Оскалив зубы, разбойник, который пролетел по инерции вперёд, развернулся и вновь кинулся на одинокого противника. К нему на подмогу подбежали ещё двое, и Роман поспешно отступил, чтобы не дать себя окружить. В глаза блеснули наконечники сразу двух острог, третий разбойник размахивал дубиной, утыканной шипами.
Ромка отскочил, едва избежав тычка двузубцем, пинком снизу подбросил древко вверх, перехватил меч, и метнул в незащищённую грудь волосатика. Лезвие неожиданно легко вошло разбойнику между рёбер, и тот застыл, разинув рот и выпучив глаза. Взялся за рукоять, выдернул меч, покачнулся и рухнул на дорогу. Окровавленный клинок, звякнув, выпал из разжавшейся руки.
Вращая дубиной, в атаку ринулся второй, а его товарищ попытался побить Ромку под ноги древком остроги. Со стороны перевёрнутой повозки подбегали ещё с десяток волосатиков, потрясая оружием. Роман машинально выполнил уход от копья, одновременно нырнув под дубину. Видел бы его тренер. "Ромка, щучий сын, - сказал бы он, - какого беса ты не скакал так же на соревновании? Медаль из-под носа уплыла!"
Остриё двузубца вновь метнулось, целя в голову, звякнуло о шлем. Это конец. С голыми руками против дубины и остроги не повоюешь. Что-то свистнуло, обдав щёку ветерком, и разбойник с двузубцем повалился на землю. Из груди его торчало древко копья Кривоноса. "Ийэ-эх-ха!" - выкрикнул Губотряс, выскочив из-за спины Ромки, и с разворота отрубил волосатику с дубиной руку по плечо. Дубина вместе с обрубком отлетела на обочину.
Но к месту сражения уже подбегали остальные, визжа и потрясая двузубцами. Ромка торопливо подобрал свой меч. Бесполезно. Силы слишком неравны.
Послышался глухой стук, потом ещё, дробь быстрых ударов, словно кто-то просыпал горох. И совершенно уже нечеловеческий, пронзительный визг за спиной у Ромки ударил по ушам, ввинтился в мозг. Мохнатая, рычащая волна разбойников вдруг остановилась, распалась на части. Кто-то закрутился на месте и упал, взбрыкнув ногами, кто-то согнулся и молча повалился на дорогу. Немногие оставшиеся на ногах затоптались на месте, попятились, и, развернувшись, бросились прочь.
Роман обернулся. Позади, выстроившись полукругом, стояли и помахивали ремешками пращей десяток козопасов из деревни - пристанища поэтов. Их предводитель, рыжий парень с причёской растамана, зажав в зубах рогатую деревянную свистульку, издал ещё один пронзительный свист-визг вслед убегающим волосатикам. Вынул свистульку изо рта и растянул губы в широкой улыбке.
- Мы не опоздали, Ром? - спросил он, помахивая пращей. - Мы бежали от самого холма. Отцы не отпустили нас, но мы всё-таки ушли. Теперь ты возьмёшь нас в отряд?
Роман молча кивнул. Пересохшее горло не слушалось. За строем пастухов с пращами стояла запыхавшаяся Козочка. И сияющим взглядом смотрела на рыжего "растамана".
Глава 31
Разбойники бросились бежать, мелькая мохнатыми тапочками. Бараньи и козьи рога на их головах покачивались, когда беглецы прыгали через камни у обочины. Развевались разномастные одежды из звериных шкур.
Ромка нагнулся над телом вожака. Неторопливо, стараясь, чтобы никто не заметил, как дрожат руки, вытер меч о его одежду и вложил клинок в ножны.
- Кто хочет трезубец? Совсем новый.
- Это твоя добыча, Ром, - Губотряс наклонился, разглядывая трезубец. - Оружие пирата.
- Пирата? - Ромка посмотрел вслед удирающим волосатикам. Здесь есть пираты? - Что они делают на суше?
- Проклятые богами отщепенцы, - Кривонос поморщился. - Беглые рабы, отродья нищих, которым даже на море не повезло. Потеряют своё судно, и чтобы не помереть с голоду, лезут на берег.
- Когда река разливается, они могут забраться далеко от моря, - подтвердил рыжий пастух. - Они хуже зверей. Обычные разбойники чтят богов, а эти боятся только одного - бога моря. Кто попадёт к ним в лапы - считай, покойник. Даже хуже.
- Почему хуже? - спросила Козочка. Она тихо подошла и теперь слушала разговор, приоткрыв рот.
- Потому что они не дают душе покойного уйти в царство мёртвых, - пояснил Кривонос. - Эти выродки не дают покоя умершим. Они снимают с них кожу и делают себе одежду, а кости и прочие...
- Хватит! - прервал Ромка. Его затошнило от подробностей. - Некогда болтать. Солнце садится!
Ему подвели лошадь, которая не убежала далеко, а мирно стояла поодаль, пощипывая курчавую травку у обочины. Он взобрался на широкую спину лошадки и толкнул пятками серые бока.
Отряд двинулся по дороге. Теперь с ними шагали ещё десяток пастухов под предводительством своего рыжего, в буйных кудряшках, вожака.
Перевёрнутую повозку оттащили в сторону. Ромка посмотрел на то, что до этого было скрыто за её решётчатым дном и закашлялся. Съеденное недавно жареное баранье мясо настойчиво запросилось наружу.
- Вон чего, - присвистнул Губотряс. Зрелище его ничуть не смутило. - Кто же от такой добычи уйдёт? Вот они на нас и полезли. Чтоб не делиться.
Роман только порадовался, что волосатые пираты не успели сделать то, о чём рассказывал Кривонос. Повозка, очевидно, принадлежала богатому семейству, спешившему попасть в город до захода солнца. Скрытые за нагромождением камней у поворота дороги, лежали сваленные как попало тела главы семьи и его домочадцев. Несколько рабов, должно быть, защищавших своих господ, лежали тут же.
В пыли блестели кругляши рассыпанных монет. Туго набитые чем-то вроде фасоли, мешки вывалились на дорогу, один лопнул, рассыпав мелкие зёрна. Ворох цветных тканей, брошенный разбойниками в спешке, валялся в пыли у обочины. Поодаль бродили двое волов без упряжи.
- Нельзя бросать скотину, - деловито сказал рыжий пастух, оценивающим глазом обводя волов. - Надо бы с собой взять.
Роман взглянул на него. Этот кудрявый парень нравился ему всё меньше. Козочка, которая не стала влезать на Ромкину лошадь, теперь стояла рядом с рыжим пастухом, и ловила каждое его слово. Чёрные глаза её блестели, и она то и дело задевала рыжего тонким плечиком. Ромка вспомнил, как она прошлой ночью первая запрыгнула ему на шею, и покраснел.
- Вот и займись этим, - отрезал он. - Чтобы добро не пропадало.
Тот блеснул на него серым глазом, понимающе ухмыльнулся, и что-то крикнул своим пастухам. Двое тощих парней, на вид едва старше Козочки, тут же сорвались с места и, мелькая босыми пятками, побежали ловить волов. Роман скрипнул зубами. Вожак не должен терять лицо. Злиться и кричать из-за дурной малолетки - последнее дело. Если девчонка хочет - пусть проваливает к своему рыжему.
Он толкнул лошадь пятками, и серая кобылка побежала трусцой по дороге. Его новобранцы, торопливо собрав рассыпанные в пыли монеты, поспешили за ним. Пойманные волы, мыча и мотая рогатыми головами, потянулись вслед за отрядом.
Небольшое войско миновало опасный поворот. Роман глянул на наскоро забросанные камнями и землёй тела и отвернулся. Нельзя оставлять людей вот так лежать. Надо будет вернуться сюда и похоронить их. Просто сейчас у него нет времени.
Они перевалили вершину холма, дорога пошла вниз. Ромка посмотрел на открывшийся с высоты бесконечный горизонт, густо-синий сверху, и розовато-лиловый над зубчатой полосой леса. Там, впереди, в окружении изумрудных овалов болот, виднелась россыпь крошечных кубиков, как будто боги играли в кости, и бросили на зелёное покрывало целую горсть. Это был город.
Каменистая дорога звенела под копытами. Маленький отряд дружно топал вслед за своим вожаком. Вот уже сверху видно серое пятно городской площади, там квадратики домов больше и белее. Вот неровная полоска стены, что охватывает поселение по периметру. В одном месте стена делает петлю, делая город издалека похожим на инфузорию-туфельку. Ромка видел такую под микроскопом. Вытянутый силуэт с вкраплениями внутри.
Ну конечно. Стена. Ромка зажмурился, чтобы не видеть сцены предстоящего позора. Картина маслом - избранник судьбы, сын бога Ром топчется под стеной, колотя в ворота кулаками. "Откройте, мне надо войти!" А сверху на него поплёвывает городская стража...
