К середине 1950-х годов участие американцев в Каннском фестивале было более чем скромным. Во время фестиваля 1953 года папарацци подкараулили Роберта Митчема и убедили его попозировать с одной молодой восходящей кинозвездой. Ничего не подозревающий Митчем согласился. Он и его восходящая звезда гуляли по набережной в сопровождении толпы фотографов. Потом она встала напротив него и, обернувшись к фотографам, дабы убедиться, что те готовы, быстро сбросила с себя платье. Митчем машинально попытался прикрыть ей грудь. Это фото обошло весь мир.

Как потом выяснилось, мэром Канн в ту пору был член коммунистической партии Франции. А поскольку в Голливуде еще была свежа память о недавней охоте на ведьм, инициированной сенатором Маккарти, никто из деятелей американского кино не хотел быть замешанным ни в чем, что могло быть пусть отдаленно воспринято как антиамериканская деятельность.

Организаторы фестиваля, которым не хватало участия американских звезд, попросили Руперта Аллана раздобыть им хотя бы одну «звезду». Он сказал, что попытается. Тогда ему было сказано, что устроители фестиваля хотели бы видеть на фестивале 1955 года Грейс Келли. После конфликта с MGM она все еще находилась в «подвешенном состоянии», и Аллан позвонил ей в Нью-Йорк и спросил, не хочет ли она приехать в Канны.

Грейс ответила, что не хочет.

Она только что переехала в новую квартиру в доме номер 880 на Пятой авеню, рядом с Метрополитен-музеем, наняла новую секретаршу и хотела бы пожить какое-то время вдали от Голливуда и привести свою жизнь в порядок.

– Ты рассуждаешь, как старушка, – укоризненно заметил Аллан.

В конце концов Грейс призналась ему, что имелись и другие, личные причины.

Прошлым летом во время съемок фильма «Поймать вора» она влюбилась в модельера Олега Кассини. В какой-то момент они даже обручились. Но, увы, их роман быстро закончился. Кроме романа с Кассини у Грейс был еще один, во Франции, с актером Жаном Пьером Омоном.

По словам Грейс, возвращение во Францию разбередило бы старые раны, которые лучше не трогать, пока боль не пройдет сама собой.

– Лучше я пока посижу дома, – сказала она Аллану.

Но Аллан не собирался так просто сдаваться.

– Весна в Каннах пойдет тебе только на пользу. Кроме того, рядом с тобой буду я, так что тебе не придется ни о чем волноваться. Я там знаю всех. Я стану твоим личным переводчиком. Возьму на себя буквально все.

Грейс никак не соглашалась.

Тогда Аллан ей сказал следующее:

– Тебе оплатят билет в оба конца первым классом, причем дата возвращения будет открытой, и ты можешь оставаться в Европе, сколько тебе понравится.

Грейс продолжала упрямиться, но и Аллан тоже не собирался сдаваться и решил взять ее измором.

Наконец, главным образом из вежливости, она сказала:

– Хорошо, я подумаю.

Затем произошло следующее, хотя в тот момент Аллан этого не знал. Грейс позвонили со студии Paramount и сказали, что было бы неплохо, если бы она съездила на фестиваль в Канны: только что объявили, что там будет показана «Деревенская девушка».

Звонок с Paramount решил дело. Грейс позвонила Аллану и сказала, что согласна.

Она вылетела в Париж, где встретилась со своей старой знакомой Глэдис де Сегонзак, художницей по костюмам в фильме «Поймать вора». Проведя вместе несколько дней в Париже, 4 мая 1955 года они сели в шикарный ночной «Голубой экспресс», идущий в Канны.

Тем же поездом путешествовали Оливия де Хэвилленд и ее муж Пьер Галанте, редактор журнала Paris Match.

Следующим утром Аллан встретил Грейс и Глэдис на вокзале, а вечером за ужином Грейс рассказала ему, что встретила в поезде де Хэвилленд и Галанте. Раньше они никогда не пересекались, но поскольку путешествовали в соседних купе, то все четверо провели время за разговорами, особенно рано утром после завтрака, когда поезд свернул на восток и шел вдоль побережья Средиземного моря.

Все четверо вышли в узкий коридор, где стояли, глядя в окно на лазурное море. Галанте заметил, что журнал Paris Match мог бы сделать о Грейс материал, и даже предложил съездить в Монако, сфотографироваться с молодым холостяком князем Ренье.

Грейс тогда не знала, что идея устроить фотосессию с участием князя пришла в голову Галанте отнюдь не случайно и не рано утром в поезде. Узнав, что Грейс едет в Канны, он уже успел заранее обсудить свой план в Париже на заседании редколлегии журнала.

Кстати, что бы ни писали по этому поводу, Грейс так и не сказала Галанте «да».

На самом же деле к предложению сняться с монакским князем она отнеслась прохладно. Она о нем практически ничего не знала. И вообще, от Канн до Монако полтора часа езды.

Поэтому, когда Галанте спросил у нее, согласна она или нет, Грейс дала ему вежливый, уклончивый ответ, сказав, что да, было бы интересно, но сначала надо посмотреть, как эта фотосессия впишется в ее график.

Она тотчас выбросила это предложение из головы и вспомнила о нем лишь в Каннах, когда Галанте сказал ей, что князь дал согласие принять ее у себя во дворце завтра, в пятницу, 6 апреля, в 4 часа пополудни.

На что Грейс ответила, что никак не может: примерно на то же самое время назначен официальный прием американской делегации в Каннах. Прием должен начаться в половине шестого, поэтому встреча с князем, назначенная на 4 часа, полностью исключается. Грейс извинилась перед Галанте, добавив, что поездку в Монако придется отменить.

Через несколько часов Галанте сообщил ей, что князь согласился перенести встречу на 3 часа.

Галанте твердил, что фотосессия – редкая для них удача и из этих фотографий выйдет просто потрясающий материал для обложки.

Беда в том, что сама Грейс не разделяла его энтузиазма.

Когда она за ужином рассказала об этом Аллану, тот спросил:

– Тебе самой хочется?

На что Грейс честно ответила «нет», добавив, что фотосессия ей совершенно ни к чему, до Монако далеко, и вообще у нее полно дел в Каннах.

Аллан покачал головой, словно желая сказать, что она сама виновата. Ведь он обещал взять в Каннах все ее проблемы на себя, после чего слегка посыпал соли на рану, пояснив, что мог бы в два счета помочь ей отменить договоренность с Paris Match, скажи она ему об этом сразу по приезде, как только сошла с поезда.

Грейс кивнула в знак согласия.

– Ну ладно, попытаюсь отменить для тебя Монако, – ответил он.

На что Грейс возразила, что это будет некрасиво. Князь и так уже пошел ей навстречу и поменял ради нее свой рабочий график. Так что было бы невежливо в очередной раз ответить отказом.

– Ладно, что-нибудь придумаем, – пообещал ей Аллан.

– Не надо, – покачала головой Грейс. – Наверное, уже слишком поздно.

Следует подчеркнуть, что такое отношение всю жизнь было характерно для Грейс. Если ее просили где-то выступить или дать интервью, ей всегда было трудно ответить отказом.

Когда в тот вечер Грейс ложилась спать, она уже в душе примирилась с необходимостью поехать в Монако.

Но судьба распорядилась иначе. В полночь один из французских профсоюзов объявил забастовку, и бастующие отключили электричество в Каннах.

На следующее утро Грейс встала, вымыла волосы и включила в розетку фен. Тот молчал. Тогда она сунула вилку в другую розетку. История повторилась. Фен упорно продолжал хранить молчание. И не только фен. Когда же в ее номере не зажглась ни одна лампочка, Грейс позвонила дежурному портье.

Тот огорошил ее известием: электричество отключили. В панике Грейс позвонила Аллану:

– Ты заметил, что в гостинице нет света? Что, по-твоему, мне теперь делать?

К тому времени представители Paris Match уже ждали ее в машине у входа в отель.

Затем Грейс позвонил новый парижский представитель студии MGM и, негодуя, напомнил ей, что она не имеет права находиться в Каннах, поскольку действие ее контракта временно приостановлено, и если она все-таки появится на фестивале, то пусть пеняет на себя. Это будет стоить ей немалых денег.