Когда же наступало время обеда или ужина, мама не знала, что бы такое придумать, чтобы эта «егоза» съела хотя бы половину порции. Накормить меня тоже пытались всем общежитием. Есть я предпочитала в противопожарном шкафу, в обнимку с завернутыми пожарными рукавами. Забиралась внутрь, и только одной маминой подруге, тете Маше, с помощью каких-то немыслимых уговоров удавалось меня накормить.
Однажды вечером на общей кухне мама разговорилась обо мне и моей разудалой прыти с соседкой. И та сказала, что ее дочка уже несколько месяцев занимается спортивной гимнастикой. «Может, Свету стоит туда же направить, – посоветовала она. – Начнет заниматься – и энергия на полезное дело пойдет, и аппетит, глядишь, появится. Там сейчас как раз набор в младшую группу девочек».
Мама после работы взяла меня за руку и повезла во Дворец спорта «Спартак», где находилась эта секция. Меня определили в группу девочек-новичков к Елене Андреевне Тутушкиной (сейчас она – Ткачева). Правда, в свои четыре года я оказалась у нее самой маленькой. Но тренер решила: ничего страшного, пусть девочка походит, пока просто покувыркается, а там посмотрим. Елена Андреевна не заставляла меня делать вместе со всеми какие-то игровые или силовые упражнения, а разрешала просто бегать по залу, прыгать на батуте и заниматься тем, чем хочется. Мне ужасно нравилась эта вольница, и даже не понимая, что такое на самом деле спортивная гимнастика, я уже в нее влюбилась. И пользовалась своим привилегированным положением как могла: резвилась, пока остальные дети стояли в общем строю или делали упражнения по ОФП (общефизической подготовке). Самое главное, что все тренировки были построены на играх. И в этих забавах мы наращивали физическую подготовку, развивали и укрепляли мышцы и получали первое представление о том, что такое гимнастика. Но больше всего на свете меня притягивал батут: я могла прыгать на нем часами, до посинения.
Да, я была резвая, подвижная, шебутная, но при этом абсолютно не растянутая, не гибкая, тощая и бледная. Этакий гадкий утенок. Но утенок не забитый, а невероятно настырный, боевой и трудолюбивый. И если мне чего-то очень хотелось – горы могла свернуть. Собирала все силы в кулак и делала такой рывок, что у тренера глаза на лоб лезли от удивления: как эта кнопка может творить такие чудеса? Особенно когда среди малышни проводились какие-то веселые старты или соревнования по ОФП. Тут уж выкладывалась на все сто: мне всегда хотелось быть первой.
Пару месяцев спустя, напрыгавшись и налазившись, я начала обращать внимание на то, как тренируются дети постарше. И обнаружила, что в зале есть не только батут, но еще и бревно, по которому можно лазать и ходить, размахивая руками, как мельница. Есть брусья, на которых можно повисеть, а иногда, под присмотром и при поддержке тренера, и покувыркаться. А еще конь, которого можно оседлать и вволю поколотить ногами.
Мама работала медицинской сестрой в детском садике недалеко от Дворца спорта – всего одна автобусная остановка. И я, естественно, ходила в этот же садик, а оттуда мама меня отвозила на секцию. Если автобуса долго не было, мы с мамой шли пешком – быстрым шагом минут 10–15. Мама помогала мне переодеться, а потом, когда начинались занятия, возвращалась на работу. После тренировки, когда надо было добираться домой через весь город автобусом или троллейбусом, за мной заходили то мама, то папа, кому было удобнее.
Родителям нравилось, что тренировки пришлись мне по душе. И я чуть ли не плакала, когда наступало время уходить из зала, пере-одеваться и ехать домой. Настолько увлеклась гимнастикой, что стало уже неинтересно носиться с мальчишками по двору. К тому же ни времени, ни сил на это теперь не оставалось. И слава богу, что гимнастика вовремя увела меня с улицы, избавив от ее пагубного влияния.
Однажды я заболела. Мне было уже, наверное, лет пять. Пришел доктор, чтобы сделать уколы. Заходит в комнату, а кровать пуста. Спрашивает: «Ну и где же наша больная?» А мама и говорит: «Да вон там, под потолком». И показывает на трапецию, где я повисла, как обезьянка, зацепившись ногами. Я тут же спрыгиваю вниз, почти на голову ошарашенному доктору. Вот смеху-то было!
Как-то мне подарили книгу о Мордовии, ее людях, характерах, истории, и там очень часто попадается фамилия Хоркиных. Свою «горячую» мордовскую кровь я ощущаю постоянно: характер у меня взрывной, из-за этого могу и обидеть невольно. Потом, правда, быстро остываю, отхожу и, конечно, прошу прощения. Все друзья и близкие давно привыкли к этим особенностям моего темперамента.
У маминых и папиных родителей были многодетные семьи. Естественно, дети в них были рано приучены к труду. Так же и у нас в семье: когда у меня появилась сестренка Юлька, мы на выходные, как и все белгородцы, ездили на дачу и там помогали родителям полоть лук, морковку. А еще мы очень любили по вечерам испечь картошку на костре, поджарить сосиски, сало, побултыхаться в речке. И в Мордовию ездили каждый год, чтобы проведать бабушек-дедушек. Но когда начался спорт, мы стали на все лето уезжать в спортивные лагеря, и родители занимались дачным хозяйством уже без нас. Да и мордовские бабушки-дедушки, постоянно твердившие, что раз уж пошли внучки в большой спорт, то бросать нельзя, теперь видели нас только по телевизору да в газетах.
Мы с Юлькой всегда были очень дружны, все вопросы решали сообща, все делали вместе. Если мне приходилось уезжать куда-то одной, очень скучали друг без друга. Когда я стала ездить за границу, всегда привозила сестренке подарки. Помню, как однажды привезла Юле куклу Барби. Таких в городе еще ни у кого не было: у нее сгибались и ручки, и ножки. Однажды мама зашла в комнату и увидела, как я на этой кукле показываю сестре гимнастические комбинации. После этого папа сделал для нашей Барби металлические брусья, и теперь, играя, Юлька получала прекрасные уроки гимнастики. Возможно, именно после этих «тренировок» на куклах Юля и решила идти в гимнастику, а потом стала тренером. Хотя мама предлагала ей заняться каким-нибудь другим видом спорта, она все-таки захотела стать гимнасткой. Может потому, что уже хорошо в ней разбиралась. Я и сейчас стараюсь свою Юльку опекать, рассказываю ее ученицам о большом спорте, о своих выступлениях на Олимпиадах и чемпионатах мира, делюсь опытом.
Маме почему-то казалось, что если бы у меня был братик, то у нас не было бы такой дружбы. А я думаю, что мы общались бы не меньше. Моему папе на самом деле очень хотелось мальчика. И во время второй маминой беременности мы все звали будущего малыша Юриком. Как-то мы с мамой, опаздывая на тренировку, побежали к подъезжавшему автобусу. И вдруг я испугалась: «А как же там у мамы в животе Юрик? Ему же больно из-за того, что мы так несемся». И как закричу: «Мамуля! Юрика береги! Юрика!»
Мне очень нравилось прикладывать ухо к маминому животу и слушать, как там шевелится наш малыш. Я его очень ждала. Но когда родилась девочка, ничуть не расстроилась и в ответ на вопрос мамы: «Как назовем сестренку?» предложила: «Пусть будет Юлей». А мне имя выбирал папа. Пока мама еще была в роддоме, он попросил ее описать ему дочку, и, узнав, что девочка у него светленькая, решил назвать Светиком.
Для нас с сестрой папа – большой авторитет, его мнение всегда очень весомо и значимо. Он очень много возился с нами в детстве, занимался нашим культурным развитием: водил и в краеведческий, и в художественный музеи, и в музей-диорам у «Курская битва». Но больше всего мне нравилось бывать с родителями на спектаклях: в кукольном театре, драматическом театре имени Щепкина, в цирке. Артисты были чем-то похожи на гимнастов, в них чувствовалась красота, пластичность движений, изящность, грация. Они казались очень счастливыми, потому что на них приходят посмотреть много людей, их все любят, им аплодируют, дарят цветы, подарки. И даже не признаваясь себе, я мечтала о том, чтобы и мне когда-нибудь аплодировали так же.
Так уж повелось, что с малых лет я дружила в основном с мальчишками. Иногда сама была заводилой, иногда уступала лидерство кому-то более сильному из них. И наша ребячья «банда», с пластмассовыми ружьишками да палками, устраивала веселые войнушки с соседскими пацанами. Был у меня в этой «банде» и свой ухажер – мальчик, который считался самым главным. Он был примерно на год старше меня. Поначалу я противилась его ухаживаниям, мол, мы и сами с усами: я уже занималась гимнастикой и была вся из себя такая самостоятельная – чемпионка. Но потом мы с ним все же подружились. И было очень удобно, когда зимними сумерками, которые наступали довольно рано, он встречал меня на автобусной или троллейбусной остановке и провожал до общежития. От автобуса идти было совсем недалеко, буквально пять минут: спуститься с горки – и вот уже наш дом. Но когда я опаздывала на автобус и ехала на троллейбусе, то и ехать было дольше, и остановка находилась куда дальше от дома: нужно идти через темные гаражи минут десять, а то и пятнадцать, если дорожку заносило снегом. Потом мы разъехались из общежития, и своего первого поклонника я потеряла.
