Литмир - Электронная Библиотека
A
A

   "Можете себе представить, одна знакомая моя, 42-летняя дама, узнала себя в 20-летней героине моей "Попрыгуньи", и меня вся Москва обвиняет в пасквиле. Главная улика -- внешнее сходство: дама пишет красками, муж у нее доктор -- и живет она с художником".

   Левитан, "узнавший" себя тоже в художнике Рябовском, также обиделся. Хотя, в сущности, обидного для него ничего не было, и за одну несравненную талантливость рассказа надо было простить автору все "прегрешения". Но вступились друзья-приятели, пошли возмущения, негодования, разрасталась тяжелая история, и друзья больше года не виделись и не разговаривали, что обоим было очень неприятно.

   Как-то зимой, отправляясь в Мелихово, я по дороге на вокзал заехала к Левитану, обещавшему мне показать этюды, написанные в Островно. У него была красивая, в коричневых тонах, мастерская, отделанная для него Морозовым, в своем особняке на одном из бульваров. Я была нагружена всякими покупками, радостно оживлена, как всегда, когда ехала к Чеховым. Когда Левитан узнал, куда я еду, он стал по своей привычке длительно вздыхать и говорить мне, как ему тяжел этот глупый разрыв и как бы ему хотелось туда поехать.

   -- За чем же дело стало? -- говорю с энергией и стремительностью молодости. -- Раз хочется -- так и надо ехать. Поедемте со мной сейчас!

   -- Как? Сейчас? Так вот и ехать?

   -- Так вот и ехать, только руки вымыть! (Он весь был в красках.)

   -- А вдруг это будет некстати? А вдруг он не поймет?

   -- Беру на себя, что будет кстати! -- безапелляционно решила я.

   Левитан заволновался, зажегся... и вдруг решился. Бросил кисти, вымыл руки -- и через несколько часов мы подъезжали по зимней дороге к низенькому мелиховскому дому. Всю дорогу Левитан волновался, протяжно вздыхал и с волнением спрашивал:

   -- Таничка, а вдруг (он очень приятно грассировал) мы глупость делаем?

   Я его успокаивала, но его волнение невольно заражало и меня, и у меня стало сердце екать: а вдруг я его подведу под неприятную минуту? Хотя, с другой стороны, зная А.П., я уверена была, что этого не будет.

   И вот мы подъехали к дому...

   Залаяли собаки на колокольчик... Выбежала на крыльцо Маша... Вышел закутанный по глаза А.П., в сумерках вгляделся, кто со мной, -- маленькая пауза, и вдруг оба кинулись друг к другу, крепко-крепко схватили друг друга за руки -- и... заговорили о самых обыкновенных вещах: о дороге, о погоде, о Москве, как будто ничего и не случилось. За ужином, когда я видела, как влажным блеском подергивались прекрасные глаза Левитана и как весело сияли обычно такие задумчивые глаза Чехова, я была "ужасно довольна сама собой".

   Историю с С.П. Чехов очень не любил. Между прочим, он написал мне по поводу моего рассказа "Одиночество":

   "А все-таки вы не удержались -- и на строке 180 описали Софью Петровну!"

   Но он напрасно поддразнил меня этим: я ее не описывала в этом рассказе. А много лет спустя, когда ни ее, ни Левитана уже не было в живых, я действительно описала их историю в рассказе "Старшие", напечатанном в "Вестнике Европы": теперь можно в этом сознаться!

   Когда Чехов продал Мелихово и окончательно переехал в Ялту, у меня точно оторвался кусочек сердца...

   В это же время умерла моя кормилица... И мне незачем больше стало ездить в Лопасню.

   Вскоре и я уехала из Москвы, жила то за границей, то в Петербурге, но в Крым мои скитания меня не приводили.

   Время от времени мы обменивались письмами с А.П.

   Он писал в обычном шутливом тоне... То вдруг пришлет из-за границы свой счет из гостиницы с требованием от имени хозяина немедленно уплатить по нему... То из Ялты, например, просил прислать пьесу:

   "Любезная кума, окажите услугу, пришлите мне вашу пьесу "Вечность в мгновеньи" и поскорее, пожалуйста: хотим поставить ее, уплатив Вам авторского гонорара один рубль. Афишу пришлю своевременно, а также и рецензию. (Тут тоже водятся рецензенты. Хорошо пишут!) Если почему-либо не можете выслать пьесу, то поскорее уведомьте. Мой адрес -- Ялта, д. Бушева. Кстати, напишите, как делишки? Мне здесь скучно, как белуге. Не забывайте и иногда пишите. Вообще же поменьше о себе понимайте и почитайте старших.

   Ваш благодетель и кум Повсекакий. Пишите. Пробуду тут весь месяц. Где можно купить "Романтики"? Очень нужны. Видите, как я забочусь о Вашей славе. Как только заговорил о любительском спектакле -- я тотчас же Вам эстафету".

   Следующее письмо он писал мне в ответ на мою просьбу разрешить играть в Малом театре его пьесу "Медведь", которую хотела ставить А.П.Щепкина.

   "Милая кума, спешу ответить вам насчет "Медведя". Повторяю, я очень рад. Пишу -- повторяю, потому что года два тому назад, по Вашему произволению, я уже писал о своем согласии и чуть ли, кажется, не подписал условия. Мой "Медведь" пойдет на Малом театре (или правильнее) на сцене Малого театра -- для меня это только лестно.

   Татьяна ***-ва-с, я на сих днях послал Вам открытое письмо, просил у Вас "Вечность в мгновеньи". Пришлите, пожалуйста. Я хочу здесь прочесть лекцию "Об упадке драматического искусства в связи с вырождением", и мне придется прочесть отрывки из Вашей пьесы и показать публике фотографии -- Вашу и артиста Г.

   Да, Вы правы: бабы с пьесами размножаются не по дням, а по часам, и я думаю, только одно есть средство для борьбы с этим бедствием -- зазвать всех баб в магазин Мюр и Мерилиза и магазин сжечь.

   Компания здесь есть, мутные источники текут по всем направлениям, есть и бабы -- с пьесами и без пьес, но все же скучно: давит под сердцем, точно съел громадный горшок постных щей. Приезжайте, мы поедем обозревать окрестности. Еда тут хорошая.

   Ваш кум А.Чехов".

   Я первая написала ему о постановке его "Чайки" в Художественном театре, на которой, к сожалению, он не присутствовал. Он откликнулся письмом:

   "Милая кума, поздравляю Вас с новым счастьем, желаю провести оный в добром здравии и благополучии и дождаться многих предбудущих. Телеграмму Вашу получил и был тронут до глубины сердца. И письмо Ваше пришло первым, и, так сказать, первой ласточкой, принесшей мне вести о "Чайке", были Вы, милая, незабвенная кума. Как Вы поживаете? Когда пришлете мне Вашу книжку стихов? Кстати, Ваше стихотворение "Монастырь" просто прелесть, одно великолепие. Очень, очень хорошо. Здесь, в Ялте, продолжается теплая погода, хочется снегу. Жму руку. Будьте здоровы. Не забывайте Вашего кума кучера Антона".

   А стихотворение, о котором упоминает А.П., было навеяно как раз похоронами его отца в Ново-Девичьем монастыре...

   Так, время от времени, мы писали друг другу, но встречались уже редко. Последняя наша встреча живо осталась в моей памяти... Ант.П. приехал в Москву осенью, но медлил уезжать, несмотря на ужасную погоду. Он остановился в небольшой квартирке, которую его жена делила с Марьей Павловной. Я изумилась происшедшей в нем перемене: бледный, землистый, с ввалившимися щеками, он совсем непохож был на прежнего А. П. Трудно было поверить, что он живет в Ялте.

   Ведь это должно было поддержать его, и все говорили, что в его возрасте болезнь эта не опасна для жизни. Он горбился, зябко кутался в какой-то плед и то и дело подносил к губам баночку для сплевывания мокроты.

   Его жена, прекрасная артистка О.Л. Книппер, не мыслила себя без Художественного театра, как и театр не мыслил себя без нее. Ант.П., шутя, писал как-то одному своему приятелю: "Извольте, я женюсь, если Вы хотите этого, но мои условия -- все должно быть, как было до этого, то есть она должна жить в Москве, а я в деревне, и я буду к ней ездить. Я обещаю быть великолепным мужем, но дайте мне такую жену, которая, как луна, являлась бы на моем небе не каждый день".

55
{"b":"211291","o":1}