Синди слышал и раньше, что Джугва — пристанище для любителей удовольствий, которые в других городах были по большей части запрещены. Здесь курились трубки и кальяны в темных кафе, и ни один служитель закона не мог этому помешать. Здесь пили смеси, о которых в Анатаре в лучшем случае слышали, потому что за пределами Джугвы компонентов для них было найти невозможно. Здесь открывались с наступлением темноты веселые кварталы. В Джугву стекались ценители острых ощущений; повернутые на эзотерике и поиске нирваны; пресытившиеся стандартными красотами и официальными увеселениями путешественники и недавние подростки, доказывающие миру свою самостоятельность.

Кафе, куда завалилась всем составом «Черная Луна» (без Смита, разумеется, и ускользнуть из-под его бдительного ока было не так-то просто), мало отличалась от подобных заведений по соседству — маленькая, душная, с закрытыми ставнями, сквозь которые не пробивался свет. Парень за стойкой страдал нервным тиком — у него дергалась щека. Его пальцы, длинные и тонкие, порхали над выставленными в витрине образцами табака, трав и порошков, что-то трогали, поглаживали, отпускали. Он напоминал механизм, в котором что-то разладилось и который из-за этого не мог остановиться.

Металл заказал себе какое-то курево. Пель и Мелкий взяли кальян на двоих. Саймон с видом человека, прекрасно разбирающегося в наркотиках, взял пару таблеток странного вида. Синди покосился на него. Он подозревал, что интерес Саймона к подобным веществам уже не в первый раз переходил в область практики, но не находил этому подтверждений. До этого дня.

— А ты? Ты что? — Синди сообразил, что остался в одиночестве, и продавец (бармен? Официант? Как называть сотрудника такого заведения?) обращается к нему.

— Я не знаю, — сказал он честно. С того времени, как его угостил запрещенным стимулятором один знакомый Фредди, он не пробовал наркотики.

— Возьми это, — парень придвинул к нему крошечное блюдце с сероватым порошком. Порошок искрился в неверном освещении ламп, и это было красиво.

— И что с этим делать? — опасливо спросил Синди. Ему казалось, что порошок — это куда менее безопасно, чем сигареты или даже таблетки.

— Растворять. Пить. Потом смотреть, слушать.

— И что будет? — Синди глядел на продавца, и ему казалось, что у него тоже сейчас начнет дергаться глаз. — У меня не вырастет второй головы? Или будут бегать по стенам розовые медузы?

— Нет. Не бегать. Видеть будешь. Слышать. Хорошо, ясно.

Синди пожал плечами и решился. Глупо было отставать от других, да и интересно стало, хотя и немного страшно — в Анатаре за хранение такого порошка он мог загреметь в тюрьму. Он взял блюдце и отошел в сторону. Мелкий и Пель курили кальян, подолгу затягиваясь и прикрывая глаза после каждой затяжки. Металл раскуривал сигарету. Саймон сидел, запрокинув голову и отрешившись от внешнего мира. Синди сел в угол на подушку, размешал порошок в стакане с водой и сделал глоток. Получившийся напиток не имел ни вкуса, ни запаха. Ничего не происходило, и Синди понял, что его разыграли. Это было обидно, хотя вместе с обидой Синди почувствовал и облегчение — он на самом деле немного трусил, когда принимал порошок.

Саймон поднялся на ноги и пошел к выходу. Синди понял, что на него местные вещества тоже не подействовали. «Фигня, а не кафе», — с презрением подумал он. — «И что все слюни на эту Джугву пускают? Сами себе придумали сказку. А потом, конечно, неудобно сказать, что ничего такого в ней нет». Синди тоже встал и пошел за Саймоном. Здесь ему нечего было делать, зато выпал такой удачный момент, чтобы поговорить.

Спину певца в толпе он углядел сразу, и поспешил за ним, но почему-то не мог его догнать, как ни бежал. Саймон шел неспешно, и еще успевал с кем-то переброситься парой слов, посмеяться, даже остановиться и поговорить, а то и быстро поцеловать какую-нибудь девушку, а Синди все отставал от него, хотя уже бежал. Сердце колотилось все быстрее, дыхание сбивалось. Синди подумал, что все дело в каблуках и пошел босиком, но и это не помогло. Иногда Саймон останавливался и оборачивался, словно проверял, идет ли Синди за ним. Тогда Синди еще больше спешил и почти успевал коснуться его руки, но в последний момент Саймон снова оказывался впереди, в толпе, и люди разговаривали с ним, смеялись и проходили мимо. Они мешали Синди, оттирали его прочь, девушки ставили ему подножки, юноши отталкивали плечами. Синди взмок. Он рванулся вперед и почти успел схватить Саймона за рукав, но ткань выскользнула из его пальцев, а сам певец оказался в нескольких метрах, и тогда Синди все понял. Он запрокинул голову и посмотрел в высокое безоблачное небо, а небо посмотрело на него. Оно тоже все понимало, и Синди зажмурился, чтобы никто не делил с ним его знания.

Когда он открыл глаза, над ним был белый гостиничный потолок и лицо Саймона. Тот провел рукой по лицу.

— Очнулся. Тошнит? Голова кружится?

— Нет, — просипел Синди.

Саймон вздохнул и промокнул лоб платком. В потолке открылась щель, и в нее было видно небо, и Синди вспомнил.

— Ничего не выйдет, — твердо сказал он. — Я видел.

— Ты о чем?

— Не даешь себя поймать, да? Это ты можешь ловить, притягивать, отталкивать, но себя не даешь поймать.

У Саймона дернулся угол рта.

— Блэк, запомни, что наркота на основе семиполосника для тебя под запретом. Тебя несет.

— Ничего не выйдет, — повторил Синди. — Ну, у нас. Обидно.

Небо снова лезло в глаза, и Синди опустил веки, скрываясь в темноте.

После Джугвы с ее оранжереями на крышах и колодцами на улицах, Хара казалась оплотом цивилизации. Выросший на песке город жил в постоянном ожидании бури — и при первом ее приближении накрывался колпаком. Аэробусу с «Черной Луной» повезло — погода была ясной, путь был открыт. Синди представил во время посадки, как посреди дня здесь темнеет небо и тучи красного песка поднимаются в воздух, чтобы обрушиться на город, а тот выставляет перед собой щиты. Синди усмехнулся: ему тоже не помешал бы колпак, которым можно было укрыться от тревог, но такого счастья ему не полагалось, приходилось встречать неурядицы с открытым лицом. А так хорошо было бы забраться в свой кокон, окуклиться, оставив только запас пищи, воды и воздушный фильтр, и спать, слушать сквозь сон, как шуршит песок об оболочку…

Смит отчитал его, как младенца, после случая в Джугве. Впрочем, тогда досталось всем: Саймона, потому что подбил (и плевать, что доказать это было невозможно), Мелкому и Металлу — потому что не остановили, а Синди — потому что попался. Смит попытался отчитать и Пель, но та при первых же воплях поднялась с дивана и отправилась восвояси, бросив через плечо:

— Когда будешь способен на диалог, поговорим.

Синди сам не знал, что из его видений было галлюциногенным бредом, а что правдой. Он не мог поручиться, что Саймон на самом деле дотащил его до номера и что ждал, пока Синди не очнется. Он далеко не был уверен, что на самом деле что-то Саймону сказал, однако склонялся к мысли, что разговор все же был реальным, потому что потом Саймон сорвался с цепи. Отповедь Смита он выслушал без привычного скептицизма и только махнул рукой.

— Подумаешь! Я хочу веселиться.

Он на самом деле веселился, начав с выезда в порт. Улыбка не сходила с его лица. Он флиртовал с прохожими и оказывал знаки внимания обслуге. Он не выпускал из рук стакана со спиртным. Он приглашал на танец девушек в зале ожидания, в волосах которых жутковато поблескивали металлические рожки. Он что-то прятал в кармане брюк, и впору было предположить, что Саймон не ушел тогда из кафе с пустыми руками. Он веселился.

Синди это веселье напоминало агонию.

В конце концов, Саймона утихомирили Смит и Металл, первый — пообещав покрывать все убытки, в том числе и из-за скандалов в прессе, из кармана певца, а второй — что-то долго и тихо ему втолковывая. В конце разговора Саймон вспылил, но быстро утих и впал в уже всем знакомое мрачное состояние. В порт Хары он спустился с дежурной улыбкой на губах и с холодным взглядом, но хотя бы не буянил, не пытался ущипнуть менеджера зала и повздорить с охраной. Даже Мелкий не осмеливался сейчас ему ничего сказать.