Медведев Антон.

Орден Люцифера.

Глава первая.

Осеннею порою, ранним вечером, при­крывшись зонтом от моросящего дождя, по усы­панной опавшими листьями аллее медленно шел человек. Где-то смеялись дети; на скамейке, глухие к капризам погоды, целовались влюбленные. Чуть в стороне то и дело проносились по дороге машины, взметая грязную водяную пыль. Город жил своей жизнью, и только неторопливо идущему человеку все это было безразлично. Сжимая зонт, он думал о том, насколько все в его жизни серо и уныло…

Перейдя улицу, он пошел по тротуару. Туф­ли противно стучали по фигурным плиткам — ну почему они так громыхают? Вздохнув, потянулся за сигаретами. Да, верно, обещал бросить. Но идет оно все к дьяволу…

Закурив, медленно пошел дальше.

— Илья!

Повернулся на голос. Ну надо же, Ольга!

—- Привет! — поздоровался он, шагнув навстре­чу девушке. За прошедшие семь лет она здорово похорошела. Стройная фигура, светлый взгляд. Минимум косметики на лице — она всегда гово­рила, что краска должна быть на холсте, а не на роже. В модной курточке и джинсах, в ярком ма­линовом берете, с цветным зонтиком в руках, она выглядела просто замечательно.

— Здравствуй! — На губах Ольги играла улыб­ка. — А я смотрю, ты или не ты? Куда идешь?

— Так, гуляю… — соврал он, уже понимая, что она тоже идет в художественный салон. За этот месяц ему не удалось продать ни одной картины. Деньги давно кончились, жил в долг. Звонить без конца в салон, узнавая, продали что-нибудь или нет, было уже стыдно. Поэтому время от времени просто наведывался туда -— и каждый раз убеж­дался, что его картины по-прежнему висят на сво­их местах. Шел и сегодня, заранее зная, что это бесполезно.

— А я в «Художник», — сказала Ольга, снова блеснув белозубой улыбкой. Раньше у нее была щелка между передними зубами, теперь она ис­чезла. — Сто лет там не была — я только на про­шлой неделе приехала. Не хочешь зайти?

— Давай зайдем,— согласился Илья, размыш­ляя о том, узнает ли она его картины? Наверняка узнает. Ну и черт с ней…

Пока шли к магазину, Ольга не переставала говорить — она и раньше была болтушкой. Выяс­нилось, что все эти годы она жила в Германии, в Дрездене. Сначала ничего не получалось, но потом как-то все пошло, ее работы начали пользоваться спросом. В итоге смогла кое-что скопить — этого хватило, чтобы купить неплохую квартирку.

— В Дрездене? — сухо спросил Илья, невольно чувствуя зависть и ужасаясь этому чувству.

— Ну что ты! — прыснула Ольга. — Здесь, на Кутузовском. Взяла «двушку» за тридцать пять тысяч. Только ремонт теперь делать надо и мебель покупать — у меня ж ничего нет.

— Понятно… — Илья с трудом удержался от вздоха. — А почему там не осталась?

— А ну их к лешему… — отмахнулась Ольга и снова улыбнулась. — Не нравится мне там. Люди совсем другие, да и шпрехать по-ихнему я так и не научилась. Я ж английский учила, а уехать в Ан­глию или Штаты тогда так и не получилось. А те­перь уже и сама не хочу. У нас лучше.

— Думаешь, здесь что-нибудь получится? — довольно холодно спросил он. Просто никогда не жаловал ее работы, хотя и признавал, что они та­лантливы.

— Обязательно, — заверила Ольга. — Вот уви­дишь. Ну, а ты как?

— Потихоньку, — ответил он, вымученно улыб­нувшись- — Ты не замужем?

— Нет, — покачала головой Ольга. — Хотя предлагал один в Германии. Могла бы сразу стать миллионершей. Но уж больно скучно. Да и какая из меня фрау? Смотри-ка, открыто!

— Они до семи работают.

Илья сложил зонтик, кинул в урну окурок и от­крыл перед девушкой дверь.

В магазине было тихо и тепло. Едва войдя, скользнул взглядом по стенам — висят… В душе заскреблась обида — это действительно было не­справедливо.

— Люблю этот запах! — Ольга демонстративно втянула носом воздух, посмотрела на Илью и тихо засмеялась. — Ну, ты чего такой мрачный?

— Я всегда такой… — отмахнулся Илья, снова выдавив улыбку. Сейчас его волновало другое: у кого перехватить денег? За квартиру уже три ме­сяца не плачено, давно пора вернуть долг Максиму. Попросить у Ольги? Нет, ни за что. Просто стыд­но — за свою беспомощность, свою несостоятель­ность. Свое неумение вписаться в новый век. А ведь люди вписываются. Выставки у них, и картины на­расхват — взять хоть того же Брюлика. Ведь чушь пишет, китч. А покупают.

Снова посмотрел на одну из своих картин. Затем перевел взгляд на соседнюю — в прошлый раз ее здесь не было. И чем больше смотрел, тем тоскли­вее становилось на душе.

Эту картину писал Художник. Настоящий, с большой буквы. Отличная техника. Илья понимал, что придраться просто не к чему. Но кроме техники было и что-то еще. Была душа, было что-то, притя­гивающее взгляд. На картину хотелось смотреть и смотреть. И сюжет вроде бы не ахти какой — лес­ное озеро. Темная вода с белыми пятнами кувши­нок, березы по берегам. Зелень трав. Обычный, сотни раз обыгранный сюжет. А картина смотрит­ся, она живая. Посмотрел на свою — на душе ста­ло еще гаже.

На его картине был изображен букет роз в ро­скошной лепной вазе. Хорошо написано, технично. И рама красивая — на заказ делали. Илья очень надеялся, что эту картину возьмут для какого- нибудь офиса. Все сделано на высшем уровне, и, тем не менее, Илья ощущал, как от картины веет мертвечиной. Нет в ней жизни, пустая она. Лубоч­ная картинка. Хоть в золотую раму вставь — ни­чего не поможет.

— Твоя? — раздался рядом тихий голос Ольги.

— Да… — тихо ответил он, невольно чувствуя стыд.

— Я так и поняла.

Вроде и не сказала ничего плохого — а слова ре­занули по сердцу. Снова взглянул на лесное озеро. Затем на букет. В чем разница? Почему та картина радует глаз, а от его работы веет мертвечиной? Или он и в самом деле бездарность? И никакая техника не может компенсировать отсутствие таланта? Того неуловимого, что вдыхает в картину жизнь?..

Подошел к Ольге — та разглядывала в витри­не краски.

— Ты прости, меня ждут в одном месте, — сказал он, чувствуя себя удивительно гадко. — Звони при случае… — Сунув девушке в руку ви­зитку, натянуто улыбнулся, повернулся и то­ропливо пошел к выходу. Боялся, что окликнет его, — не окликнула.

Выйдя на улицу, пошел по тротуару, сжимая в руке сложенный зонтик и не замечая льющейся с неба воды…

Он всегда хотел рисовать. Началось это совсем глупо: ему было лет десять, он вместе с двоюрод­ными братьями, Костей и Юрой, гостил у бабушки. Родители подарили им альбомы для рисования и новенькие фломастеры. Расположившись в комна­те прямо на полу, все трое начали рисовать. Костя предложил нарисовать «Аврору» — у кого лучше получится? Разумеется, Илья не мог не принять вызов. Высунув кончик языка, сосредоточенно вы­водил корпус судна, орудия, надстройки. Не забыть флаг со звездой и якорь…

Увы, именно тогда он и проиграл в первый раз. Причем проиграл позорно, с треском. Показав свой рисунок, не смог сначала даже понять, над чем сме­ются братья. А осознав, густо покраснел. Он забыл нарисовать у крейсера трубы.

Именно тогда Илья и дал себе зарок стать луч­шим. Вернувшись домой, он сам записался в худо­жественный кружок. Мама не могла нарадовать­ся. С той поры в его школьном ранце всегда лежа­ли альбом для рисования и акварельные краски, а урок рисования в школе стал самым любимым. И вроде бы у него неплохо получалось: его хвали­ли, ставили пятерки. Илья с удовольствием ходил по музеям, часами простаивал у картин, пытаясь понять секреты мастерства. Почему на этой карти­не все гладенько, а на той краска висит кусками? Некрасиво? Да. Но отойдешь подальше, и совер­шенно безобразные мазки превращаются во что-то чудесное. Это казалось мистикой.

Неудивительно, что после школы Илья по­ступил в художественное училище. Поступил без труда — к тому времени он и в самом деле рисо­вал весьма сносно. Затем были годы учебы, нача­ло которых совпало с развалом Союза, были на­дежды на блистательную карьеру. Была и первая любовь, еще на первом курсе — Илья всякий раз улыбался, вспоминая, как мастерски соблазни­ла его та девчонка. Предложила ему нарисовать ее портрет у нее дома. Илья согласился — ли­чико у Марины было симпатичное. Ее родителей не оказалось дома — уехали на дачу. Наедине с девушкой, да еще такой красивой, Илья чув­ствовал себя весьма скованно. Марина прекрас­но понимала это, а потому, не без вызова в голо­се, предложила нарисовать ее обнаженной. «Или слабо?» — добавила она, и Илья не смог отказать­ся. Не без грации раздевшись, Марина улеглась на диван. А он, красный от смущения, дрожащей рукой пытался что-то выводить на листе бумаги. Ничего не получалось. Когда Марине это оконча­тельно надоело, она поднялась, взяла его за руку и потянула к дивану…