Позади зияла чернотой дыра коридора, что привёл их сюда. Прямо впереди вверх вели грубые ступени, и упирались в круглую площадку, перегороженную барьером из кольев. За кольями смутно виднелась противоположная стена, освещённая зыбким огоньком лампы. В полутьме угадывались очертания ложа, застеленного покрывалом. Возле ложа возвышалось ещё что-то, похожее на раздвинутую ширму.

   Жрец поднялся на три ступени, вышел на площадку, придвинулся вплотную к кольям. Рэм хотел пойти за ним, но советник удержал его.

   - Я здесь, - позвал старик.

   На ложе шевельнулось покрывало, прошуршали шаги, и из полутьмы выступила фигура человека. Это была женщина.

   - Господин? - голос её звучал хрипло, словно со сна.

   Рэм вгляделся в лицо женщины. Круглое, с припухшими веками и бесцветными ресницами. Редкие волосы торчали над ушами жидкими прядками. На месте бога он ни за что не польстился бы на такую красоту. Он и из очага бы не вылез, хоть зови его всю ночь.

   - Как твоя госпожа? - спросил жрец.

   - Она только что уснула, - произнесла женщина всё с той же хрипотцой. Она подступила ближе к ограде, так, что её полный живот и торчащие груди вмялись в прутья. - Ей привиделись кошмары. Я едва успокоила её.

   Она улыбнулась толстыми губами, и стало заметно, что у неё не хватает двух передних зубов.

   - Разбуди её, - приказал жрец.

   - Я только что её уложила...

   - Ты хочешь спорить со мной, женщина? - рокотнул старик.

   Та хмыкнула, лениво повернулась, показав внушительный зад, и ушла в темноту. Послышался плеск воды. Кто-то охнул.

   Потом к решётке вышла женщина. Мокрые тёмные волосы облепили ей щёки и высокую шею. Плечи женщины окутывала плотная белая ткань, закрывая её до пяток. Глаза её влажно блеснули, когда она взялась за прутья и посмотрела на старика:

   - Я видела сон, отец.

   - Фиалка, - оборвал её старик. - Ты моя дочь. Ты унаследовала мой дар - видеть то, что скрыто. Я не стыжусь признать это, хоть ты и женщина, и не имеешь души. Здесь на нас смотрят только боги. Взгляни на этого юношу, - жрец жестом подозвал Рэма, - и скажи мне, что ты видишь?

   Ястреб легко подтолкнул Рэма вверх по ступеням. Сам он сделал только один шаг наверх вслед за ним, и остановился, не отрывая глаз от Фиалки.

   Рэм встал рядом со старым жрецом и поглядел на женщину. Взгляды их встретились. Ему внезапно стало холодно, будто из коридора за спиной потянуло ледяным сквозняком. Потом ледяная волна сменилась волной кипятка, совсем как накануне, когда его тащили на верёвке за хвостом коня.

   Тогда резкая боль внезапно полоснула его по животу, ударила в пах. Он упал, натянув верёвку, и лошадь тащила его по дороге, пока солдат, ругаясь на чём свет стоит, не заставил толстого раба остановиться.

   Рэм корчился в пыли посреди дороги, не видя ничего, кроме фейерверка в глазах и чувствуя только тошную боль в паху. Потом его словно окунули в кипяток, сразу после этого бросив в ледяную воду, и так несколько раз. Солдат над ним кричал и ругался, колотя Рэма по щекам.

   Наконец последняя судорога вывернула его наизнанку, и всё кончилось. Слабый, как младенец, он лежал в пыли и тяжело дышал, глядя в испуганное лицо стражника. Потом его подняли и повели дальше, и он едва плёлся за лошадью на дрожащих, будто ватных ногах. А позднее, когда они остановились ненадолго, чтобы толстый раб и стражник могли перекусить и облегчиться, он, стоя поодаль от них на обочине, заметил на коже свежий шрам. Шрам был розовый, тонкий и длинный, как от пореза ножом.

   Сейчас ощущение было гораздо слабее. Просто горячая волна пробежала по спине, и растаяла щекоткой в пятках. Женщина обвела его расширенными зрачками и моргнула.

   - Зачем ты привёл его, отец?

   - Кто это? - настойчиво спросил жрец. - Что ты видишь?

   - О богиня, - слабо проговорила Фиалка и взялась ладонью за лоб, словно у неё заболела голова. - Мне дурно.

   Она пошатнулась, цепляясь тонкими пальцами за прутья ограды, и тихо осела на каменный пол.

   Глава 27

   Толстая служанка подступила к своей госпоже. Посмотрела на неё сверху:

   - Что вы с ней сделали?

   - Это знак, - пробормотал старый жрец. Он протянул дрожащую руку сквозь решётку, и коснулся руки дочери, бессильно лежащей на каменной плите пола:

   - Фиалка!

   Женщина шевельнулась, провела ладонью по лбу:

   - Что... что это было?

   - Вы упали в обморок, госпожа, - сухо проговорила служанка. - Давайте-ка, я помогу вам...

   Толстуха пригнулась, кряхтя, расставила ноги, приготовившись поднять свою госпожу с пола. Фиалка отмахнулась от неё.

   - Я видела сон. Странный сон.

   Она поднялась на колени, взялась тонкими пальцами за решётку:

   - Ко мне пришла богиня. Она была печальна и не показала своего лица. Богиня возложила на меня свою руку. Она молча плакала, и я чувствовала, как капают горячие слёзы. Я спросила: "Мать, что недостойная дочь может сделать для тебя?" И тогда богиня посмотрела на меня.

   Фиалка вздрогнула, вцепилась в решётку:

   - Её глаза как два огненных колодца. Её рот и губы - пещера без дна. Всеобщая мать смотрит на тебя, и видит насквозь.

   - Госпожа, мужчинам неинтересно слушать женские сны, - скрипуче сказала служанка. - Стоит ли утомлять их разговорами?

   - Богиня показала мне мою душу. Там пусто и холодно, и посредине пустоши, присыпанной пеплом, стоит одинокое дерево. На дереве, на самой верхушке, где сохранилась зелёная ветка, сидит птица, и ждёт. Ждёт так долго, что оперение её покрылось пылью.

   Рэм услышал, как позади, в темноте подземелья тихо вздохнул Ястреб. Женщина не могла видеть его из своей клетки.

   - Потом среди этой мёртвой пустыни я вдруг увидела его, - Фиалка посмотрела на Рэма. - Он сиял и дробился, как отражение солнца в воде. Вдруг он рассыпался и вновь стал целым, только их было уже двое. У одного в руке был жреческий жезл, у другого - меч. И голос великой матери сказал мне: "Они идут!"

   - Госпожа! - крикнула служанка. - Замолчите!

   - Я в страхе проснулась, а голос всё звенел в моей голове, всё повторял...

   Служанка вцепилась Фиалке в волосы и дёрнула вверх:

   - Замолчи!

   Держа свою госпожу за волосы, служанка зажала другой рукой Фиалке рот. Та укусила её за палец. Толстуха вскрикнула и отдёрнула ладонь.

   - Это знак. Я видела царский трон, он развалился от удара! Мир никогда не станет прежним!

   - Отпусти её! - крикнул жрец. - Как ты смеешь!

   - Нет, - хрипло ответила служанка, наматывая волосы Фиалки на кулак. - Она умрёт. Мне дан приказ убить пленницу, если она скажет лишнее.

   - Царь не мог отдать тебе такой приказ! - Ястреб взбежал по каменным ступенькам к прутьям решётки, и встал рядом с Рэмом. - Отпусти её!

   Толстуха сипло рассмеялась, оттащив Фиалку подальше, в темноту камеры. Женщина выворачивалась, брыкалась, но служанка крепко держала пленницу. Плотнее перехватив волосы на макушке Фиалки, она приподняла её с пола, выхватила из складок юбки короткий нож. Блеснуло узкое лезвие.

   - Во славу богини! - хрипло выкрикнула толстуха.

   - Нет!

   Рэм не успел разобрать, кто это крикнул. Возможно, это был он сам. На краткое мгновение, на один удар сердца время застыло, застыл нож в руке служанки, замер с открытым в немом крике ртом старый жрец. Мгновение всё длилось, а Рэм медленно, словно во сне, взял изогнутый жезл из руки старика и швырнул его между прутьями решётки. Поблёскивая в застывшем, густом воздухе серебром наконечника, жезл, неторопливо крутясь, пролетел через камеру, и ударился в лоб толстухи.

   Сердце стукнуло, и вновь забилось, как прежде. Воздух опять стал воздухом, лёгким и прозрачным. Что-то прошелестело рядом, обдав щёку ветерком, кто-то вскрикнул, а Рэм увидел, что на груди толстой служанки словно ниоткуда появилась диковинная брошка, а жезл как прилип к её лбу, да там и остался.