— Сам отец не любит Гайю, поэтому здесь почти не живет, а мне тут нравится. Заодно присматриваюсь к гостиничному бизнесу, раз уж рано или поздно мне придется им заняться.
— Я думал, ты художник.
— Я и есть художник. Но империи не спускают на ветер, так что буду сочетать бизнес и любовь. Но вообще-то я не хотел говорить не об этом… Ты не мог бы сесть? Твоя спина на фоне неба очень живописна, но я хотел бы видеть лицо.
Синди оторвался от созерцания лавандовых полей за оградой парка и сел в полосатое кресло. Отщипнул кусочек сыра и бросил вопросительный взгляд на Джонатана.
— Помнишь, — задал тот неожиданный вопрос, — как ты спросил, почему на картине крылья сложены?
— Да, — кивнул Синди. — А ты ответил, что мне лучше знать.
— И как? Раскрылись?
— Раскрылись, — снова кивнул танцор.
— Я так и думал. Знаешь, я смотрел записи с твоих выступлений. Я понял, что крылья ты раскрыл, и рад за тебя, хотя это и усложняет мне задачу…
— Какую задачу? — тихо спросил Синди, которому почему-то стало очень неловко.
— Я прилетел только сегодня и сразу помчался искать тебя. Чтобы сделать все, пока решился и не передумал. Я предлагаю тебе разделить со мной все, что у меня есть. Быть со мной. Если захочешь, то в официальном браке. Подожди, не перебивай меня. Дай сказать. Каждому художнику нужна муза. Я встретил тебя, когда был в творческом кризисе. Я думал, что уже ничего не смогу написать, когда Квентин предложил сходить в твой класс. Ты тогда был такой сердитый, заставил меня танцевать и велел думать о музыке, а я все время косился на тебя.
Синди слушал молча, вертя в пальцах бокал и затаив дыхание. Посмотреть на Джонатана он не решался.
— Потом ты согласился мне позировать, и я был вне себя от радости. Я работал бы сутками, если бы ты мог столько стоять и было бы освещение. Я ложился спать и думал, как настанет утро и ты придешь. Я сразу решил, что подарю картину тебе. Я хотел тогда тебе признаться, но не решился, глупец. Засомневался, не пытаюсь ли я принять восхищение красотой за влюбленность, да и нужно ли это тебе… И улетел на Гоморру. Один. Мой кризис прошел, я писал леса и горы, писал людей… и то и дело вспоминал тебя. Я нашел твои записи в сети и радовался, что не взялся писать тебя в динамике — не хватило бы таланта. Время шло, а я все не мог успокоиться. И тогда я решил, что вернусь на Гайю и скажу все тебе, а там будь что будет. Я люблю тебя, Синди. Я хочу, чтобы ты был со мной.
Синди сжал ножку бокала. Он так и смотрел на лавандовые поля, не в силах повернуть голову.
Когда-то он сказал, что принцев не существует. Судьба посмеялась, и теперь рядом с Синди сидел настоящий принц, молодой, красивый и богатый, и предлагал Синди руку, сердце и полкоролевства. Кстати…
— А как же империя? — спросил он. — Разве ты не должен оставить ей наследника?
— У меня есть племянник, — пожал плечами Джонатан. — Сын сестры. Так что династии с этой стороны ничего не грозит.
Синди закусил губу. Джонатан, Джонатан… Добрый, честный, талантливый. Неимоверно деликатный. Любящий. Синди не сомневался, что, если он согласится на это предложение, то его будут носить на руках, а сам он не будет знать ни в чем нужды. Жить в доме с колоннами на крыльце. Гулять в лавандовых полях, падать в фиолетовые волны. И знать, что рядом человек, для которого он — муза, источник вдохновения, любимый…
— Я, конечно, не рок-певец Саймон Блик, — сказал Джонатан. — И я знаю, что у тебя есть этот мальчик, Лиу, но все равно предлагаю. Видишь, до чего я дошел — уже готов отбивать тебя у другого, а ведь думал, что никогда до этого не опущусь…
Он зря сказал о Саймоне и Лиу. Если Синди сам не был уверен, чего хочет от него Лиу, то Джонатан предлагал Синди свое сердце без обмана. А такой подарок нельзя было принимать, если не чувствуешь того же желания в ответ. Если не искрит воздух, стоит только остаться наедине, если не хочется целовать, если не хочется просыпаться с этим человеком, смотреть на него, слушать его, любить, даже если он рассержен, или печален, или пьян. Если сердце ничуть не вздрагивает, стоит встретиться взглядами, если не хочется делить пополам не то что империю — одну постель.
С Джонатаном не хотелось.
Синди поднял, наконец, глаза и встретился с Джонатаном взглядом.
— Подожди, не спеши отвечать, — сказал поспешно наследник империи, что-то прочитав в голубых глазах Синди. — Не торопись. Подумай, прежде чем отказывать. Я подожду. Если хочешь, можно сейчас пройти в поля…
— Я лучше домой, — покачал головой Синди. — Извини.
— Давай я тебя отвезу.
— Я возьму такси. Правда, так будет лучше.
— Я вызову его тебе, — вздохнул Джонатан.
Синди не сразу поехал домой. Он выбрал маршрут до Парнаса и еще долго гулял, бездумно смотря на артистов, которыми как всегда полнились улицы. Однако его стали слишком часто узнавать, поэтому Синди, не готовый к общению ни с кем, зашел в кафе и выбрал столик в самом дальнем углу.
Мысли были невеселые. Синди думал о Джонатане с его любовью, честностью, открытостью — но не мог ничего найти в душе, кроме сочувствия и приязни. Он не мог влюбиться. И согласиться быть с ним из холодного расчета и жалости тоже не мог.
— Блик, что же ты со мной сделал, — прошептал Синди, — Зачем ты показал мне, как это бывает? Может, жил бы тогда и был бы счастлив, а то до сих пор вырвать из памяти не могу…
Он вернулся домой, когда уже стемнело, и отпустил такси примерно за километр от дома, чтобы прогуляться по ночной прохладе. К его удивлению, в окнах горел свет, а у дома была припаркована машина.
«Еще гостей мне не хватало», — вздохнул Синди. Но гостей не было.
Когда он вошел, то увидел, что в прихожей стоит полностью одетый Лиу, а рядом с Лиу стоит чемодан, который альбинос старательно застегивал.
— Это что? — спросил Синди.
Лиу, занятый чемоданом и не слышавший, как хлопнула дверь, вздрогнул и выпрямился.
— Надо же. Я думал, тебя до утра не будет.
— Собрался куда-то?
— Да. Я от тебя вообще ухожу, — подбоченился Лиу.
— Почему? — ровно спросил Синди.
— Да потому что с тобой невозможно жить, Блэк! Не-воз-мож-но! Ты помешан на своих танцах! Если ты со мной, значит, ты спишь! Ты заваливаешься домой пьяным, ты пропадаешь на вечеринках, где вертишься перед всеми этими парнями в своей юбке, а потом говоришь, что это для дела! На меня тебе вообще плевать. А у меня выпускной недалеко. Я актером быть хочу, а не сидеть дома и варить тебе обед. Я тебе кто? Домохозяйка?
«Господи Боже, — подумал Синди Блэк, который всю сознательную жизнь считал себя атеистом, — я знаю, что я много грешил. Но почему ты решил, что я должен расплатиться за все сразу?!»
— Я мешаю тебе строить карьеру? — уточнил он.
— Нет, тебе просто на нее плевать. Между прочим, мог бы и помочь. Сам ведь знаешь, что все держится на блате. Сам ты пробился, а меня даже на пробы не позовешь никогда. А я ведь просил!
Синди вздохнул. Лиу перевел дыхание.
— Но я бы это как-то пережил. Нет времени — ладно. Не помогаешь — ладно. Но я не потерплю, чтобы ты мне еще и изменял.
— Чего?! — вытаращил глаза Синди. — С кем это? С танцами? С режиссерами? С Джоном?!
— Именно с Джоном! Который Джонатан Фокс! Ах-ах, я для тебя здоров, приеду, жди! Сначала он пишет тебя обнаженным, потом он манит пальцем, и ты срываешься к нему!
Лиу кипел, а Синди смотрел на него и видел себя пятилетней давности. Такого же ревнивого, не желающего постоянно оставаться в тени, обиженного на все… Впервые после разрыва Синди испытал искреннее сочувствие к Саймону Блику.
— Ну, и что ты молчишь? Тебе даже ответить нечего?
— Да не было ничего, — ответил Синди. — Мы просто разговаривали.
— И что же он тебе сказал? — Лиу склонил голову набок и изобразил иронию в голосе.
— Предлагал руку, сердце и состояние.
— Все с тобой ясно, Блэк, — альбинос устало вздохнул. — Я надеялся, что ты хоть ради любви изменишь что-то. Ради отношений… А ты…
