы только прикажите, я все сделаю: он такой бравый парень, этот Кола, я ни у кого еще не видела ни таких могучих чресел, ни такого свежего лица. Разумеется, сударыня, конечно, я все для вас сделаю, приказывайте!

— Тогда сейчас же иди к Кола, — сказала хозяйка, — и предупреди его, чтобы он не являлся в замок, пока я за ним не пошлю, а также от моего имени попроси у него платье, которое он обычно надевает, отправляясь сюда. Получив эту одежду, иди и найди Луизон, возлюбленную моего коварного супруга. Ты скажешь ей, что пришла от имени господина: он просит ее надеть принесенную тобой одежду и сегодня вечером прийти не обычным своим путем, а через сад, и, попав в комнаты нижнего этажа, тотчас спрятаться в кабинете, расположенном рядом с часовней[36], где и ждать, пока за ней не придет монсеньор. Она, несомненно, спросит тебя, отчего такие перемены; ты же ответишь, что причиной тому ревность госпожи, которая все узнала и устроила ей засаду на привычном ее пути. Если она испугается, успокой ее, возьми с собой для нее несколько простеньких подарков, а главное, настоятельно советуй не пренебрегать этим свиданием, ибо именно сегодня монсеньор решил сообщить ей нечто важное, что может иметь самые значительные последствия.

Жанетта ушла, исполнила оба поручения как нельзя лучше, и в девять часов вечера несчастная Луизон в одежде Кола уже ждала в кабинете, где люди барона предполагали застать врасплох любовника госпожи.

— Поспешим, — говорил господин де Лонжевиль своим наемникам, которые все это время также были начеку, — поспешим, раз мы все видели, как он вошел в кабинет, не так ли?

— Да, сударь. Черт побери, а и красивый он парень…

— Осторожно откройте дверь, накиньте ему на голову платок, чтобы заглушить крики, затолкайте его в мешок и утопите без всякого сожаления.

Все было исполнено как нельзя лучше: несчастную пленницу спеленали так, что она даже не успела слова произнести, затолкали в мешок, на дно которого заблаговременно было положено несколько больших камней, и через окно этого же самого кабинета, где поймали несчастную, ее выбросили в ров. Сделав дело, наемники ушли, а господин де Лонжевиль поспешил к себе в спальню, где, как он думал, уже ждала его красотка. Разумеется, он был далек от мысли, что по его милости она лежит не в теплой постели, а в холодной воде на дне рва.

Близилась полночь, однако девицы все не было. Луна светила ярко, и наш встревоженный любовник решил пойти к дому своей прелестницы и самому выяснить, что могло ее так задержать. Он вышел из спальни, а госпожа де Лонжевиль, ни на шаг не отступая от принятого ею плана, тут же устроилась в постели мужа. В доме Луизон господин де Лонжевиль узнал, что девица вышла из дома как обычно и, несомненно, должна быть в замке. Ему не рассказали о переодевании, так как сама Луизон об этом ничего никому не сказала, да к тому же и ушла она, когда ее никто не видел. Кастелян возвратился и увидел, что свеча, которая оставалась гореть в его спальне, потухла; взяв трутницу, он подошел к кровати, чтобы зажечь огонь. Приблизившись, он услышал на кровати чье-то дыхание и не сомневался, что это спит его дорогая Луизон, пришедшая в его отсутствие и уснувшая, не дождавшись его. Без долгих размышлений он принялся за дело, и вот уже он осыпал ласками жену, шепча ей нежные слова любви, кои привык нашептывать своей дорогой Луизон.

— Как долго ты заставила меня ждать, милая… где же ты была, чудная моя Луизон?

— Коварный, — воскликнула тогда госпожа де Лонжевиль, открывая свет припасенного ею потайного фонаря, — я больше не сомневаюсь в твоей измене! Знай же, что ты держишь в объятиях супругу твою, а не ту девку, коей ты отдаешь то, что по праву принадлежит только мне.

— Сударыня, — отвечал разочарованный муж, — мне кажется, что я имею право распоряжаться своим добром, когда вы спускаете на сторону свое.

— О чем это вы говорите, в чем вы хотите меня упрекнуть?

— Разве я не знаю про ваши шашни с этим Кола, одним из самых низких моих вилланов?

— Мне, сударь, — надменно ответила госпожа де Лонжевиль, — мне не пристало унижаться до подобных связей, и будь вы даже провидцем, в речах ваших нет ни слова правды, и вам никогда не удастся ничего доказать.

— Верно, сударыня, сейчас это было бы трудно, так как я только что приказал бросить в воду негодяя, обесчестившего меня, и теперь вы его не увидите до конца дней своих.

— Сударь, — отвечала супруга еще более дерзко, — если вы приказали бросить в воду этого несчастного на основании всего лишь глупых подозрений, то вы совершили величайшую несправедливость, а если вы наказали его за то, что он приходил в замок, то и здесь вы ошиблись, ибо никогда нога его не ступала под эти своды.