Брандер (обычная торговая джонка, в трюм которой закачали несколько десятков тонн жидкого беллонита) бросил якорь в намеченной точке. Пора. Осталось повернуть рубильник под штурвалом. После этого у него останется ровно тридцать минут, чтобы вплавь добраться до берега и найти укрытие.
* * * * *
– Внимание! – возвысил голос полковник Антуан, следя за циферблатом своих часов. – Две минуты! Всем найти укрытие или просто лечь на землю, закрыть голову, закрыть уши, открыть рот! МАРШ!
Солдаты и офицеры поспешили выполнить приказ.
* * * * *
Лейтенанту Костенецкому, старшему механику эсминца "Всепогодный", тоже не спалось. Он стоял на палубе и нервно курил. Завтра ему предстоял тяжелый день. "Неужели всетаки трибунал? Или обойдется? А если нет? К черту, все к черту! Пусть хоть с позором увольняют. И уеду отсюда ко всем чертям. В деревню, в глушь! В Новый Свет! В Мексику! К едреной матери!!!" Даже не докурив, лейтенант Костенецкий отправил сигарету за борт. В ответ распахнулись адские врата и проглотили его.
* * * * *
Разумеется, брандер взорвался сразу, и Питер Ицумото вместе с ним. Белголландские полководцы не собирались рисковать.
* * * * *
Смертоносный вал огня, воды и железа прокатился по гавани и всему городу.
Эсминец "Всепогодный" разорвало на несколько частей. "Догоняющий" впоследствии был найден по другую сторону Фордейского острова. "Изнуряющий" и "Бесподобный" просто затонули на месте. "Всевозможный" выбросило на берег. Другие эсминцы… кто их считал, если даже уцелевшие крейсера и броненосцы можно было пересчитать по пальцам одной руки?! "Мстислав Удалой", "Дмитрий Самозванный", "Иван Грозный", "Симеон Гордый", "Григорий Таврический" – все они отправились на дно. "Потина" перевернулась и тоже утонула. "Лаверну" выбросило на берег. Носовую башню "Вириплаки" сорвало с креплений и швырнуло прямо на палубу "Меллоны", чей пороховой погреб не выдержал такого издевательства. Аналогичная судьба постигла "Темпесту" и "Гекату". Подброшенная взрывом центральная труба "Конкордии" взлетела в воздух, но тут же вернулась обратно, словно ракета. У "Эмпанды" просто срезало верхнюю палубу. Начисто. Таким образом, она стала первым крейсеромкабриолетом в истории.
Всего за несколько минут Тихоокеанский флот прекратил свое существование.
* * * * *
Трудно было сказать, повезло "Посейдону" или наоборот. Это зависело от точки зрения. Обогнувшая Фордейский остров штормовая волна приподняла альбионский клипер в воздух и катапультировала на сушу. Когда пришедший в себя Хеллборн завершил перекличку экипажа, он понял – отделались легким испугом. Во всех смыслах. Оглянулся в ту сторону, где должен был находиться город. Город горел.
– Боцман, раздайте всем "двойные плащи". Ну, эти, с нашитыми альбионскими флагами. И все, что может излучать свет. Если надо, приготовьте факелы. Выставить охрану. ("Хотя вряд ли ктото попытается угнать наш клипер"). Остальные – за мной. Прежде всего надо выручать наше консульство.
* * * * *
– Что это было?! – почти закричал Фишер.
– Не знаю, но "оно" разорвало дирижабль пополам, – констатировал Рубинчик.
Это был якорь погибшей "Меллоны", отправленный взрывом в небеса. Пронесшийся над гаванью по красивой баллистической траектории, он попал прямо в газовый носитель белголландского цеппелина. Запылавший водород был беспощаден. Уцелевших не было.
– Самое время сменить позицию, – добавил Рубинчик. – Бери фонарь и пошли отсюда! Поднимемся в центральный бастион.
Они успели пробежать метров в десять, как в ночи снова прогремели выстрелы. Но Рубинчик не спешил открывать ответный огонь и остановил Фишера.
– Не стреляйте, черт бы вас побрал! Свои!
Это были Хубилаев с Нутелькутом.
– Поднимаемся в центральный бастион, – еще раз объявил свой план Рубинчик. – Надеюсь, до него еще не добрались. Все равно здесь долго не продержаться.
* * * * *
– Что это было?! – воскликнул граф Макдональд.
– Сядьте на место, Анатолий Павлович, – Пауль ван дер Хам снова поднял оружие и сплюнул. Ковер губернаторской гостиной украсил сгусток кровавой слюны – поверх оседающей пыли.
– Я требую немедленных объяснений!!!
– Я же объяснил вам – мы находимся в состоянии войны. Очень скоро вы начнете получать телефоны… может быть.
– Я более не намерен терпеть… – начал было генералгубернатор.
– Анатоль! – послышался сверху женский голос. – Анатоль, что случилось?!
Ван дер Хам машинально посмотрел в ту сторону. Макдональд сделал шаг к камину и схватился за кочергу. Оная кочерга вознеслась над головой белголландского консула. Тот машинально спустил курок. Пуля 800го калибра отбросила губернатора к противоположной стене гостиной, а отдача вернула ван дер Хама на пол.
– Анатоль! Ответь уже наконец!!!
Пауль ван дер Хам тяжело вздохнул и вытащил из кармана еще один патрон.
* * * * *
– Что это было? – спросил капитан Шметилло, выбираясь изпод обломков прожектора и отплевываясь. – Это они нас пытались подорвать? Нет, не похоже. Поручик, вы где?
Поручик Гримальский не отвечал. Несколько секунд спустя Шметилло понял причину.
– Пся крев, как нехорошо получилось.
Он доковылял до двери и забарабанил в нее.
– Эй, как вас там… Верхувен! Вы меня слышите?
Викс ответил не сразу. Голос у него был печальный.
– Я здесь, пан капитан. Вы чтото хотите мне сказать?
– Я готов сдаться. У меня только одно условие, – с трудом выговорил Шметилло.
– Я вас слушаю.
– У меня тяжело ранен товарищ. Вы должны ему помочь.
– Конечно, – легко согласился люггеркапитан. – Мы же не варвары. У нас тоже есть раненые. Их много, черт побери.
* * * * *
– Ну, что тут у нас? – полюбопытствовал штабскапитан Тиммерманс. – Выходите, выходите. Стройтесь. Кто здесь командует?
Ответа не последовало.
– Кто самый старший по званию? – перефразировал белголландец.
– Я… кажется… – неуверенно ответил один из русских офицеров.
– Представьтесь, пожалуйста, – ласково сказал штабскапитан. – Я не кусаюсь. – Тиммерманс находился в добром расположении духа и мог позволить себе это. Пока все шло слишком хорошо.
– Генералмайор князь Воздвиженский, – пленник щелкнул каблуками. – С кем имею честь?
– Штабскапитан Аксель Тиммерманс, Первый Воздушный Флот. Можно просто Аксель, – снова улыбнулся захватчик. – Но это когда мы познакомимся поближе.
Начало прекрасной дружбы было прервано возвращением отправленного в дозор отряда.
– Потеряли трех человек, двое раненых, взят один пленный, – доложил командовавший отрядом мичман ван дер Капеллен.
– Пленный? – переспросил Тиммерманс. – Мичман, вы видите то же самое, что вижу я?
– Простите, герр капитан?
– Какой же это пленный? – удивился старший офицер. – Я не вижу на нем военной формы.
И действительно, фельдфебель Гольтяков был облачен в самый что ни на есть гражданский костюм, в котором обычно ходят представители среднего рабочего класса – скромный пиджачок с карманами, ну и так далее.
– Опять к своей вдовушке ходил, – прошипел его непосредственный командир, поручик Лашманов. – Эх, Гольтяков, Гольтяков…
– Кто такой? – обратился белголландец к приведенному пленнику.
– Фельдфебель Алексей Гольтяков, сто шестнадцатый Ордена Белого Орла первопрестольного князя Ивана Калиты дивизион тяжелых орудий, ваше благородие! – отбарабанил владелец пиджачка с карманами.
– Назавтра бой – их тысяч пятьдесят! – восхитился Тиммерманс. – А нас всего едва пятнадцать тысяч, – несколько неуверенно продолжил он. Давно это было, хотя годы, проведенные в Петербурге, он до сих пор вспоминал с нежностью.
– Смеяться изволите, ваше благородие? – понуро спросил Гольтяков. – Воля ваша, ваша сегодня взяла.