На самом деле Деккер явно скромничал. Он не просто держался, а пахал едва ли не за обоих японцев сразу. Впрочем, у него были веские на это причины.
Ле Клер поднялся с лавки, на которой сидел.
– Старею, господин Манфред. Я определенно старею. Тем не менее, стоит мне сделать три удара, и вы выбываете из игры.
– По административной линии?
– По административной линии, вы правы. Но я этого делать не буду. И знаете, почему?
– Почему же?
– Потому, что хороший урок преподаст вам другой человек. Два удара от него вы уже получили. Получите и третий, который станет последним.
– А, вы о Робби... Полагаете, ему удастся свалить меня и в январе?
– Что-то подсказывает мне, что вы подозреваете его в организации того, что стряслось с вашей подругой в Париже несколько недель назад.
– Мы оба знаем, что это сделал он.
Ле Клер потер заднюю сторону шеи.
– Ага... Вот что я скажу вам, господин Манфред. Вам надо понять, как обстоит дело. Информаторы, уголовные дела и прочее. Вы же сами были со мной в одной упряжке. Должны понимать.
Деккер сказал:
– Если можете мне помешать – мешайте. А я посмеюсь. И еще. Передайте, пожалуйста, от меня Робби одно коротенькое послание. Скажите ему: сутеми. Всего лишь одно это слово. Сутеми.
– Сутеми? Что за тарабарщина?
Деккер потянулся.
– Не советую вам задерживаться в этом районе допоздна, господин прокурор. Неспокойные здесь места. Ваша машина может пострадать. Счастливого Рождества.
– Вы мне не объясните, что означает это слово?
– Нет. Передайте его Робби. Он и объяснит.
Ле Клер сказал:
– Я наблюдал за тренировками Робби, приятель. И знаете, я в него поверил. Вам лучше не выходить против него. Легче просунуть свой член в игольное ушко. Вы серьезно пострадаете. Знаете, кто его накачивает? Старина Сет Робинсон, который подготовил трех чемпионов мира по боксу. Я вам вот что скажу, господин Манфред: да поможет вам бог оступиться в отборочных матчах и не встретиться с Робби в финале. Да поможет вам бог!
– Значит, вам совсем не о чем беспокоиться. Ваше дело будет спасено. А ваш информатор благополучно возвратится из Парижа и сдаст вам «Менеджмент Системс» со всеми потрохами.
– Он мне нужен. Для дела.
– Для карьеры. Чуете разницу? Итак, сутеми. Передайте ему. Он поймет.
* * *
Спустившись вниз и сев в свою машину, Ле Клер первым делом взял радиотелефон и набрал номер Робби, который был поселен в безопасном Вилидже в отдельном доме.
Он поднял своим звонком Эмброуза с постели, и тот не сразу понял, в чем, собственно, дело. Однако услышав сообщение Ле Клера, повторенное три раза, он расхохотался прямо в трубку.
– Что, что он сказал?
– Сутеми.
– Ха-ха-ха! Дерьмо собачье! Передайте ему, что я все понял, и мне это дико нравится! Согласен, черт возьми! И передайте ему, что я с нетерпением жду нашей встречи, будь то в финале или в отборочных боях! Сутеми, говорите?
Робби снова расхохотался и положил трубку.
После Рождества Ле Клер приказал своему секретарю порыться в японских словарях и разыскать значение этого термина. На следующий день он уже знал, что сутеми значит – до смерти.
Париж.
Второе воскресенье января.
Сидя в отеле, который был построен между Собором Парижской Богоматери и усаженной деревьями набережной Сены, Деккер сосредоточил все свое внимание на том, чтобы вдеть крепкую нитку в тонкое игольное ушко. Он сидел на краешке своей кровати в номере, где остановился. Белая куртка его ги была разложена у него на коленях. Слева на столбик кровати была повешена запасная куртка. Продев наконец нитку и завязав на ее конце узелок, Деккер дотянулся до синего конверта, который лежал на кровати рядом с подушкой. Он достал из него несколько зернышек риса и лоскут серой ткани длиной и шириной в два дюйма. Насыпав рис на внутреннюю поверхность куртки ги около сердца, он накрыл его лоскутом серой ткани и стал пришивать ее к куртке.
Закончив шитье, он перевернул куртку. Отлично. Белые швы были совсем незаметны. Он снял со столбика кровати вторую куртку и проделал с ней то же самое.
Лоскуты ткани были срезаны с того кимоно, которое было на Мичи в день ее трагической гибели. Рис был особенным. Японцы называли его семмаи – то есть тщательно промытый рис, который предлагается богам на погребальной церемонии в синтоистском храме. Именно там, во время похорон своей любимой, Деккер и поклялся убить Робби Эмброуза чего бы это ему ни стоило. Пусть даже ценой собственной жизни.
«Я уже мертва», – сказала тогда Мичи.
После ее смерти эти слова стали истиной и откровением и для самого Деккера.
Он повесил приготовленные куртки ги в шкаф, который был почти пустой. В нем висел только один пиджак и на полке лежал один-единственный чемодан. Достав его, Деккер отнес чемодан к кровати и там открыл его. Внутри на самом верху лежал наколенник из кожи с нашитой на него металлической пластиной и два рулончика эластичных бинтов.
Деккер подумал о Робби Эмброузе. Всего час назад оба врага встретились лицом к лицу. Правда, только на мгновение.
Это была последняя пробежка Деккера перед началом турнира на приз суибин. Завтра должны были с самого утра закипеть первые бои. Он бежал в Тюильри. Утренний туман прятал в своей дымке фонтаны, пруды и красивые цветочные клумбы. Около Пляс дю Каррузель Деккер повернул чуть вправо, чтобы дать дорогу набегавшим на него впереди трем мужчинам. Один из трех вырвался вперед и стал стремительно приближаться к Деккеру.
Это был Робби Эмброуз.
Охранник приложил руки домиком ко рту.
– Получил твое послание! – весело крикнул он, усмехнулся и продолжал бег.
Деккер замедлил скорость, повернул голову вслед Робби. Мимо него пробежали двое агентов федеральной оперативной группы, которые сопровождали Эмброуза в его утренней пробежке. Они тоже сбросили скорость, чтобы рассмотреть Деккера.
Никто не произнес ни слова. А затем туман поглотил стройную фигуру Робби.
Агенты бросились догонять своего подопечного.
Деккер продолжал бег в более медленном темпе. Встреча с Робби заставила его вспомнить о похоронах Мичи в Токио. Ее тело лежало в синтоистском храме. Головой на север. Без подушки. Руки сложены вместе, лицо закрыто белой материей. В изголовье стоял столик с семмаи, вода и меч, чтобы отгонять злых духов. В воздухе стоял запах ароматических курений, палочек и пудры. Песнь священнослужителя. Скорбящие родственники и близкие один за другим поднимались со своих мест, чтобы подойти к священнику и получить ветвь тамагуши.
Пройдя к окну своего гостиничного номера, Деккер взглянул на свет на моментальную фотографию, сделанную «Поляроидом», на которой был изображен он сам с Мичи в бруклинском саду. Руки сплетены, веселые улыбки... На него навалилась страшная тяжесть, он отвел глаза от фотографии и перевел взгляд на маленькую куклу, стоявшую на углу туалетного столика. Кукла принадлежала Шигейзи Шине, который являлся заместителем шефа японской военной разведки. Для куклы был сшит похоронный черный плащ с капюшоном. Именно в таком одеянии отправлялись в свой последний полет пилоты камикадзе.
Просьба Деккера передать ему хачимаки Мичи убедила Шину в том, что детектив твердо вознамерился отомстить за смерть своей любимой. Прямо о том, что Деккер поедет убивать Робби Эмброуза, конечно, не говорилось. Все было ясно и без слов. Шина не только оплатил поездку Деккера в Японию и обратно, он еще придал ему в помощь двух своих лучших инструкторов по боевым искусствам. Они прилетели в Америку по дипломатическим паспортам специально для того, чтобы запереться с Деккером в его доджо в Нью-Йорке на три недели и подготовить его к турниру.
Инструктора отличались большой требовательностью и бескомпромиссностью. Каждый день они сгоняли с детектива по семь потов.
В конце концов техника Деккера стала настолько устойчивой и скоростной, что он по очереди послал на пол доджо обоих своих инструкторов.