– Вы француженка до мозга костей, – сказал герцог. – Если я не прав, булавка ваша.

– А если вы правы?

Ему пришлось соображать быстро.

– Если я прав, вы окажете мне честь и завтра отправитесь со мной на верховую прогулку в Булонском лесу.

– И это все? – улыбнулась Марселина.

– Для меня это очень много.

Женщина резко встала – послышалось шуршание шелка. Изумленный герцог тоже вскочил, правда, с некоторым опозданием.

– Мне нужен воздух, – проговорила она, – здесь становится душно.

Он открыл дверь ложи, и Марселина проскользнула мимо. С сильно бьющимся сердцем Кливдон последовал за ней.

Марселина видела его много раз – красивого, дорого и элегантно одетого английского аристократа.

Вблизи.

У нее кружилась голова.

Какое у него восхитительное тело! Она внимательно изучила его, пока герцог вежливо болтал с Сильвией. Причем великолепные физические данные не были созданы или даже подчеркнуты искусством портного, хотя костюм на нем сидел как влитой. Портному не пришлось прибегать к каким-либо ухищрениям, чтобы подчеркнуть широкие плечи, или, к примеру, спрятать живот. Тело герцога, казалось, состоит из одних только мышц.

Мышцы везде – руки, длинные ноги, великолепный торс. И ни один портной не смог бы создать ощущение силы, исходящее от его высокой стройной фигуры.

Герцог склонился к ее руке. Воздуха в ложе стало еще меньше.

Марселина видела его волосы – черные пряди, мерцающие, словно шелк, и искусно уложенные.

Мужчина поднял голову.

Она увидела рот, который должен бы принадлежать женщине, такой полный и чувственный. И все же это был мужской рот, только очень сексуальный.

Мгновением позже она заглянула в глаза мужчины – они были очень редкого цвета, зеленоватые, как нефрит, – а бархатный мужской голос ласкал ее уши и, казалось, заодно и тело, прикрытое одеждой.

Да что же это такое?

Покинув ложу, она быстро пошла по коридору в сторону фойе. Мысли лихорадочно метались. Герцог направился следом. Зрители, высыпавшие из зала, расступались перед ней. Это позабавило Марселину, обдумывающую сложившуюся ситуацию.

Она знала, что с герцогом Кливдоном будут проблемы.

Но явно недооценила их масштаб.

И все же она была Нуаро, а значит, риск возбуждал ее. Как только они заполучат герцогиню Кливдон, за ней определенно последует самая богатая и знатная клиентура. Иными словами, луна и звезды уже так близко, что их можно достать рукой.

– Надеюсь, вы здоровы, мадам? – спросил герцог на неплохом французском языке с сильным английским акцентом.

– Да, но мне лишь сейчас пришло в голову, что я веду себя нелепо, – сказала Марселина. – Что за глупое пари?

Кливдон улыбнулся.

– Надеюсь, вы не идете на попятную? Неужели верховая прогулка в моем обществе кажется вам ужасной перспективой?

Его мальчишеская улыбка и очаровательное самоуничижение, должно быть, уничтожили без следа моральные принципы не одной сотни женщин.

Марселина сказала:

– Насколько я понимаю, в любом случае я останусь в выигрыше. Но пари глупое. Подумайте сами: когда я скажу вам, правы вы или нет, как вы узнаете, что это правда?

– Вы считаете, я должен был потребовать ваш паспорт? – усмехнулся герцог.

– А вы готовы верить мне на слово?

– Конечно.

– Это может быть очень любезно с вашей стороны, – сказала она, – или в высшей степени наивно. Я пока не решила.

– Вы не станете мне лгать, – заявил герцог.

Если бы сестры Марселины были рядом, они бы хохотали до упаду.

– Это великолепный бриллиант, – улыбнулась она. – Если вы уверены, что женщина не солжет, чтобы его заполучить, вы очень наивны.

Потрясающие зеленые глаза чуть затуманились. Спустя мгновение герцог перешел на английский.

– Я был неправ, – сказал он, – совершенно неправ. Теперь я вижу: вы англичанка.

– Вы уверены?

Герцог кивнул.

– Вы заключили пари слишком поспешно. Вы всегда так торопитесь?

– Иногда, – не стал спорить герцог. – Но вы поставили меня в невыгодное положение. Вы ни на кого не похожи. Никогда в жизни не встречал подобных женщин.

– Что ж, я действительно англичанка, – призналась Марселина. – Мои родители были англичанами.

– Но все же вы немного француженка? – спросил герцог. Его зеленые глаза смеялись, и холодное расчетливое сердце Марселины забилось сильнее.

Все же он чертовски хорош.

– Совсем немного, – ответила она. – Имею в роду одного чисто французского прадедушку. Но и он, и его сыновья предпочитали очаровывать англичанок.

– Один прадедушка – это слишком мало, чтобы принимать в расчет, – сказал Кливдон. – Я весь увешан французскими именами, но тем не менее я безнадежно англичанин, а значит, тугодум – только к неправильным заключениям прихожу быстро. Ну, что ж, прощай, моя маленькая булавка. – И он поднял руки, чтобы снять ее.

На нем были перчатки, но Марселина не сомневалась: под ними нет ни мозолей, ни сломанных ногтей. Его руки, как и у всех представителей его класса, мягкие и ухоженные. Они были, пожалуй, немного больше, чем это было модным, но длинные изящные пальцы скрадывали недостаток.

Впрочем, в данный момент его пальцы казались на удивление неловкими. Лакей, помогавший хозяину одеваться, поместил булавку в складках шейного платка точно и твердо, и герцог никак не мог ее вытащить.

Или делал вид, что не может.

– Позвольте мне, – сказала Марселина. – Вы же не можете видеть, что делаете.

Она отвела его руки в сторону. Перчатки прикоснулись к перчаткам. И ничего более. И все же она ощутила потрясение от этого мимолетного контакта, словно дотронулась до его обнаженной кожи, и это ощущение волной прокатилось по ее телу.

Марселина остро чувствовала его тело под слоями дорогущей ткани – шейный платок, жилет, рубашка. Но ее руки не дрожали. Сказалась многолетняя практика. Она привыкла твердо держать карты, и не важно, что сердце при этом готовится вылететь из груди. Ей было не впервой блефовать, не выдавая себя ни блеском глаз, ни случайным движением мышц лица.

Наконец булавка оказалась у нее в руках. Крупный бриллиант таинственно мерцал на свету. Марселина подняла глаза на белоснежную ткань, которую чуть смяли ее ловкие пальчики.

– Ваш шейный платок теперь выглядит каким-то беззащитным…

– Что это? Раскаяние?

– Вовсе нет! – воскликнула Марселина, и это было чистейшей правдой. – Но пустое место оскорбляет мои эстетические чувства.

Она вытащила булавку из лифа своего платья и заменила ее драгоценностью герцога. А своей булавкой заколола его шейный платок. Ее вещь была совсем не такой роскошной – всего лишь маленькая жемчужинка. Но она была хорошего качества, смотрелась очень мило и в складках шейного платка казалась вполне уместной.

Марселина чувствовала горячий взгляд герцога и его напряженную неподвижность.

Она разгладила ткань и отступила на шаг, чтобы со стороны оценить свою работу.

– Вот так. Теперь все в порядке, – удовлетворенно сказала она.

– Все? – Герцог смотрел на женщину, а не на жемчужину.

– Взгляните сами. Оконное стекло вполне может заменить зеркало, – сказала она.

Он все еще не сводил взгляд со своей собеседницы.

– Стекло, ваша светлость! Вы могли бы оценить мою работу.

– Я уже оценил, – ответствовал герцог. – Она мне очень нравится.

Только после этого он наконец вышел из ступора, повернулся к окну и принялся рассматривать свое отражение.

– Я вижу, – после короткой паузы сказал он, – что у вас такой же точный глаз, как у моего лакея. А этот комплимент я делаю не часто.

– Мой глаз обязан быть точным, – сказала Марселина, – потому что я величайшая в мире портниха.

Его сердце билось часто и прерывисто.

От волнения, от чего же еще?

Она действительно не похожа ни на кого из его знакомых.

Париж далеко от Лондона. Это совершенно другой мир. И французские женщины не имеют ничего общего с англичанками. Это другой биологический вид женщин. Но даже с учетом этого Кливдон привык к искушенности парижанок, привык настолько, что мог предсказать поворот головы, движение руки, улыбку.