Зеленые глаза Абби холодно и даже враждебно смотрели на Барти. Нерешительность и готовность извиняться вдруг сменились у Барти нахлынувшей волной злости.

– Возможно, мне и не помешал бы любовный интерес, но сейчас, Абби, речь не об этом. Просто я не люблю, когда мне врут. Когда твои родители мне позвонили, я чувствовала себя абсолютной дурой. Особенно после того, как ты сообщила, что встречаешься с ними и потому не сможешь пойти со мной на концерт. Ты могла тогда сказать мне правду. Я же не заставляла тебя обязательно идти вместе со мной. Но зачем же было ставить меня в дурацкое положение?

– Не сказала, поскольку не хотела, чтобы ты устраивала мне допрос с пристрастием. И вообще, Барти, оставь меня в покое. Не мешай мне жить так, как я хочу.

– Конечно. Я не стану тебе докучать. Приношу свои глубочайшие извинения, что затронула эту тему. Теперь я, кажется, понимаю, почему ты переезжаешь в Клэпхем. Тебе больше не хочется меня видеть. И в Клэпхеме ты можешь не бояться, что случайно встретишь меня на улице.

Как бы глупо это ни было, но глаза Барти наполнились слезами. Сердито смахнув их, она встала, бросила на стол монету в полкроны и пошла к выходу. Где-то через полминуты ее взяли за руку.

– Барти, прости. Надо же, какая дрянь из меня полезла. Не уходи. Давай еще посидим. Я совсем не хотела тебя обидеть.

Абби всегда была такой: скорой на извинения, искренне готовой заводить друзей. Барти вспомнила, как впервые услышала от нее об этом, и улыбнулась.

– Наверное, ты права, – согласилась Барти. – Что-то я нюни распустила.

– С кем не бывает? Пойдем сядем. Ты доешь свою булочку. – Она смотрела на Барти совсем по-другому. Спокойно. Дружелюбно. – Ты совершенно права. Я скрытничала. И все потому, что он… – Она замолчала.

– Женат? – подсказала Барти.

– Да.

– Ох, – вздохнула Барти, стараясь на этот раз не допустить оплошности. – Понимаю. Так это, наверное, хорошо. Согласна? Ты даешь ему… бесплатное питание? Твои слова, помнишь. Наверное, даже улучшаешь его брак?

– Вот именно. Рада, что ты прислушивалась к словам тетушки Абби. – Она улыбнулась Барти своей широкой, заразительной улыбкой.

Барти подумала, что в воззрениях Абби на секс есть нечто привлекательное. С какими-то из них Барти целиком соглашалась. Например, с правом спать с любимым человеком вне зависимости от того, замужем ты или нет. С этим Барти не спорила. Но с легкостью уложить в постель чужого мужа и совсем не испытывать угрызений совести… это уже было чем-то иным.

– Должна тебе сказать, это действительно улучшает его брак, – заявила Абби. – Он говорит, что теперь его жена гораздо счастливее, чем в прежние годы. Сам он стал менее требовательным к ней. Причем во всем, а не только в сексе.

– Понимаю, – вздохнула Барти.

– Как бы то ни было, не думаю, что у нас с ним это продлится долго, – призналась Абби. – Но пока мы вместе, мы получаем немало удовольствия. Он покупает мне изумительные подарки. Например, этот браслет. Тебе нравится?

Браслет был золотым и, сразу видно, очень дорогим.

– Да. Очень красивый.

– К тому же этот человек потрясающе умен. Мы с ним ведь не только сексом занимаемся. Мы ведем удивительно интересные разговоры.

«Это уже побольше, чем бесплатное питание», – подумала Барти.

Потом она спросила, отнюдь не ожидая, что Абби ответит:

– А кто этот мужчина?

Барти не ошиблась. Абби ей ничего не сказала. Вскоре Барти ушла, чувствуя одновременно облегчение и какую-то неясную тревогу. То, что Абби ей поведала, было лишь вершиной айсберга. В этом Барти не сомневалась.

В издательстве стало легче дышать. Беременность Хелены значительно разрядила напряженность. Джайлз сделался спокойнее и мягче. Натянутые отношения между ним и Барти вновь стали дружескими. Казалось, Джайлз наконец обрел то, что в полной мере создал сам, и это достижение, в реальности которого никто не сомневался, упрочило его статус во всех остальных частях его мира. «Надо же, как усердно потрудился этот еще не родившийся ребенок», – думала Барти, улыбаясь какой-то глупой шутке Джайлза, которой тот развлекал ее перед собранием. Кто знает, как изменится жизнь Джайлза, когда ребенок родится. Возможно, Джайлз даже сумеет изменить мнение Селии о своем старшем сыне.

Иззи далеко не сразу сообразила, что не все отцы похожи на ее собственного. Друзей у нее было не много. В основном она бывала в двух семьях. Но у Литтонов Уол почти всегда работал в своем кабинете, как и ее отец, а ее визиты к Уорвикам почти целиком ограничивались просторной детской.

Жизнь в доме Уорвиков сильно отличалась от жизни в ее доме. Наверное, потому, что там было много детей. Когда дядя Бой – так ей велели называть этого человека – заходил в детскую, дети гурьбой бежали к нему, вскарабкивались на колени и требовали, чтобы он почитал им книжку. Дядя Бой даже вставал на четвереньки, изображая лошадь, и катал их на спине. Детский ум Иззи искал ответ на вопрос: почему там так шумно и весело? Наверное, тоже потому, что там много детей. Будь у дяди Боя один ребенок, тогда бы и он вел себя как ее отец, говоривший, что ему некогда с нею возиться.

А потом Иззи подросла, пошла в школу, стала бывать в семьях своих сверстниц и обнаружила, что многие отцы, вне зависимости от числа детей, ведут себя так же, как дядя Бой. Они читали книжки вслух, играли в разные игры, обнимали и целовали своих маленьких дочерей. Возвращаясь из гостей, Иззи видела отца, который либо работал, либо что-то читал.

– Добрый день, папа, – говорила она, надеясь на чудесную перемену в его характере.

Но чудесной перемены не наступало. Отец даже не всегда отрывался от своего занятия.

– Изабелла, ты же видишь, я занят. Пожалуйста, ступай в детскую.

И она послушно поднималась в детскую, где ее ждала няня. Иззи продолжала сравнивать своего отца с чужими и задаваться все тем же вопросом, не дававшим ей покоя. И каждый раз вывод, сделанный ею, был неутешительным: должно быть, она сама виновата. Видимо, она вела себя не так, как надо. Возможно, даже совершила какой-то некрасивый поступок, и теперь отец не хочет ни говорить с нею, ни тем более играть. Потом она начинала думать, каким должно быть ее поведение, чтобы оно понравилось отцу.

– Адель? Это Люк Либерман. Я хочу, чтобы ты снова приехала в Париж.

– Я… Боюсь, я не смогу, – ответила Адель.

Голос ее звучал непринужденно, но от нахлынувших на нее чувств в теле вдруг появилась слабость. Адель даже прислонилась к стене.

– Почему не сможешь?

– Слишком занята.

– Тогда я приеду в Лондон.

– Зачем?

– Я снова хочу тебя видеть.

– Но, Люк, это же смешно.

– Я так не думаю.

– Напрасно. Между прочим, ты женат.

– Женат, но не вполне счастлив.

– Ну нет. – Адель слегка улыбнулась. – На это я не куплюсь. Так говорят все женатые мужчины. Жалуются, что несчастны в браке, что жены их не понимают.

– Все женатые мужчины? Смелое заявление. Я даже не предполагал, что ты знакома с таким ужасающим количеством женатых мужчин.

– Думаю, ты понял смысл моих слов. И я не…

– Что – «не»?

– Не заинтересована.

– Ошибаешься. – Его голос звучал почти самоуверенно. Чувствовалось, Люк был изумлен, хотя и старался это скрыть. – Ты очень заинтересована. Я почувствовал это, когда увидел тебя, и чувствую это сейчас, даже через телефонные провода.

– В таком случае провода тебя обманывают, – после секундной паузы сказала Адель. – Словом, это не то, что я имею в виду.

– Я знаю, что́ ты имеешь в виду, Адель. И это вполне естественно. Но… могу повторить еще раз: я хочу тебя видеть. Мне необходимо тебя видеть. И если ты не приедешь в Париж, я приеду в Лондон. Так где мы встретимся?

– Я в Париж не приеду. И мое решение абсолютно окончательное.

– Слушай, я тут… опять еду в Париж, – на другой день сказала она Венеции.