– Мне трудно поверить в то, как ты со мной поступаешь, – ворчу я в сотый раз.

Надо отдать должное Дженнике, она ограничивается лишь несколькими словами:

– Дайра, как ты помнишь, мы все обсудили и пришли к выводу, что это – наилучшее решение.

– Но ты понимаешь, что это все равно что отказаться от меня? – сердито бросаю я и стискиваю зубы.

Она молчит.

– Дженника! – Я принимаюсь вертеться, но Дженника ровно держит руль и смотрит строго перед собой на убегающую под колесами дорогу. – Ты передашь меня с рук на руки чокнутому старику, чтобы тот отвез меня к чокнутой старухе, у которой я буду жить. Ты сама видела ее только лишь однажды! На кладбище! Кем вообще надо быть, чтобы слинять с похорон собственного сына? – Я даже не даю ей времени ответить, продолжая свой монолог: – А мы мчимся через полстраны, чтобы ты могла сбагрить меня и избавиться от проблемы! Отлично придумано, Дженника! Нет, правда, ты прямо пример для других родителей.

Я сжимаю кулаки, и ногти больно врезаются в ладони, оставляя синеватые следы. «Уймись, – говорю я себе, – не трать время зря. Но я основательно завелась, и дальше будет только хуже. Хотя я могу злиться, скандалить или вести себя вежливо – результат будет один и тот же». С тех пор как позвонила Палома, я перепробовала всевозможные варианты, но приговор остался в силе.

– У меня не было альтернативы, – произносит Дженника и прищуривается. – Я могу или отправить к бабушке, или позволить врачам упечь тебя в лечебницу. Там тебя будут пичкать лекарствами, пока не придумают что-нибудь новое. Ты права, мы с Паломой едва знакомы, но твой отец обожал ее и никогда не сказал о ней ничего дурного. В общем, если она тебе не поможет, тогда мы подумаем, что делать дальше. Но Палома сразу сообщит мне, помогает ее метод или нет.

Я презрительно кривлю губы.

– И ты ей поверила? Ты уверена, что она не даст мне наркотики, а то еще что похуже? А тот тип, который встретит меня? Ты же никогда не видела этого старика, вдруг он извращенец или серийный убийца? Или и то и другое вместе взятое?

Мои обвинения повисают между нами, как преграда, как непреодолимый барьер. Но Дженника внезапно выпаливает:

– Я верю тебе.

Я теряю дар речи.

– Допускаю, то, что ты испытываешь, – абсолютно реально для тебя, даже если я сама не способна это увидеть. Но у нас появился шанс, и мы должны его использовать. Меня убивает, что я вынуждена беспомощно наблюдать, как ты мучаешься, Дайра. Я – твоя мать, но у меня не получается облегчить твою боль… Любые мои решения, похоже, только заставляют тебя страдать еще сильнее. Поэтому я согласилась с Паломой. Ведь она – твоя бабушка. И, к твоему сведению, я не собираюсь отпустить тебя одну в компании убийцы и извращенца, как ты изволила его назвать. Он – весьма уважаемый ветеринар и старинный друг Паломы. Я специально погуглила его имя.

– Ах, ты погуглила? Замечательно! Раз ты провела серьезное расследование, мне беспокоиться незачем! – взрываюсь я. – А по поводу моего отца… Если она такая распрекрасная, то почему он сбежал из дома в шестнадцать лет?

Я засовываю палец под бинты и нащупываю заживающие царапины на руке. Мне интересно, что ответит Дженника.

– Джанго бежал вовсе не от нее, а от удушающей атмосферы маленького городка.

– Потрясающе! – мой голос сочится сарказмом.

Выразительно фыркаю и откидываю волосы с лица:

– Что ты несешь? Тебе пришлась по душе идея засунуть меня в затхлую дыру, из которой едва унес ноги мой отец.

– А ты предпочитаешь отправиться в лечебницу?

Взгляд ее зеленых глаз упирается прямо в меня. Она откидывает розовую прядь волос, убирает ее за ухо и продолжает:

– Ведь травы, которые посоветовала Палома, тебе пригодились. И тебе стало лучше, Дайра.

– Подумаешь, – бурчу я. – А ведь у нас есть еще одна возможность! Я могу продолжать принимать травы и поехать с тобой в Чили.

– Нет, – заявляет Дженника. – Исключено. Только Палома окончательно избавит тебя от… этой проблемы. Ну а мы с тобой постоянно будем на связи. Я буду звонить каждый день. И писать! Когда закончатся съемки, я прилечу первым самолетом.

Дженника шутливо протягивает мне мизинец, ожидая, что я сцеплю наши пальцы в привычном жесте. Серебряное кольцо сверкает на солнце. Но я киваю и неискренне улыбаюсь:

– Значит, спорить бессмысленно. Буду квартировать у помешанной знахарки, с кучей странных дружков, наверняка извращенцев и маньяков. Ладно, если выживу, то напишу мемуары. А если нет – упомянешь меня в своих.

Дженника только качает головой, и я понимаю, что довела ее до предела:

– Она не знахарка.

Ноздри у нее подрагивают, и крошечный бриллиант, продетый в левую ноздрю, поблескивает.

– Она – травница. Дайра, я все понимаю, ты не в настроении, считаешь, что тебя предали, и боишься. Мне ужасно не нравится ситуация, в которую мы угодили, и тебя жалко… но ты хоть один раз задумалась, а каково приходится мне?

Наступает пауза.

– Мне нелегко! – восклицает она. – Дайра, ты – единственный человек, которого я люблю. И если что-нибудь случится…

Голос Дженники прерывается, на глаза наворачиваются слезы.

– Если с тобой что-то случится, я никогда себе этого не прощу! Поэтому у нас остаются два варианта, ни один из которых мне особенно не нравится. Но ты согласишься, что пожить у бабушки – является меньшим из зол.

Демонстративно качаю головой, но желание спорить покинуло меня. Я молча таращусь в окно. Оглядываться на прошлое не хочется, а непонятное будущее страшновато. Крепко зажмуриваюсь, стараясь не паниковать. Увы, действия трав хватает ненадолго. Скоро мир замрет, и светящиеся люди вновь предстанут передо мной.

Меня не тянет к Паломе. Меня пугает мысль, что Дженника бросит меня, я застряну в Нью-Мексико, а она поедет в аэропорт Феникса и улетит в Чили. Но я не могу избавиться от крохотного лучика надежды. Что, если Палома меня спасет от равнодушных безликих людей в белых халатах с рецептами и острыми иглами наперевес. Пока, во всяком случае, она – единственная, кто не сказал мне, что я чокнулась.

– Ладно, разбуди меня, когда приедем, – бормочу я и поудобнее устраиваюсь на сиденье.

Не хочу видеть светящиеся силуэты, выстроившиеся вдоль шоссе. Я не сомневаюсь: они не оставят меня в покое, пока я не исполню то, о чем они просят.

Мы встречаемся на поляне. Почему-то это всегда происходит именно здесь. Понятия не имею, как я сюда попала. Деревья вздымаются ввысь, а листья подрагивают под слабым ветерком. Огромный ворон поглядывает на меня лиловыми глазками, и вдруг я замечаю, что позади меня кто-то стоит.

У меня перехватывает дыхание, жар заливает лицо. Оборачиваюсь и вижу ошеломляюще красивого смуглого парня. Колени у меня подгибаются, сердце начинает стучать с перебоями.

– Дайра.

Может, мне показалось, что он произнес мое имя? Просто подумал обо мне, а я услышала его мысли? Ведь я не заметила, как шевелились его губы. Но сказанное заставляет меня счастливо улыбаться. Его глаза – синие, как лед, зрачок окружен золотистым ободком. Я отражаюсь в них. Черные волосы юноши волной спадают на спину. У него гладкая шелковистая кожа. Он спокоен и расслаблен, руки опущены, но я знаю, какое наслаждение они способны подарить.

Он ведет к бурлящему горячему источнику и жестом показывает, что я должна войти в воду. Мое намокшее платье становится прозрачным и облепляет меня, как вторая кожа. Я оказываюсь на другой стороне и с нетерпением жду, когда он присоединится ко мне.

Я предвкушаю ощущение его губ и пальцев, исследующих мое тело. Он нежно покусывает мою шею, потом расстегивает мое платье, стягивает его с плеч и смотрит на меня в немом восхищении…

Рука Дженники с наманикюренными голубыми ногтями трясет меня, пока я не просыпаюсь:

– Эй, Дайра, очнись! Мы почти на месте.

Вытягиваю ноги и разгибаю затекшую спину. Мне требуется время, чтобы прийти в себя, моргнуть и осознать, где нахожусь.