Так, не зная на что рассчитывая, я спросил ее:

– В какой стране ты хотела бы жить: в стране монастырей или в стране университетов?

И наткнулся на ответ, которого я не ожидал не то что от девчонки, но и от себя самого:

– В стране детских садов.

Но потом все быстренько возвернулось на привычный блуждающий курс:

– В общем, я верю во всемирный разум, – соврала Злата, явно утомленная непрерывной правдой.

И я ответил ей молчащей улыбкой – не знаю, есть ли разум всемирный, а вот районного разума я как-то не встречал.

Может быть, потому, что всемирный разум – очень большой глупец и не понимает, что настоящий разум проявляется не во Вселенной, а во дворе.

А может, потому, что всемирный разум так умен, что решил махнуть рукой на людей, предоставив нам возможность самим решать людские проблемы.

Выходя во двор, я каждый раз вижу – был дворник или нет. А вот был ли во дворе высший разум, я как-то не обнаруживаю.

Впрочем, может, просто деятельность высшего разума – это что-то менее приметное, чем работа дворника?

– Во всяком случае, следов деятельности всемирного разума на земном шаре как-то не обнаруживается, – сказал я после некоторого молчания.

– А люди? Кто их создал?

– Люди – так далеки от совершенства, что могли быть созданы только эволюцией…

– … Вы верите в человеческий разум? – спросила Злата; и мне в очередной раз пришлось соврать ей – я ответил девочке таким тоном, словно с этим самым человеческим разумом я когда-нибудь сталкивался:

– Да…

…Нормальному человеку должно хватать ума хоть на что-нибудь.

Например, на то, чтобы говорить глупости; и я продемонстрировал свою нормальность в полном объеме.

При этом я отдавал себе отчет в том, что мне, скорее всего, придется демонстрировать не ум – то, что встречается в фантастических рассказах, а глупость – то, с чем мы сталкиваемся ежедневно.

Я решил поиграть с девочкой в игру, в которой я попеременно – то защищал всемирный разум, то – нападал на него.

И не ошибся – девчоночный дух противоречия заставил ее включиться в эту игру.

Причем первой:

– Так вы не верите в то, что высший разум существует? – уточнила она.

– Нет, – ответил я, но отыгрался:

– Впрочем, я не верю даже в то, что существует высший маразм.

После это пришла моя очередь порассуждать:

– Девочка, Божий разум не неприкасаемый заповедник.

Он должен эксплуатироваться в хозяйственных целях, – сказал я, сам не понимая – зачем. И получил в ответ то, что должно было быть сказано не девушкой, а мной самим:

– Нечего, Петр Александрович, валить на Бога наш собственный идиотизм.

Мы не менялись мыслями.

Просто наши мысли игрались в салочки.

Она постоянно что-то отчебучивала, вынуждая в ответ становиться отчебучивателем меня:

– Впрочем – у каждого свой бог, – добавил я, тут же продемонстрировав, что если мой разум может отправиться в самоволку, то моя глупость – всегда на посту.

– Это что же – богов столько же, сколько и людей? – усмехнулась Злата в ответ.

И я не успел ответить ей, что богов всегда больше, чем людей – на каждого человека богов приходится по нескольку.

Каждый раз каждый бог зависит от цели человека…

…Как-то я спросил своего друга художника Андрея Каверина:

– Я до сих пор не пойму: для чего Бог насоздавал столько богов? – И Андрей ответил мне вопросом на вопрос:

– А для чего Бог насоздавал столько людей – ты понимаешь?..

…Злата тут же перехватила инициативу утверждений:

– Бог говорит, что нужно любить всех людей, независимо от того – хорошие они или плохие. – Я увидел, как ее мысли работают локтями между моих слов, и слегка, не больше чем на чайную ложку, улыбнулся:

– Может, давая такой завет, Бог хотел проверить то, какими глупцами могут стать потомки Адама и Евы?

А может, Бог просто пошутил, а мы не поняли юмора?

После этого наступила моя очередь говорить ерунду:

– Люди могут успокоить свою совесть, обратившись за прощением к Богу, – проговорил я; и девушка прищурила глазки:

– Христос для честных, а не для всех подряд.

Если люди обращаются за прощением к Богу, значит – сами себе они все уже простили?

Вообще-то, если Бог займется таким бесконечным делом, как прощение людям того, что люди считают своими грехами, а иногда и того, что люди называют своими добродетелями, безработица Богу не грозит.

Так что тут уж мне ничего не оставалось, как согласиться с ее доводами:

– Люди – разные.

Одни думают, что Бога нужно бояться; другие – понимают, что Его нужно любить.

– Бог объединяет людей, – высказала Злата не свою мысль; и мне ничего не оставалось, как не согласиться:

– Почему же тогда религии – разъединяют?

– Петр Александрович, а вы сами-то в церковь молиться не про себя, а вслух ходите? – спросила Злата, состроив личико девочки-стервочки.

– Бог не глухой, – ответил я. – Если человеку необходимо молиться вслух, значит, он молится не Богу, а себе.

– А вы хоть одну молитву наизусть знаете? – не угомонилась она одним вопросом о молитвах; и мне пришлось напрячься не понарошку:

– Я считаю, что к Богу нужно обращаться творчески – своими словами.

В заученных молитвах нет творчества.

– А дети? Откуда они, по-вашему, берутся? – Злата продемонстрировала, что умеет переключаться не хуже штепселя.

– Не знаю, откуда берутся дети, – соврал я.

Соврал потому, что не знал всего лишь того, откуда берутся взрослые.

И без всякой паузы – помощницы нормализации мыслей, я зачем-то прибавил:

– Но детей дает Бог. – Если бы я знал, на какой ответ нарвусь, не знаю, сказал бы я то, что сказал.

Злата состроила такую мордочку, что ее можно было демонстрировать на ярмарке:

– Да?

Так значит, по-вашему, алименты нужно брать не с вас, мужиков, а с РПЦ?

– Впрочем, – прибавила Злата тут же, – про первородный грех я что-то слышала.

Церковная бредятина насчет того, что я появился на свет только потому, что мои родители согрешили, издавна вызывала у меня неприятие; а здравый смысл и знакомство, пусть даже шапочное, с дарвинизмом, фрейдизмом и генетикой только укрепляли мой персональный атеизм.

Хотя и вызывало неподдельное удивление в отсутствии атеизма коллективного.

Но я не мог предъявлять такие же требования к коллективному слабоумию, которые я предъявлял к своему собственному здравому смыслу.

Секс может назвать грехом только тот, кто ни разу им не занимался.

И выбор между мнимым грехом и истинным удовольствием любой разумный человек делает в пользу второго…

…Однажды я сказал своей приятельнице, журналистке Анастасии, с которой мы поехали в подмосковный дом отдыха:

– Нас двое.

Мы – как Адам и Ева в раю. – И Анастасия усмехнулась:

– Знаю я вас – мужиков, – И когда увидела, что я не понял ее комментарий, пояснила:

– Вы ведь думаете, что, если бы у Адама было бы побольше лишних ребер – в раю действительно наступил бы рай.

– Хотя… – собрался вяло возразить я. Но Анастасия избавила меня от возможности сказать глупость:

– Петька, ты никогда не задумывался о том, что эволюция сделала этот процесс, процесс размножения, таким приятным потому, что он нужен эволюции. – И мне удалось промолчать.