Таким образом, упоминавшееся выше высказывание норвежского ученого об отсутствии в Новом Свете признаков эволюционного и постепенного развития местной культуры теряет теперь свою силу. В общих чертах древнейшая история Мексики уже написана археологами. Но если для некоторых ее областей имеется сейчас полная цепь непрерывного исторического развития, то для страны ольмеков она представлена лишь со средних звеньев, начинаясь сразу с середины раннеземледельческой эры, где-то в XIII–XII веках до н. э.

Возможно, что отсутствие более ранних находок в джунглях Веракруса и Табаско объясняется недостаточной археологической изученностью этой территории. Но еще более вероятно, на мой взгляд, другое предположение: ранних ольмекских памятников никогда и не было в этих равнинных и топких местах. Ольмеки пришли сюда из горных районов Мексики (см. точку зрения Майкла Ко о родине ольмеков в горном массиве Тустлы), уже обладая известным уровнем культуры, достаточным, чтобы противостоять натиску джунглей. Эта гипотеза хорошо согласуется и с учением академика Н. И. Вавилова о зарождении земледельческой культуры в горных районах тропиков и субтропиков и с последними археологическими открытиями в стране древних майя. Там, как установлено, выходцы из горных районов Чиапаса и Гватемалы тоже приступили в конце второго тысячелетия до н. э. к освоению обширных и почти безлюдных тропических лесов Петена, Усумасинты и полуострова Юкатан.

Страна ольмеков отличается значительным разнообразием природных условий. Зоны влажных тропических джунглей чередуются здесь с большими открытыми пространствами травянистых саванн или с холмистыми предгорьями и горными цепями района Тустлы. Но даже если, грубо говоря, представить себе всю территорию ольмеков в виде бесконечных и непроходимых тропических лесов, тезис о ее «неблагоприятности» для развития цивилизации повисает в воздухе. Древний человек прекрасно приспособился к местным условиям.

Против своего извечного врага — джунглей — он изобрел очень эффективное оружие: подсечно-огневое земледелие (система «мильпа»). Надо сказать, что по воле некоторых весьма авторитетных в прошлом ученых аналогичным образом «бедствовали» в своей лесной глуши и древние майя. Их блестящая цивилизация, тоже якобы таинственно привнесенная извне, «медленно угасала» во враждебной для жизни человека среде. Правда, это «угасание» длилось без малого полторы тысячи лет, а одно небольшое государство майя в районе озера Петен-Ица в Северной Гватемале ухитрилось просуществовать до 1696 года! И кто знает, сколько бы еще веков продолжалось это «угасание», если бы на земли Нового Света не обрушился вдруг опустошительный ураган испанской Конкисты. В качестве примера длительного развития цивилизации в области влажных тропических джунглей можно назвать кхмеров Камбоджи, йорубов Нигерии, многочисленные государственные образования на территории Индии и много других. «Я верю в способности древнего человека», — не раз повторял в своих выступлениях Тур Хейердал. По-видимому, именно незаурядные способности древних людей, их умение приспосабливаться к любым природным условиям, в том числе и к самым неблагоприятным, и помогли им как раз преодолеть все трудности и поставить в какой-то мере природные факторы на службу своим интересам. Так было в джунглях страны Тамоанчан; так было и на территории «Древнего царства» майя.

Но если для других цивилизаций Мексики мы уже имеем сейчас достаточно подробную родословную от их первых робких истоков до рокового финального заката, то в отношении ольмеков многое действительно остается еще неясным.

Торжество пан-ольмекской гипотезы

Открытия Майкла Ко в Сан-Лоренсо и выдвинутая им новая схема развития ольмекской культуры произвели на всех необычайно сильное впечатление. Его единодушно поддержали мексиканцы, в их числе такие признанные авторитеты в области мексиканской археологии, как Игнасио Берналь, Альфонсо Касо и Роман Пинья Чан. В свою очередь, археологи США — соотечественники молодого профессора из Йеля — разделились на две неравные части. Меньшая из них включала тех ученых, которые сами так или иначе были связаны с исследованием ольмекской проблемы. Они восторженно приняли «новое слово» в археологии Мексики. Но подавляющее большинство археологов хранило загадочное молчание, видимо не решаясь высказаться ни за, ни против взглядов Майкла Ко и предпочитая выжидать дальнейшего развития событий. Тем не менее, хотя бы и чисто внешне, в беспокойном «царстве ольмекской археологии» установились наконец всеобщее согласие и мир. Правда, теперь здесь безраздельно господствовал один человек и одна гипотеза. Все, что было сделано прежде, подвергалось самой строгой ревизии. Старые кумиры безжалостно сбрасывались со своих пьедесталов. Старые теории были окончательно развенчаны и сданы в архив истории. Суть нового учения об ольмеках состояла в следующем.

На общем фоне более или менее стройной картины событий древнемексиканской истории внезапно появляется блестящая культура ольмеков. Появляется сразу во вполне сложившемся, зрелом виде, словно Минерва из головы Юпитера. А затем, как по мановению волшебной палочки, этот первичный очаг высокой цивилизации рассылает во все стороны мощные и благотворные импульсы, превращая окружающие Тамоанчан примитивные племена в благопристойных и искусных во всех начинаниях горожан и просвещенных земледельцев, которые успешно овладевают секретами ирригации, селекции и севооборота. С помощью своей хитрой дипломатии, торговли и тяжелой военной десницы ольмеки быстро подчинили себе добрую половину Мексики и сопредельных с ней стран, создав первую могущественную империю на Американском континенте.

Гипотезу Майкла Ко дополнили и развили и некоторые другие ученые. «Центр происхождения ольмекского стиля искусства, — писал мексиканец А. Касо, — находился, бесспорно, в южной части Веракруса и на западе Табаско, то есть в той области, которую мы называем „Месопотамией Центральной Америки“. И поскольку отчетливые следы ольмекского влияния представлены в Чиапасе, Гватемале, Сальвадоре, Оахаке, Пуэбле, Морелосе, Герреро и долине Мехико, то остается лишь считать все названные области „колониями ольмеков“». Ядро империи находилось на южном побережье Мексиканского залива, а подчиненная ему обширная зона сопредельных земель протянулась еще на сотни миль вокруг.

Иными словами, следуя чеканным строфам одной ацтекской поэмы, мы могли бы с полным правом сказать:

«Есть все основания предполагать, — утверждает, в свою очередь, Майкл Ко, — что у древних ольмеков существовало прочное государство. В пределах их исконной зоны… скульптура и содержимое гробниц демонстрируют огромную степень социальных различий менаду правителями и управляемыми. Но еще важнее в этом смысле распространение власти ольмеков далеко за пределы их крошечной первоначальной территории. Мы встречаем сходные явления только у явных политических империй позднейших времен — тольтеков и ацтеков.